Антон Чижъ - Камуфлет Страница 38

— Позвольте, что тут такого? На даче живем по соседству, захаживаем в гости… Вы не любите летние разговоры, посиделки на веранде под зорьку, и все такое, я и не смел намекнуть… Вот и сейчас сердитесь…

— Простите, с утра день не задался… А кем он приходится князю Одоленскому?

Тут Николай Карлович огляделся по сторонам и шепнул:

— Так ведь племянник-с… знаете ли… почти…

— А почему… — начал было Ванзаров, но внезапное открытие вспыхнуло бертолетовой свечой: незаконнорожденным детям знатных фамилий иногда давали новую, только без первого слога. — Так он наследник всего гигантского состояния Одоленского?

— Тайна сия велика есть, как говорится. Если только Павел Александрович что-то оставил по завещанию. А так — напрямую — разумеется, нет.

Ванзаров пристально посмотрел в лицо коллежскому асессору:

— Хорофо знаете Ленского?

— С лета. Князь привез его в мае, снял дачу где-то в соседнем поселке.

— Узнать смогли бы?

— Разумеется…

— Могу ли знать, почему соврали?

— Когда? — Берс выказал глубокое и искреннее недоумение.

Родион Георгиевич предъявил снимок:

— Вчера в Соболевских изволили не признать знакомого вам юнофу. Почему?

Берс попросил секундочку, вернулся с очками, взял снимок еще раз и, вглядевшись сквозь толстенные стекла, воскликнул:

— Святые угодники! Князь Павел с Петрушей что вытворяют!

Оказывается, в нервном возбуждении розысков «Аякса» Николай Карлович не разобрал даже князя без очков. Что говорить о Петре! «Живая картина» была возвращена с глубокими извинениями коллежского асессора.

— Антонина Ильинична дома?

Берс поклялся, что дворнику даны строжайшие инструкции гнать бойкую девицу взашей, если только нос из квартиры высунет.

Родион Георгиевич немедленно отдал команду:

— Едем!

Августа 8 дня, в то же время, +23 °C

Управление сыскной полиции С.-Петербурга, Офицерская улица, 28

— Поздравляю, приехали! — ротмистр угрожающе постучал по столу ногтем.

Задержанный возмутился:

— Позвольте, что за тон!

В самом деле, ну и манеры! Хватают на вокзале, заламывают руки, тащат в участок, сверяют с какой-то дурацкой фотографией, оскорбляют всячески, а потом еще в наручниках, представьте, привозят в сыскную полицию! А какой у них запах, с ума можно сойти. А ведь там, на платформе, его ждет единственный и любимый! Хамы и мужланы!

— Не имеете права меня задерживать! Я актер Мариинского театра! У меня влиятельные покровители… Вам попадет, знайте! — заявил худосочный субъект, изящно скрестив ножки.

Будь воля ротмистра, он бы взял добрую нагайку и…

— Могу ли видеть ваш паспорт? — сдержанно сказал Мечислав Николаевич и с досадой понял, что копирует опального начальника.

Фертик полез в ридикюль, извлеченный из объемного чемодана, и предъявил зеленую книжечку.

— Иван Петрович, где провели ночь с субботы на воскресенье? — спросил ротмистр, перелистывая паспорт, и опять расслышал чужое эхо.

— А вам какое дело?

— Подозреваетесь в убийстве.

— Боже, какая глупость! Если я сошел с поезда, то где я, по-вашему, мог быть? В Москве, а где же!

— Когда уехали?

— В четверг, понятно же!

— Почему не прибыли на премьерную партию в «Лебедином»?

Николя Тальма растерялся: то ли он стал так популярен, то ли полиция следит за каждым его шагом.

— Это вас не касается… — не очень уверенно заявил он.

— Полиции все касается. Даже когда баритон сфальшивит.

— Ну, хорошо, я поссорился с моим… другом. Мы накричали, наговорили много лишнего, я собрал вещи и уехал на первом отходившем поезде. Пожертвовал премьерой, представьте. Я не мог больше оставаться в этом городе.

— Зачем вернулись?

— Вам не понять тоску израненного сердца… Я отправил телеграмму и ждал, что меня встретят с цветами… А он…

— Князя Одоленского вчера утром нашли в своей постели. Убитым.

— Что?! — только и выговорил балерун. Затем случилась истерика, да такая, что «железный ротмистр» был вынужден налить безутешному Николя стакан воды.

Придя в себя, Иван Рябов сделал официальное заявление, что ожидал подобного и боялся. А все потому, что у князя появился новый любовник, которого Одоленский всячески скрывал.

