Линдсей Дэвис - Серебрянные слитки Страница 37

Виночерпий нашел мой тайник и опустошил его содержимое (хотя он это отрицал, поскольку вранье лучше всего получается у виночерпиев, подающих разогретое вино). К счастью, Петроний принес амфору своего любимого кампанского вина. Он устроился на скамье, прислонился к стене и вытянул длинные ноги. Каблуки оказались на краю стола, а кубок он держал на животе. Так ему было удобнее. Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как я видел удобно устраивающегося Петрония, чувствующего себя, как дома. Бросив один взгляд на мое вытянувшееся лицо и похудевшую фигуру, он произнес только одну фразу.

— Круто пришлось? — спросил друг.

Потирая ребра, я суммировал для него последние четыре месяца.

— Круто! — сказал я.

Он был готов выслушать весь рассказ полностью, но знал, что мне в настоящий момент требуется хорошо выпить вместе со сдержанным и спокойным другом. Его карие глаза горели.

— А как госпожа клиентка?

Петрония всегда очаровывали стаи страстных женщин, которые, по его мнению, меня осаждают. Обычно я ублажаю его пикантными деталями, даже если мне приходится их придумывать. Он понял, что я страшно устал, когда я ответил кратко.

— Хвастаться нечем. Просто обычная девчонка.

— Проблемы из-за нее возникали? — спросил он с интересом.

Я заставил себя грустно улыбнуться.

— О-о, я вскоре с ней разобрался.

Он мне не поверил. Я сам себе не верил.

Мы выпили все его красное кампанское, не разбавляя его водой, затем, кажется, я заснул.

Глава 40

Елена Юстина появилась у меня на следующий день. Это меня сильно смутило, потому что у меня на коленях, задрав ноги вверх, устроилась одна юная прелестница в короткой рубиновой тунике. Эта юная госпожа делила со мной завтрак и очень глупо себя вела. Девочка была симпатичной, сцена интимной, а Елена — последним человеком, которого я ожидал увидеть.

Елена Юстина казалась спокойной и невозмутимой в свободных, идеально чистых белых одеждах. Мне стало ужасно неловко из-за того, что эта высокомерная и полная достоинства дама в подобной одежде поднялась на шестой этаж в мою грязную дыру до того, как я успел побриться.

— Я бы сбежал вниз…

— Не нужно. Я страстно желала увидеть тебя на троне твоего королевства! — она придирчиво оглядела меня, принюхиваясь к неприятным запахам. — Место выглядит чистым. Кто-то за тобой ухаживает? Я ожидала мрачные залежи паутины и следы крыс.

Кто-то — моя мама — уже побывала тут и подсуетилась, и поэтому пауки временно убрались под стропила вместе с голубями. О крысах я пытался не думать.

Я пересадил хихикающее существо, занимавшее мои руки, на скамью рядом.

— Пойди на балкон и подожди там.

— Там мужчина. Он воняет!

Виночерпий. Ему придется уйти. Я вздохнул. Елена Юстина улыбнулась мне сводящей с ума улыбкой.

— М. Дидий Фалько в полусонном состоянии и с кубком вина в руке. Немного рановато, Фалько, даже для тебя?

— Это горячее молоко, — прохрипел я.

Ей показалось, что я вру, поэтому Елена перегнулась через стол, чтобы посмотреть. Это на самом деле было горячее молоко.

Сенаторская дочь в своей обычной манере опустилась на стул, который я держу для клиентов. От нее пахло духами, она вела себя снисходительно и не думала демонстрировать вежливость. Она уставилась на мою ерзающую компаньонку. Я сдался.

— Это Марция, моя любимая маленькая подружка.

Марция, моя любимая подружка в возрасте трех лет, властно прижалась ко мне, демонстрируя собственнические инстинкты, и гневно выглядывала из-под моей руки. Вероятно, ее суровый взгляд напомнил Елене обо мне. Я схватил Марцию за тунику сзади, пытаясь хоть как-то держать ее под контролем.

К моему ужасу, сенаторская дочь протянула к Марции руки и перетащила ее через стол с уверенностью человека, у которого до этой минуты всегда получалось ладить с детьми. Я вспомнил чистенькую, послушную маленькую девочку, которую видел у нее на коленях в Лондинии, и выругался про себя. Марция опустилась на колени Елены, словно мешок, и выглядела задумчивой. Затем она посмотрела на нее снизу вверх, преднамеренно пустила слюни, а потом еще и начала надувать пузыри из слюны.

— Веди себя прилично, — сказал я слабым голосом. — Вытри лицо.

Марция вытерла лицо ближайшим куском материи, которым оказался вышитый конец длинного белого шарфа Елены Юстины.

— Твоя? — осторожно спросила меня Елена.

Я позволял использовать себя в качестве няньки по утрам, и это было моим личным делом.

