Дело глазника - Георгий Персиков Страница 33

Звонарь водил головой из стороны в сторону и мучительно вздыхал, прижимая к груди мокрый малахай. Симон Петрович перед допросом сговорился с Муромцевым применить излюбленный у следователей прием – сыграть в злого и доброго полицейского. Злым выпало быть Роману Мирославовичу, и со своей ролью он справлялся отменно – вид у него был такой грозный, словно он людей каждый день, как спички, ломал. Тогда как полковник был сама любезность. Он то предлагал звонарю чаю, то подносил папироску. Однако время шло, а результата все не было.

– Ну что, братец! Расскажи, как все было, сними с души грех! – Бубуш встал позади Рябова и приобнял его за плечи. – Ведь третий час с тобой бьемся!

– Вот те крест, барин, все как есть рассказал! – страдальческим голосом забубнил Агафон. – Знать не знаю про глаз этот! Сам я грамоте не учен, Писание не читал. Кормчий наш тоже про такое не рассказывал, мы больше псалмы да радения!

Муромцев, встав у окна, спросил:

– А третьего дня где ты был?

– Я ж вам тыщу раз сказывал! – сорвался на крик Рябов. – В городе, амбар мы ставили купцу Спиридонову!

– А вечером ты куда отлучался?

– Так ведь в трактир я ходил, выпить, поесть. Меня там видали люди.

– А как шел туда? Мимо моста проходил? Проходил или нет?

– Никак нет. – Агафон закрыл лицо малахаем и был готов уже расплакаться. – Шел я по Введенской улице, ваше благородие, это от моста аж в двух верстах!

Муромцев вдруг бросился к нему, опрокинул стул на пол и закричал звонарю прямо в лицо:

– А что за кровь на топоре твоем дохтур нашел?!

Агафон судорожно вцепился руками в стул и, зажмурив глаза, испуганно закричал в ответ:

– Да моя это руда, моя! Вот, смотри, – он сунул руку Роману Мирославовичу под нос, – рана! Соскользнул и тяпнул чуток! Несильно ударил, крови-то мало совсем!

– А фонарь?! – вспомнил Муромцев слова безумного князя.

– Какой фонарь, барин?

– Фонарь ты никакой не бил? Камнем там или головой? Чтобы свет притушить на улице!

– Да что я, мальчишка какой – по стеклам лупить? Тем паче башкой! Его разве башкой достанешь? Высоко же фонарь-то!

Звонарь вырвался из объятий Муромцева и, вскочив на ноги, возмущенно закричал:

– Я, чай, не великан!

– Ну светильник или лампаду? Вспоминай! – теряя надежду, спросил Муромцев. – Может, на экипаже фонарь зацепил или на заборе?!

Агафон топнул ногой, как на своих плясках-радениях, и ответил:

– Ничего такого не бил! Да и дохтур подтвердит, на башке у меня ни царапины!

Муромцев непонимающим взглядом уставился на Агафонову шапку, затем резко встал.

– Господин полковник, – сказал он оторопевшему Бубушу, – вы тут продолжайте, а я, пожалуй, выйду. Голова ужасно раскалывается, сил нет.

Бубуш кивнул и снова усадил Агафона на стул.

Муромцев быстрым шагом вышел в коридор, махнул рукой удивленным Барабанову и отцу Глебу и, заходя в кабинет, выделенный им для работы, раздраженно сказал:

– Я выгляжу шутом гороховым из-за этих дурацких наводок!

В полутьме он не заметил сидевшую в углу худенькую белокурую девушку. Отец Глеб и Нестор остановились в дверях.

– Чушь какая-то! – продолжал негодовать Роман Мирославович. – Фонарь-звонарь! Радуга-дуга, солнышко-колоколнышко! Тратим время впустую! Наплевать надо на этих спиритистов и их духов! Нет в этом смысла! И при чем тут звонарь вообще? Это же просто детская потешка, и все!

– Это мнемонический акростих, – тихо сказала блондинка.

Муромцев вздрогнул и обернулся. Девушка встала, держа в руках небольшую сумочку, и растерянно посмотрела на Барабанова.

– Вы кто?! Вы как сюда попали? – грозно спросил Роман Мирославович, видимо, еще не успокоившись.

– Это Лилия Ансельм, – вмешался Барабанов, – наш… мм… медиум. Я ее пригласил, чтобы обсудить несколько подробнее пару вопросов. Решил опрос кружка спиритистов с нее начать. Она как раз и сказала, что ключ к разгадке в разноцветных пятнах, о коих показал в припадке сектант отца Глеба.

Муромцев посмотрел на покрасневшего Нестора, усмехнулся и подошел к девушке:

– Так про какой вы там стих говорили?

– Акро. В гимназии мы так учили на физике. С его помощью порядок цветов спектра легко запомнить: как однажды жил звонарь – головою сбил фонарь! Красный, оранжевый…

– Подожди, Лилия! Можешь не продолжать, я понял! – Барабанов подпрыгнул и хлопнул себя руками по голове. – Точно! Спектр! Вот же она, связь между погибшими! Пятна в глазах, а глаза в разноцветных пятнах! Понимаете? Это радужки!

Он бросился к столу, заваленному папками с делами погибших, и принялся их лихорадочно листать.

– Вот, смотрите! Не у всех цвет глаз указан, однако они однозначно разные, разных оттенков: есть зеленые, синие, светло-голубые и карие!

Отец Глеб тоже просмотрел описания внешностей жертв и сказал:

– Но позвольте, красных глаз однозначно не бывает, как, впрочем, и фиолетовых! Хотя… могут быть оттенки. А кто работает с оттенками цветов? Художник! Нам попадался художник?

– Да! – Нестор принялся листать реестр. – Был художник! Так, художник, художник… Вот! Есть! Андрей Чакалидзе! Хм… Оказывается, он художник, а не студент… Я его видел в спиритическом кружке. Мне показалось, что есть в нем какой-то душевный надрыв!

– Андрюша глубоко болен душой, – сказала Лилия. – Как и все мы. Он в детстве из-за лихорадки ослеп и, по его словам, пребывал несколько лет в царстве разноцветных кругов. А когда ему исполнилось шестнадцать, он стал слышать голоса. И они призвали его к каким-то оккультным ритуалам, чтобы он приносил дары и жертвы властелинам мира духов. И тогда к Андрюше вдруг вернулось зрение, он пришел к нам и стал верным послушником. А все свои радужные видения принялся изображать на холстах.

– Царство разноцветных кругов! Слепой, пусть и бывший, решил забирать у зрячих глаза! – Отец Глеб поднял руку, указывая пальцем куда-то в потолок. – Это его месть! И глаза – не что иное, как элемент его разноцветных полотен!

Глава 17

На следующий день местная газета напечатала статью под громким заголовком:

БЕЗУМНЫЙ УБИЙЦА СХВАЧЕН ПОЛИЦИЕЙ!

Местный художник Чакалидзе, наводящий ужас на наш город в течение последних месяцев, был задержан у себя дома. Как только полицейские вошли в его квартиру, подозреваемый впал в ярость и, словно обезумевший зверь, бросился на них с острейшим скальпелем в руке. Такими скальпелями художники обычно очиняют карандаши, но ведь он вполне мог послужить и для его кровавых дел, например, для извлечения глазных яблок у его жертв!

Молодой человек с безумными глазами, размахивающий своим страшным оружием, походил на демона, посланного самим Сатаной. Однако наши бравые полицейские с приставами не испугались демона и враз скрутили его,