Макс Коллинз - Кровавый срок Страница 3

Он побледнел.

Тут я усмехнулся и похлопал его по загорелой щеке.

— Но, Уолт, этим «кем-то» буду не я. Мне пригодится тысяча долларов.

Глава 2

Я сделал только шаг по деревянному причалу и сразу же выскользнул из пиджака. Хотя я был одет в легкий пиджак и рубашку с короткими рукавами, они не могли выдержать и минуты во влажном воздухе Нассау.

Наверное, было около 80 градусов (по Фаренгейту) — пустяки для чикагца, не боящегося ни холода, ни жары. Но рубашка все равно стала мокрой.

Мы ждали свой багаж в небольшом, похожем на лодочную станцию строении на конце причала, рядом с качающимся на волнах гидропланом.

Получив свою дорожную сумку и пройдя немного по короткому пирсу, я очутился в одноэтажном современном ангаре, где была пропускная станция для пассажиров рейса Пан-Америкэн. Вежливый негр в белой рубашке, такой же мокрой, как моя, молчал, а белый офицер королевской иммиграционной службы в синей форменной кепке задал мне пару формальных вопросов и разрешил проходить.

Оказалось, в Нассау даже не нужно было предъявлять паспорт. Не надо было и обменивать валюту: хотя Нью-Провиденс и был британской колонией, власти острова не возражали против того, чтобы я тратил здесь свои доллары.

Снова очутившись на душном воздухе, я стал созерцать неторопливое движение приезжих на пирсе, где обычно наверняка было более людно. Но не теперь, во время войны. Внимание кучки американских туристов, которые летели вместе со мной из Майами — этих богатеев, привыкших к путешествиям в Европу, которым просто необходимо было куда-нибудь отправиться летом, все равно куда, пусть даже в тропики, — было привлечено босоногим темнокожим музыкантом с потрескавшимся банджо в руках. Одетый в рваную рубашку, соломенную шляпу, такую же широкую, как и его улыбка, он аккомпанировал себе, перебирая струны и отбивая пальцами ритм по деке, и пел веселым баритоном:

Была б у меня иголка,

Я б враз научился шить,

Пришил бы с боку свою девчонку

И вдаль по дороге бы мы пошли...

Туристы слушали с сумками в руках и выражениями от восторга до раздражения на лицах. Когда певец снял шляпу и бросил ее под ноги, они швырнули ему несколько монет. Я не был частью его аудитории, но тоже подошел и положил в шляпу десятицентовик.

— Всегда здесь так паршиво в июле?

— Всегда, сэр. Даже деревья потеют.

И он отправился прочь искать новых простаков.

Большие магазины и другие каменные здания с непонятными вывесками, типа «Говернмент Айс Хаус» (что бы это значило?), тянулись вдоль набережной. Люди по улице двигались не очень быстро. Большинство лиц — темные. Женщины были одеты в легкие одеяния, похожие на индонезийские саронги, только длиннее, чем у Дороти Лаймор. Почти у всех мужчин рубашки были распахнуты на груди, демонстрируя внушительные потные мускулы. Мужчины и женщины несли разнообразные корзины и прочие предметы на головах (несмотря на то, что там же у некоторых находились изысканные соломенные шляпки). Прекрасно балансируя, они как будто задались целью на практике раскрыть смысл детского выражения: «Посмотри, мама, как я могу без рук!» Шагая прочь от причала с дорожной сумкой в руке (а не на голове), я оглянулся назад, на залив. Его режущая синева была невыносима для глаз. Полоса земли на горизонте (неэлегантно названная «Свиной остров», как я узнал позже) огибала гавань. Небольшой домик на скале казался белым силуэтом на фоне неба.

Несколько небольших роскошных белых яхт галсировали, дожидаясь знаменитого багамского бриза, а рядом с ними медленно, как аутсайдеры на регате, скользили по воде две шхуны, принадлежащие, очевидно, местным морякам. В отличие от сверкающих яхт богачей, этим утлым, неуклюжим посудинам с оборванными парусами и облезшей краской срочно требовался ремонт. Сначала я подумал, что это рыбацкие корабли. Но, приглядевшись, я заметил на них какие-то мешки с предметами, похожими на человеческий мозг, которые со временем классифицировал как губки. Значит, шхуны занимались все-таки промыслом, хотя я бы не хотел когда-нибудь попробовать филе из их улова.

Еще одно судно, нагруженное корзинами со свежими овощами и фруктами, медленно проплывало мимо. На нем было полно негров и мулатов, молодых и старых — от старушки, сидящей в кресле-качалке, до хихикающей девушки, которой ее темнокожий кавалер в распахнутой рубахе пел матросскую песню в стиле калипсо, стоя в окружении овец, козлов, цыплят и коровы, путешествовавшей вместе с людьми на этом Шлюпе длиной добрых 80 метров.

