Маргарет Дуди - Афинский яд Страница 32

— Насколько я понимаю, — продолжал привратник, — старый хозяин, Ортобул, любил прилечь вечерком, прежде чем уйти.

Кушетка, на которой он обычно лежал, всегда стояла там, где вы ее сейчас видите.

— Ясно, — сказал Аристотель. — Не возле окна, а с другой стороны. Но ее видно из коридора.

Мы подошли к вышеупомянутому предмету мебели, выглядевшему довольно скромно, хоть и сделанному из первосортного дерева; на такой кушетке можно лежать во время пира или отдыхать днем.

— На ней всегда была подушка… тюфяк… как на кровати, — добавил слуга. — Вот, это он и есть.

Это был добротный тюфяк, обтянутый тканью с черным рисунком. Мы тщательно его осмотрели, а Аристотель даже понюхал. Я последовал его примеру, но не почувствовал ничего особенного, лишь запах соломенной набивки. Тогда я осторожно вдохнул поглубже, пытаясь понять, чем пахнет в андроне. Мало где пахло так хорошо, как здесь. Я внимательно посмотрел по сторонам, стремясь хоть что-нибудь разглядеть в сгущающемся полумраке, но здесь тщательно убрались прекрасно вышколенные слуги: вокруг не было ни пылинки, на стенах — ни пятнышка. Повинуясь внезапному порыву, я опустился на четвереньки, осмотрел пол под кроватью и обнюхал угол комнаты. В нос попала случайная пылинка, и я чихнул. Потом еще раз глубоко вдохнул. Отлично помня запах цикуты, я, конечно, уловил бы его, останься в воздухе хоть намек на яд.

Девочка рассмеялась.

— Ты как собачка! — воскликнула она. — Наша старая собачка тоже так нюхала.

Я решил, что разумнее промолчать.

— Осторожно с этой статуей, — предупредил Аристотель, когда я чуть не влетел в нишу, где стояла большая мраморная статуя женщины. Нет, двух женщин. Похоже, это были нимфы. Краски постамента были словно изъедены землей или смыты водой — наверное, раньше скульптура стояла на улице. Она гораздо лучше смотрелась бы на алтаре Пану и нимфам возле дома Смиркена, но в интерьер этой комнаты явно не вписывалась. Ниша была слишком мала для массивных, хоть и полных жизни фигур юных дев в пышных одеяниях. Одна из нимф почти задевала головой потолок и, казалось, хотела наклониться.

— Здесь была еще одна скульптура, — послышался тоненький голосок Хариты. — В другом месте. А эта папочкина.

Если я правильно понял, мраморные нимфы принадлежали Эпихару и лишь недавно появились в этой комнате, которую первоначально обставлял Ортобул.

Феофраст неодобрительно оглядел статую, но потом обнаружил возле нее полку со свитками. Довольно крякнув, он взял их и стал изучать, поднося к самому лицу. Потом уселся в кресло, присвоил одну из ламп, внесенных слугой, и погрузился в чтение.

— Так, Стефан, ты ложись на кушетку, — скомандовал Аристотель, — а я выйду в коридор и буду Клеофоном.

Он скрылся во мраке коридора, затем неуверенно заглянул в комнату и прошептал:

— Отец?

— Я отлично тебя слышу, — смеясь, ответил я.

— А я отлично слышу тебя, — сказал он, — хотя не вижу. Нет, все неправильно. О чем я только думаю? Конечно, ты со своими молодыми зоркими глазами должен быть Клеофоном, а я — беднягой Ортобулом.

С этими словами Аристотель улегся на кушетку, а Феофраст время от времени поднимал взгляд от свитков и с любопытством на нас посматривал. Я тоже взял лампу и вышел с ней в коридор. За мной увязалась маленькая Харита. Даже в этом темном проходе были видны ее огромные глаза, явно не упускавшие ни одной детали.

— Вам нужна папина дочь, — с надеждой сказала она. — Дочка. Любимая.

— Иди, маленькая, и не мешай нам, — сказал я настолько строго, насколько позволяло мое странное положение.

— Пусть все будет достоверно, — сказал Аристотель, — задуй лампу, и ты тоже, Феофраст, нам не нужен лишний свет.

Я повиновался. Комната погрузилась во мрак.

— Отец? — прошептал я.

— Иди, мальчик, дай мне подремать, — невнятно проговорил Аристотель. Именно так, если верить Клеофону, поступил Ортобул.

— Я слышу тебя, — сказал я, — но, честно говоря, почти не вижу. Только темный силуэт и белое пятно вместо лица.

Аристотель сел.

— Ну, это уже что-то, — произнес он, потирая ногу. — Не самая удобная кушетка, но с другой стороны, кости Ортобула были помоложе моих.

Слова Аристотеля повисли в тишине, напомнив нам, что костям Ортобула уже не суждено состариться.

