Клод Изнер - Тайна квартала Анфан-Руж Страница 34

Он встал, подошел к телефону, запросил Лондон и снова сел, размышляя об Айрис и Жозефе. И почему интерес дочери к этому юноше так его раздражает? Потому что он опасается, что тот может разбить ей сердце?

Зазвонил телефон. Кэндзи проинформировал собеседника о предмете своих поисков и продиктовал адрес лавки «Эльзевир».

Что ж, ответ на вопрос он получит только послезавтра. Придется подождать.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Воскресенье, 17 апреля

Жозеф, насвистывая, пересек рынок Анфан-Руж. Мимо лотков сновали хозяйки с корзинами, явившиеся с утра пораньше закупить продукты. Мрачного вида торговец предлагал прохожим приобрести мазь от укусов клопов. Тучи на небе разошлись, и на сердце у Жозефа тоже посветлело: Айрис сказала, что любит его! Не удержавшись, он купил у толстой торговки две колбаски, а вот от абсента отказался, несмотря на настойчивые уговоры. Подкрепившись, он вытащил из кармана большой конверт, который Виктор велел передать Фортунату де Виньолю.

«Открой», — шепнул Жозефу внутренний голос. И он не стал противиться искушению. В конверте оказался набор открыток с изображениями обнаженных женщин — в анфас, со спины, в профиль, стоя и лежа.

«Да уж, за такие картинки он мне все выложит», — сказал себе Жозеф и решил, что поступит по-умному: один ответ — одна картинка. Это будет честный обмен. Он аккуратно сложил открытки обратно в конверт и отправился дальше.

— Эй вы, господин в шляпе! — Жозеф остановился и послал свою самую ослепительную улыбку злюке-консьержу, стоявшему на страже у ворот частного дома. — Меня матушка к вам отправила. Велела передать мадам Бертиль, что топинамбур принесут вечером.

Его уловка сработала, Мишель Креву пропустив его в дом.

«Черт возьми, — выругался Жозеф, оказавшись внутри, — как мне потом найти дорогу обратно? Это не коридоры, а настоящий лабиринт».

Он поднялся по лестнице, тут же заблудился, толкнул первую попавшуюся дверь и оказался в комнате, стены которой были сплошь увешаны гримасничающими масками.

Жозеф услышал голоса, доносящиеся из холла, принялся искать выход и наткнулся на дверь, скрытую гардиной. Он осторожно приоткрыл ее: посреди салона стояли двое.

— Дорогая Габи, — устало произнес высокий мужчина, — согласитесь, это просто смешно.

— Что именно? — спросила дама, усаживаясь за пианино.

— Да то, что вы изображаете перед всеми домочадцами скорбь… О нет, умоляю, только не «Похоронный марш», ненавижу Шопена!

Дама опустила крышку и повернулась к мужчине. Она улыбалась. Происходящее явно ее забавляло.

— Да что случилось с вашим чувством юмора, Алексис? Вы такой угрюмый!

— Не буду отрицать. Вы, похоже, получаете удовольствие, обрекая меня на воздержание. А я…

— Мой бедный друг, вам незнакомо чувство меры… Антуана только что похоронили, а вы думаете лишь о…

— Именно об этом, моя прелестная фарисейка! Почему бы в один прекрасный день не совершить то, в чем нас давно подозревают все и каждый?

— Я… — Женщина, не договорив, повернулась к кому-то, вошедшему в комнату, его лица Жозеф не видел — только спину. — Что вам угодно, мой милый Дорсель?

— Сегодня во второй половине дня меня не будет…

Вдруг Жозеф услышал приближающиеся шаги.

Они становились все отчетливее, а потом прошли мимо. Жозеф выглянул в коридор — пусто. Зато в отдалении слышались голоса, явно указывающие на то, что комната Фортуната де Виньоля находится где-то там:

— Месье Фортунат, ваша дочь дала мне четкие указания: вам запрещается нюхать табак, а также курить, иначе вас оштрафуют.

— Молчи, потаскуха! Я скорее сдохну от голода, чем дам ей хоть один су!

— Мне-то что, — обиженно бросила Бертиль Пио. — Но вот когда вы спалите весь дом…

Жозеф выждал пару минут, пока она уйдет, нашел нужную дверь и постучал.

— Чертово отродье! Изыди, неряха! Иди, начищай свои котелки! Назвать меня поджигателем…

— Месье де Виньоль, это я, помощник фотографа. Принес вам подарок.

— А, это вы! Очень рад. Входите же, юноша. Вижу, наша неряха-посудомойка все-таки передала ему мое послание.

— Должен сказать, мой патрон не совсем понял, что вы хотели сказать.

Жозеф протянул Фортунату первую открытку. Тот жадно впился в нее взглядом.

— Прелестное создание… Увы, годы не щадят меня, и в своей немощи я более не могу поднять копье! Не мешайте, юноша, я должен сосредоточиться, — приказал Фортунат.