У пристани на якоре стоял одинокий корабль с надписью «Паром с прозрачным дном — Морские Сады — Райский Пляж». Около пятнадцати пассажиров — среди них было и несколько привлекательных девушек, американок или англичанок, с похожими на отпускников офицерами Военно-воздушных сил и Армии Великобритании — в нетерпении сидели вокруг большого иллюминатора, а белый, солидный, седовласый капитан, одетый в яркую куртку и кепи, как Капитан Энди из мюзикла «Шоу Боут», мерил шагами палубу, зазывая новых клиентов.

— Эй, парень! — заорал он мне.

Я отрицательно покачал головой и почти уже отвернулся от него, когда услышал голос — чудесный музыкальный женский голос.

— Бедняга... такие маленькие сборы сегодня.

Я быстро повернулся туда, откуда звучал этот голос, с надеждой найти леди, которой он принадлежал. И не был разочарован.

— Вы знаете, — продолжала она весело, произнося твердое "т" как мягкое "д". — Здесь всегда целая флотилия таких паромов, даже в это время года. И эти шхуны, они тоже всегда тут.

Это была красивая девушка с кожей цвета молочного шоколада в широкополой шляпе с красными, голубыми и желтыми лентами. Ее небесно-голубое платье не могло скрыть прекрасную фигуру и высокую грудь. У нее были полные чувственные губы, унаследованные от какого-то темного предка, и маленький прямой нос, говоривший о белых родственниках. Таких живых, больших ореховых глаз с длинными ресницами я не видел еще ни у кого. Ей было не более 25 лет.

Такая красивая девушка может свести с ума одним взглядом. Меня, по крайней мере. Я открыл рот, но слова застряли где-то в желудке.

— Но вам обязательно надо посмотреть морские сады, пока вы здесь, в Нассау, — продолжала она таким тоном, будто мы старые знакомые. — Ведь такое прозрачное дно, мистер Геллер, как раз для...

— Простите, — произнес я, глотая. — Вы что, знаете меня?

Она засмеялась. Ее смех был еще музыкальнее, чем ее речь и манера делать ударение в словах наобум, по карибской моде.

— О, простите, мистер Геллер. Ваше фото нам прислали заранее.

Она протянула мне тонкую руку. Красные, белые и розовые деревянные украшения покачивались у нее на запястье, чуть звеня.

— Меня зовут Марджори Бристол.

Я взял ее руку. Ее пожатие было крепким, но кожа ладони — гладкая и мягкая.

Мой язык во рту напоминал одну из губок, собранных теми убогими шхунами.

— А, я так понимаю, что вы представляете мистера Оукса, мисс Бристол?

— Да, — ответила она и опять ослепительно улыбнулась. — Но он любит, чтобы его называли сэр Гарри. Интересная смесь достоинства и простоты, не правда ли?

— Как раз об этом подумал, — ответил я.

— Позвольте, я понесу вашу сумку, — предложила она.

— Ни в коем случае, леди!

Она вздрогнула и взглянула на меня.

— О, извините, — я улыбнулся своей самой обаятельной улыбкой. — Грубо получилось. Но здесь так жарко и душно, и я здесь впервые... Пожалуйста, показывайте дорогу, а свою сумку я понесу сам.

Она опять улыбнулась, но уже не так весело.

— Да, конечно.

Девушка шла впереди меня, и ее круглая попка дерзко покачивалась под голубым платьем, как будто ягодицы отчаянно пытались сохранить баланс, и все же, к их чести, постоянно нарушали его.

— Я управляю поместьем сэра Гарри, — произнесла она. — Надеюсь, вас не очень задело, что вас встречает женщина?

— Вовсе нет. — Я семенил сзади, таща свою сумку и держа пиджак на руке. Может, ее зад и был вызывающим, отметил я про себя, но сама Марджори Бристол показалась мне настолько же вежливой и деловой, насколько она была очаровательной.

— Двухместный экипаж ждет нас на Роусон-сквер, — сказала она, бросив на меня дружеский взгляд.

Пройдя причал, мы увидели темнокожих женщин, продававших соломенные головные уборы и корзины, ракушки, цукаты и прочую мелочь. Яркие шляпки на головах служили им лучшей рекламой. Мисс Бристол вела меня через тихий, словно сошедший с почтовой марки, парк, распространяющий запах пальм и гибискусов.

В парке негритята оседлали старинные пушки, а маленькие девочки-негритянки сидели на зеленых скамейках перед клумбой. Наверное, они ждали своих матерей, которые в это время торговали соломенными товарами неподалеку. Негр-полицейский с высоким подбородком и скрещенными перед собой руками стоял неподвижно на углу Бэй-стрит. В своем белом, играющем на солнце шлеме, свежевыглаженной белой куртке, темно-синих брюках с красными лампасами и черных блестящих ботинках он напоминал статую.