— Тюфяк другой, — сказала девочка.

— Другой? — переспросил я.

— Не такой, как раньше, — объяснила Харита. — У него другая ткань и новая солома.

Привратник отличался острым слухом.

— Что ты там болтаешь, детка? — Он бросился к нам. — Малышка ничего об этом не знает, господа. Она ничего не смыслит в хозяйственных делах. Ортобул лежал на этом тюфяке. Его-то вы и желали видеть, да? Куда ж запропастилась эта кормилица?

В коридоре послышались проворные шаги кормилицы, которая по дороге в комнату отчитывала кого-то из слуг.

— Чем ты только думал, когда выпускал этого драгоценного ягненка во двор? Шерсть у тебя в голове, что ли?

Очевидно, тирада предназначалась для ушей старшего слуги. Все еще продолжая ворчать, в комнату вошла низенькая женщина с морщинистым лицом старухи и проворная, как юная девушка.

— Вот ты где, Харита, сокровище мое! Как это тебе позволили говорить с чужаками, словно мы какие-то нищие! — Кормилица окинула нас враждебным взглядом.

— С девочкой все хорошо, Кирена, — виновато проговорил привратник. — Я глаз с нее не спускал.

— Да, это, конечно, большое утешение. — В голосе Кирены послышалась утонченно-ядовитая насмешка.

— Со мной ничего не случилось, — заявила малышка Харита. — Все хорошо, няня. Но я не могу найти Артимма. Я хотела, чтобы он кое-что для меня смастерил. Я ждала мамочку, а потом пришли эти люди. Они хотят посмотреть, где лежал папа. В ту ночь, когда умер.

— Забивать голову ребенка таким вздором! — негодующе вскричала кормилица. — Кто вы? Чьи наемники? Зачем явились? Ходят тут всякие, мучают госпожу, мучают, — почти простонала она. Харита, казалось, готова была расплакаться.

— Уверяю вас, — сказал Аристотель, — нас не нанимал Критон, и вдове Ортобула мы не враги.

— Тем лучше, — фыркнула женщина, — а то боги поразят вас молнией. Маленькая, — повернулась она к своей подопечной, — пойдем на женскую половину, попьем молока с водичкой и приляжем, да?

Харита опустила глаза — очевидно, ее это предложение не прельщало — и задвигала ручкой куклы.

— Харита не хочет идти, — запищала игрушка, а ее ручка яростно вращалась, словно отмахиваясь от кормилицы.

— Здесь оставаться нельзя. А то какой-нибудь непрошеный гость тебя сцапает. Вон опять кого-то принесло, — зло сказала кормилица. И точно, раздался громкий стук. — Маленькая госпожа и ее кукла отправляются наверх, нравится им это или нет.

Кирена направилась к двери, потянув за собой ребенка. Харита пошла следом, зажав под мышкой куклу, ноги которой стучали по полу. Вскоре все трое скрылись из виду.

XI

Поиск свидетелей

Стук не прекратился, хотя привратник, страшась получить очередной нагоняй от Кирены, выждал, пока кормилица со своей подопечной не поднимутся наверх, и лишь затем пошел открывать дверь. С многозначительным кивком, показывающим, что наше время в доме Ортобула истекло, он взял лампы и скрылся в коридоре, а мы смиренно последовали за ним.

— Я с удовольствием ухожу, — твердо заявил Феофраст. — По-моему, мы просто потеряли время. Хотя у Ортобула прекрасная коллекция сатировских драм.

Выйдя в прихожую, мы увидели, что новый гость тоже вошел через незапертую калитку. Осознавая важность своего поручения, он без зазрения совести барабанил в дверь, сопровождая это громкими криками:

— Критон! Критон! Ты слышишь? У тебя что, слуг нет? Откроет кто-нибудь эту проклятую дверь?

— Прошу прощения, господин, — почтительно ответил привратник. Несмотря на грубость и довольно скромный наряд пришедшего, мы сразу поняли, что это высокопоставленный афинянин. У него была остроконечная каштановая бородка, а правую щеку украшал большой шишкообразный нарост.

— Это кто еще такие? — спросил он, пристально глядя на нас. — А ты кто? — Он смерил слугу недоверчивым взглядом. — Если мне не изменяет память, здешний привратник был потолще, кажется, фригиец, абсолютно лысый.

— Ты прав, господин. Я служил Эпихару, прежде чем приехать сюда со своей хозяйкой. Эти господа нас покидают. — Мягкий намек человеку с наростом, который все еще стоял в дверях, загораживая проход.

— Возможно, — резко ответил тот. — Хотя, раз уж они все равно здесь, пусть остаются и ответят на мои вопросы вместе с Критоном.

Аристотель, Феофраст и я почли за лучшее промолчать.

— К сожалению, моего хозяина Критона, сына Ортобула, сейчас нет дома, — учтиво сообщил привратник.