Мастер Чэнь - Амалия и Белое видение Страница 33

– А если это так, то у нас с вами все отлично получится, – заключил он. – Еще раз прошу извинить… меня, да, меня, за все, что с вами произошло.

Повисла пауза. Я покончила с печеньем и вдруг увидела, что он снова смотрит мне в глаза тем самым взглядом, что пригвоздил меня к паркету на пороге час назад.

Я поняла, что теперь говорить придется мне.

Глубоко вздохнула.

– В этом городе у всего, что происходит, есть национальность, – неуверенно начала я. – Здесь все отчетливо говорит о китайцах. Моя… версия (уверенно выговорила я это слово) состоит в том, что кто-то из китайцев узнал о том, что предстоит, узнал, что эту историю хотят приписать китайцам – а рядом с синема был именно китайский склад, – и ужаснулся. Потому что нет ничего страшнее, чем когда индийцы – да еще и сикхи-полицейские – начнут молча и беспощадно мстить китайцам за это убийство. Ну, и вытащили откуда-то из подполья никому не известную доселе банду, наняли ее. Бесполезно ловить пуллеров-убийц, господин Эшенден. Они, скорее всего, не знают ничего. Надо искать кого-то очень большого из Кху, Сунов или Леонгов. Говорить с ним. Доказывать, что опасности больше нет. Что можно молча разойтись и все забыть. И что последний свидетель – совсем не свидетель, он никому не опасен.

Эшенден одобрительно кивнул и все-таки начал водить пламенем спички перед кончиком уснувшей сигары.

– Вы понимаете, что вам придется работать в одиночку? – как бы между прочим спросил он, поглощенный сигарой.

– Потому что информация китайцам уходила от кого-то в здешней полиции – конечно, понимаю, – подтвердила я. – С самого начала понимала, поэтому и сделала все, что сделала. И этот человек сейчас сидит и боится. Но пока он знает, что есть угроза в моем лице – что в случае моей смерти никто не будет знать, где искать Элистера, и что ситуация вообще станет неконтролируемой…

– То есть ваш молодой человек защищает вас самим фактом своего сидения там, куда вы его засадили, – сказал он одобрительно. – Это так же разумно, как и ваша версия насчет поиска виновного китайца. То есть получается, что нам не надо с вами ни о чем договариваться. Вы и сами хотите сделать то, что мне надо.

– Нет, мы будем договариваться, – быстро отозвалась я. – Вы забываете, что Элистер Макларен, если все будет хорошо, должен выйти на свободу и начать жить той жизнью, которую он для себя выберет. Продолжать работать в секретной службе, если это ему не будет противно. И об этом мы с вами будем говорить. Потом, когда я узнаю, что все-таки здесь произошло.

– А если не узнаете? – спросил он, глядя на меня сквозь дым сигары.

Тут сзади и справа раздался шорох.

– Вилли, ты просил меня напомнить кое о чем, – сказал голос секретаря.

Господин Эшенден какое-то время в изумлении смотрел на него, а потом усмехнулся впадиной рта.

– Да, действительно… Как бы ни был серьезен наш разговор, но… Тем более что разговор этот как раз пришел к естественной паузе… Вот что, госпожа де Соза. Послезавтра мне надо отправиться в Сингапур, где передовые местной газеты до сих пор напоминают, что мне там не рады. Им не нравятся мои малайские рассказы, по ряду причин. Зато мне нравится тамошний «Раффлз», хотя здешний «Истерн энд Ориентл» уютнее. Все вместе это означает, что я вернусь дней через десять и дам о себе знать. Тогда и посмотрим, что у кого получилось. Какое счастье, что мы говорили с вами не о литературе. Кошмарная тема…

У выхода из отеля я жадно вдохнула душный воздух, пахнувший магнолиями. Здесь все было как всегда хорошо – колеса авто шуршали о гравий у подъезда, а служащий в белом мундире щипчиками выбирал окурки из крупнозернистого песка большой чугунной пепельницы у резных дверей.

Из обеденной залы послышался звук рояля: кто-то неуверенно пробовал клавиши.

12. И оба потянулись к пистолетам

– А вы делаете бу-бу-бу-бу! – угрожающе выставила свой длинный палец Магда в сторону двух филиппинцев, у губ которых сияли раструбы меди. – Учтите, вас пока только двое, моего саксофона не будет, потому что я в ответ на ваше бу-бу-бу-бу буду отвечать противным детским голоском: «очень страшно». Так что попрошу четко, чтобы звенела люстра. А потом то же самое: вы – «бу-бу-бу-бу», я – «ты что, шутишь?». Так, остальные – у кого из вас хороший глухой бас? Этот человек должен петь за судью: «понятно, понятно, абсолютно понятно». Когда пойдет шоу, я могу при переходах забыть щелкать пальцами, так что ритм будете держать сами. Такой ритм, чтобы получилась настоящая Америка! Так, еще раз – раз, два!