Исповедь прорвалась бурным потоком. Роман Тальма с князем длился уже девять месяцев, Иван отдавал всего себя любимому и даже научился фотографировать, чтобы запечатлевать своего героя в минуты спортивных достижений. Но недавно в князе случилась перемена. Одоленский говорил непонятные слова о первородстве крови, а однажды напугал, заявив, что скоро ему будет подвластно все, и он устроит Ивана первым прима-балеруном всея России. Рябова стала терзать ревность, он принялся следить за другом. И выследил! В четверг видел их на даче — мерзкий смазливый мальчишка, ничего особенного.

В тот же вечер Павел отказался объясниться, они страшно поссорились. Дальнейшее известно.

Услышав такое признание, Мечислав Николаевич вдруг осознал: ему не хватает, чтобы сейчас начальник отдал приказ, который надо выполнять. Потому что ротмистр искренно не знал, что делать дальше.

Потеряв душевное спокойствие, Джуранский действовал, как умел. В отместку всему театру и просто на всякий случай отправил балерунчика в камеру.

Августа 8 дня, около четырех, +23 °C

Дом на Малой Подьяческой улице

Арест, хоть и домашний, на пользу молодому организму не идет. Антонина в гневе чуть было не вырвала дверь, но, увидев самого Ванзарова, быстро присмирела, отступила под защиту вешалки и боязливо заявила, поправив очки:

— Я больше не шпионила, меня из дома не выпускают… И вообще, я посмотрела свод законов. Нет такой статьи, чтобы меня арестовать…

— Нет, так будет! — заявил Ванзаров. — Ладно, Антонина Ильинична, кто профлое помянет, тому первый кнут. Вы проявили излифнее любопытство, ну, и я перестарался, предлагаю мир.

Сам «великий сыщик» протянул руку. Антонина пожаловала чиновника сыскной полиции ручкой для поцелуя, вероятно, забыв модный догмат о равноправии полов.

— Господа, что мы все в прихожей, прошу в комнаты! — церемонно провозгласил Николай Карлович, а сам отправился на кухню.

Городское жилье Берсов выглядело гнездышком, лишенным женского деспотизма. Вещи находились там, где им удобно, а не правильно, повсюду лежали стопки книг. Разные приятные мелочи быта, как-то: бинокль, трости, портфель, расчески, чучело птички и даже велосипедное колесо — располагались там, куда рука положила.

Любая дама сочла бы сей «пейзаж» ужасающим, но хозяева находили в нем уют. А вот портьер с роскошными хризантемами не наблюдалось вовсе. Это Родион Георгиевич краем зрения проверил.

Главное место в квартире занимали книжные шкафы. На стенах в изобилии красовались репродукции и гравюры, в основном исторических сюжетов. На самом видном месте пылились довольно приличные копии полотен Антуана Гро из жизни корсиканца: «Бонапарт на Аркольском мосту» и «Наполеон в битве при Эйлау».

— Брат привез из Парижа! — с тихой гордостью объяснила Антонина. — Говорит, денег заплатил кучу.

— Почитает Бонапарта? — заинтересовался Родион Георгиевич.

— Он, нет, а вот я обожаю.

— Что же в нем привлекает?

— Своим умом поднялся из пыли и творил историю! Я бы так не смогла… Остается только поклоняться…

— Ниша, не морочь голову Родиону Георгиевичу! — Николай Карлович держал поднос с графинчиком настойки и тремя сортами холодной закуски. — Ну-с, прошу к столу… вернее столику.

Внимание привлек фотографический портрет в дорогой рамке: полноватый усатый мужчина, на вид не старше тридцати, такого строго-правильного вида, какой бывает у инженеров путей сообщения. Заметив интерес гостя, Николай Карлович с умилением признался, что это и есть обожаемый племянник Антоша, то есть Антон Ильич.

— Чья коллекция оружия? — спросил Ванзаров, подходя к персидскому коврику, завешанному колющими и режущими орудиями.

— Досталась от брата моего Илюшеньки, — Николай Карлович вздохнул. — Родители Антона и Антониночки покинули нас десять лет назад, с тех пор племянники находятся под моим опекунством. Коллекция — это, так сказать, наследство, неприкосновенно сберегаемое… Кстати, здесь есть уникальные экземпляры. Вот, обратите внимание: японский меч мастера Хаттори Ханзо. Представьте, он…

Коллежский советник вежливо оборвал предание клана Берсов и просил рассказать о Петре Ленском.

Отведав холодной миноги, Антонина Ильинична открыла новые подробности.

Петя Ленский появился на даче в начале июня. Привез его князь и представил как своего доброго знакомого. Юноша оказался хорошо образован, начитан, с ним было интересно беседовать. Петр стал часто заезжать к Берсам, живя в соседнем дачном поселке. Он мало рассказывал о своей жизни, правда, упомянул, что учился в Александровском лицее и бывал в Париже. Но общих знакомых по Франции у него с Антоном не нашлось. Вот, собственно, и все.