— Нет, — просто ответил я, это было грубо, даже для меня, поэтому я снизошел до краткого пояснения, — моя племянница.

Марция была ребенком моего брата Феста, о рождении которого он так и не узнал.

— Она плохо себя ведет, потому что ты ее балуешь, — заметила Елена.

Я ответил, что кто-то должен ее баловать. Казалось, этот ответ Елену удовлетворил. Марция принялась за исследование серег Елены — голубых стеклянных бусинок на золотых колечках. Если Марции удастся снять бусинки, то она их съест до того, как я успею перегнуться через стол и схватить их. К счастью, оказалось, что они хорошо закреплены, а серьги надежно держатся в нежных мочках госпожи. Лично я тоже обратил бы внимание на ее уши, потому что они располагались близко к голове и просто просили, чтобы их покусали. Довольно напряженным тоном я спросил, как могу служить Елене Юстине.

— Фалько, мои родители сегодня ужинают во дворце, тебя там тоже хотят видеть.

— Ужин с Веспасианом? — я пришел в ярость. — Конечно нет! Я — убежденный республиканец!

— О, Дидий Фалько! Сколько шуму из ничего! — крикнула Елена.

Марция прекратила выдувать пузыри.

— Сиди тихо! — прикрикнул я на нее, когда она внезапно начала раскачиваться из стороны в сторону и сдавленно смеяться с довольным видом. Этот ребенок был тяжелым и неловким, как теленок. — Послушай, отдай мне ее назад. Я не могу с тобой разговаривать и нервничать…

Елена схватила Марцию, усадила прямо, снова вытерла ей лицо (отыскав кусок материи, который я держу для этой цели), поправила серьги, не прерывая разговора со мной.

— Она не доставляет хлопот. Фалько, ты слишком много болтаешь языком.

— Мой отец — аукционист.

— Я не могу в это поверить! Просто перестань волноваться.

Я закрыл рот и поджал губы. Мгновение казалось, что она закончила выступление.

— Фалько, я попыталась встретиться с Пертинаксом, — призналась Елена Юстина.

Я ничего не сказал, поскольку то, что мне хотелось сказать, не подошло бы для ее благородных красивых ушей. У меня перехватывало дыхание от воспоминаний о другой девушке в белом, лежащей неподвижно у моих ног.

— Я ходила к нему домой. Наверное, хотела бросить ему вызов. Его там не оказалось…

— Елена… — запротестовал я.

— Я знаю. Мне не следовало ходить, — быстро пробормотала она.

— Госпожа, никогда не ходи одна к мужчине, чтобы заявить ему, что он — преступник! Он это знает. Вероятно, он это докажет, набросившись на тебя с первым подвернувшимся под руку оружием. Ты хоть кому-нибудь сказала, что туда направляешься?

— Он был моим мужем. Я не боялась…

— Тебе следовало бояться!

Внезапно ее тон смягчился.

— И теперь ты боишься за меня! Мне на самом деле жаль. — Меня охватил болезненный озноб, особенно неприятные ощущения возникли в низу живота. — Я хотела взять тебя с собой…

— Я бы пошел.

— А если бы я попросила тебя должным образом? — поддразнила она меня.

— Если я увижу, что у тебя проблемы, просить не придется, — сказал я напряженно.

У Елены округлились глаза. Он была удивлена и потрясена.

Я выпил молоко.

Я снова успокоился. Марция прижалась растрепанной головкой к красивой груди Елены и наблюдала за нами, а я наблюдал за ней, вернее, делал вид, пока Елена меня уговаривала.

— Пойдешь сегодня вечером? Это бесплатный ужин, Фалько! Один из твоих нанимателей примчался из-за границы, чтобы с тобой встретиться. Ты сам знаешь, насколько ты любопытен, поэтому просто не можешь пропустить это мероприятие.

— Нанимателей — во множественном числе?

Она сказала, что их двое, возможное трое, хотя, вероятно, и нет. Я сообразил, что двое означает двойную ставку.

— Твоя ставка — это то, на что согласился мой отец! — ответила она. — Надень тогу, возьми с собой салфетку. Можешь побриться, думаю, это даже следует сделать. И, пожалуйста, Фалько, постарайся меня не смущать…

— Нет необходимости, госпожа, — ты сама себя смущаешь. Отдай мне мою племянницу! — невежливо прорычал я. Наконец она это сделала.

После того как Елена Юстина покинула мою квартиру, мы с Марцией вышли на балкон, держась за руки. Мы выгнали виночерпия, который храпел в набедренной повязке на матрасе, и ждали, вдыхая оставшиеся от него мерзкие запахи, пока Елена Юстина не появилась на улице. Мы видели, как она садится в паланкин. Ее голова находилась далеко внизу, словно блестящая шарообразная ручка из тикового дерева среди пены белоснежных одежд. Она не смотрела вверх. Мне стало грустно.