Понеслись не очень пока стройные, но бодрые звуки. Еще вчера это была полная какофония, но сегодня Магда уже что-то в ней видела.

Магда бесновалась на сцене. Извивалась, приседала, тыкала пальцем в клавиши. Филиппинцы, числом уже семеро, глядя на нее, также постепенно разогревались. Было ощущение, что целая стая музыкальных хулиганов оккупировала «Элизе».

Зал наш, даже несмотря на старавшегося изо всех сил Лима, по вечерам все еще оставался полупустым, танцы – вялыми, и рассчитывать можно было только на туристов: я, по инерции, все еще оставалась местной прокаженной. Но вообще-то притих весь город, обсуждавший в клубах «местных Джеков-потрошителей» с палочками, все танцы были какими-то неуверенными. Главное – мое кабаре все-таки не закрылось, и теперь нужно какое-то мощное событие, которое поставило бы предприятие обратно на ноги. Например, появление нового и интересного бэнда.

Этим занималась Магда, уводя людей из «Манила-бэнд»: не Аршака же Саркиса, владельца «Истерн энд Ориентл», ей было грабить. Аршака боялись.

А я сидела наверху, под все эти удивительно раздражающие звуки улыбалась загадочно, чувствовала же себя ужасно. Хотелось быть опасной и умной, но не получалось, потому что мой план принес совсем не тот результат, что требовалось. И сейчас я понимала, что мой главный враг – страх – отступил, но не ушел. Мелкая дрожь иногда возникала где-то в середине живота: во что же я загнала сама себя?

Я начинала подозревать, что не создана для опасной жизни.

И зря я так спешила избавиться от Элистера, признала я с некоторым запозданием. А сейчас некому пожаловаться: мой мальчик, что с нами происходит? За что нам такой ужас? Этого – немножко поныть – я с ним не успела, как не успела и многое другое – не сказала, не спросила, к некоторым восхитительным частям тела не успела прикоснуться. Польза от Элистера, оказывается, есть – с ним было не так страшно. А когда страх приходил, то доставлял острое удовольствие: и что это я такое делаю, странное и опасное, куда лечу, зажмурившись?

Что такое настоящая истерика, известно. Это когда женщина (и не только женщина), в ужасе от того, что заигралась, создает себе и окружающим еще одну, новую и совсем уже невыносимую проблему по принципу «вы, кто-нибудь, посмотрите, что тут творится, и сделайте хоть что-нибудь».

Я этого хотела – и я это получила, сказала я себе, вспомнив пригвоздивший меня к полу взгляд знаменитого писателя. Но вот разговор с ним закончен, и лучше не стало. Потому что «кто-нибудь» – это снова я, Элистер остается пока там, куда я его поместила, а если выйдет – нас убьют обоих. И вот я сижу в своем маленьком замке с колоннами, с колышущимися веерами пальм у входа – счастливая женщина, достаточно молодая, чтобы быть красивой, и не настолько молодая, чтобы быть полной идиоткой. Я богата, напомнила я себе. Я богаче любого англичанина в городе и не беднее многих очень серьезных китайцев. Я понятия не имею, что мне с этим богатством делать, но стоит только захотеть – что, дворец на Нортхэм-роуд? Построю за полгода, рядом с резиденцией сиамского короля. Билет обратно в Америку? Хоть завтра… хотя нет, еще долго я буду содрогаться после того, что произошло в Лос-Анжелесе. Но если захочу…

То вернусь в Америку, снова – как тогда – сниму половину этажа в отличнейшем отеле, а потом пойду по лучшим клубам города, где на мою легкую, чуть кружащуюся голову должны – обязаны – падать звезды с неба.

И снова появится юноша с детской улыбкой и легким испанским акцентом, который в какой-то момент – вот удивительно – вдруг окажется рядом со мной у алтаря. Неужели я не только богата, но еще и вышла каким-то мистическим образом замуж за самого красивого парня на всем побережье? А с другой стороны, что может быть естественнее, чем влюбиться – и выйти замуж?

«Жизнь – это лишь миска черешни, – пропел в моей голове голос Руди Вэлли и добавил со смехом: – Не принимайте ее всерьез – она для этого слишком загадочна».

Все, хватит о Лос-Анжелесе. Я теперь хорошо знаю, что деньги иногда лишь создают проблемы.

И не всегда решают те проблемы, что надо. Например, как использовать свои богатства в этой динамитной истории, я пока не имела понятия.

Тот самый лист с именами подозреваемых, взятыми в кружочки и соединенными загадочными линиями, я все-таки начала составлять, бумагу затем отправила в корзину и начала размышлять: может, ее лучше сжечь? Постеснялась устраивать костры в пепельнице, хватит ей моих окурков.