Он преклонил колени перед портретом Людовика XVI, пробормотал короткую молитву и поднялся.

— Мой юный друг, на сердце у меня неспокойно. Обещайте передать вашему патрону то, что я сейчас расскажу, слово в слово.

— Клянусь честью.

— Мне отчаянно не хватает денег. Не осталось ни понюшки табаку, кормят меня прескверно, не выпускают из дома. Я взываю к вам о помощи! Но что еще хуже…

Фортунат порылся в ворохе одежды, сваленной на полу, и извлек оттуда предмет, смутно напомнивший Жозефу орудие пытки.

— Гляньте-ка сюда… Что это, по-вашему?

— Э-э-э… корсет?

— Браво. Безукоризненно сшит, не правда ли? Стягивает талию «в рюмочку». У той, которая его носила, талия была не более пятидесяти сантиметров, я мог обхватить ее руками!

— К чему вы клоните?

— Терпение, мой добрый друг, терпение! Важна каждая деталь. Благодаря этому корсету подчеркивается линия бедер. Потрогайте его. Жесткий, а? Он делает фигуру необыкновенно изящной, поддерживает грудь и… Да вы меня не слушаете!

— Что вы, я весь внимание.

— Повторяю, каждая деталь чрезвычайно важна. Взгляните на вышивку сиреневым шелком — это ее цвет. Ах, сколько раз я подсматривал, как она раздевается! Она прекрасно знала, что я шпионю за ней, чертовка, и гасила свечу, прежде чем снять нижнее белье! А потом к ней приходил мужчина, и я крепко зажимал уши, чтобы не слышать, как они задыхаются в пылу страсти. Глядите, — настаивал Фортунат, суя корсет Жозефу под нос.

— Не вижу ничего необычного.

— Да вот же. Вышитая божья коровка, у нее на спинке семь черных пятнышек. Такая же татуировка с божьей коровкой была у нее на левом плече.

— О ком вы толкуете?

— О порочной Далиле, обрезавшей волосы несчастному Самсону. Ах, мой юный друг, этот танец с покрывалами…

— Тысяча извинений, но…

— Как вы объясните тот факт, что нижняя юбка — вот она, взгляните, — а еще эти подвязку и корсет с вышитыми инициалами «Л. Р.» я нашел в пещере на улице Пуату? Я был там во время своей последней вылазки.

— Понятия не имею.

— Я тоже. А она, между прочим, уже пять дней как пропала.

— Да кто же? — Жозеф терял терпение.

— Люси Робен. Камеристка моей дочери. Весьма странно. Уж не дьявол ли сыграл со мной шутку, подкинув ее одежду как раз туда, где были найдены останки одного из магистров ордена? Что думаете, юноша?

Интересно, спятивший старик говорит правду или выдумал эту историю? Жозеф взглянул на грушевидное лицо на портрете, висящем над камином. Покойный Луи-Филипп.[98] Юноша раздумывал над тем, как бы ему направить разговор в нужное русло.

— Не могу найти всему этому разумного объяснения, — признался он. — Потерять одежду в таком месте? Эта Люси Робен, верно, рехнулась.

— Считаете, что я тоже сошел с ума? Нет, нет и нет! Я говорю истинную правду и пребываю в здравом рассудке, юноша. Никому из этой семейки нельзя доверять, я вам точно говорю. Черт подери! Вы меня оскорбили и заплатите за это. Где моя аркебуза?

«Еще немного, и мне придется спасаться бегством, — мрачно подумал Жозеф. — Нет, пока задание не выполнено, ни шагу назад!».

— Месье, почему бы нам сначала не поговорить о ставке? Защитить свою честь вы сможете и позже.

— Что ж… и какова она, ваша ставка?

— Ваши ответы на мои вопросы… в обмен вот на это, — и Жозеф показал старику вторую открытку с обнаженными нимфами.

— По рукам!

— Кто из ваших близких в недавнем прошлом бывал на Яве?

— Все, черт бы их побрал! Оставили меня на попечение бестолковой прислуги — на целых четыре месяца. И все ради того, чтобы изучать приматов. Гиббоны и орангутанги для них важнее, чем старейший член семьи!

— Мне нужны имена.

— Габриэль, моя дочь. Ее муж Антуан — тьфу на него. Кузен Максим — размазня! Секретарь Шарль — вот кто отличный малый. Ну, и вавилонская блудница.

Жозеф протянул Фортунату третью открытку.

— А кто из них ездил в Англию?

— Англия… Давайте-ка лучше выпьем, мой друг, за короля Франции! И не упоминайте при мне о проклятом Альбионе. Мой двоюродный дед погиб в Трафальгарской битве! К чертям англичан!.. Антуан наведывался туда время от времени, ездил на свои обезьяньи конференции. Ах, юноша, знали бы вы, как мне тяжело без табака! Без него в голове туман и мысли путаются. Мою дочь Габриэль околдовали… Я много рассказал вам, хоть вы и простолюдин. Знайте, я сумею себя защитить. Рапирой и пистолетом!