Александр Арсаньев - Казна Наполеона Страница 38

— Что же вы видели? — наконец я отважился прервать ее монолог.

— Однажды мне не спалось, и под покровом ночи я вышла прогуляться. Потом услышала голоса и притаилась за деревьями, подозревая, что столкнулась с грабителями. По-видимому, мое заключение было не так уж и далеко от истины, — грустно заметила она. — В имении Радевича есть маленький охотничий домик в лесу, не так уж и далеко от деревни. По направлению к нему Радевич перегонял повозку с бочонками. С ним был еще офицер, по всей видимости, австрийский. Я так и не вышла из своего укрытия, но решила все выяснить поутру. Но что-то меня остановило, — добавила Нелли. — Наверное, мой ангел хранитель. Австрийца в деревне больше никто не видел. В поместье из той поезди вернулись только Радевич, его управляющий Демьян, да еще кучер, Евсей, по-моему. Потом я узнала, что Родиона допрашивали о какой-то казне, в его доме даже был обыск. Теперь-то я понимаю, что к чему!

— Вы говорили, что вам угрожает опасность, — напомнил я. — Так что же вы хотите от меня?

— Я еще не закончила, — сказала Нелли.

И я ей закивал:

— Продолжайте!

— В опере я поняла, что он использовал меня и Пьера, чтобы сквитаться с вами. Сегодня я видела его и выложила ему все, что о нем думаю. Но, поразмыслив, горько пожалела об этом. Теперь я не чувствую себя в безопасности. И потом, ребенок… Теперь я особенно уязвима.

— Где прячется Радевич?

— Я не знаю, — Нелли пожала плечами. — Мы встречались тайно и всегда в разных местах. Он вызывал меня записками, их все время приносили разные люди, — она замолчала и вдруг взмолилась со слезами в голосе:

— Помогите!

— Как? — я искренне недоумевал.

— Через несколько дней мы с мужем уезжаем в Италию. Я не могу обратиться в полицию из-за особой щепитильности вопроса. Но вы, Яков Андреевич, с вашими связями, вы бы могли обеспечить нам защиту на каких-то несколько дней!

— Я не так уж и влиятелен, как вы думаете, — заметил я. — Но я попробую.

Елена Николаевна едва удержалась, чтобы не броситься мне на шею от радости.

Когда я, распростившись с Нелли, заехал к Лаврентию Филипповичу в управу, он встретил мое предложение без особого энтузиазма.

— А не болтает она, эта ваша светская львица? — Медведев сощурил свои бледно-голубые глаза, отрываясь от протокола. — Вообразила себе, поди, невесть что, скучая. Вот теперь и отрывает от дел занятого человека, — он посмотрел на меня. — Вернее, двух занятых людей.

«Ну, слава Богу, и меня, наконец, признали не праздношатащимся»! — невольно подумал я и пришел к выводу, что Медведев не раз уже пожалел о том, что звал меня в гости, по-видимому, считая, что я к нему зачастил.

— А вы представьте, Лаврентий Филиппович, — продолжал я его соблазнять, — что именно вам посчастливиться поймать важнейшего государственного преступника.

— Да ну! — продолжал сомневаться он. — Людей-то, конечно, выделить можно, — Медведев задумчиво потер подбородок. — Только дело-то, как я понял, деликатное!

Я подтвердил:

— Верно поняли, Лаврентий Филиппович, так что, заклинаю, не подведите!

— Ну, если вы настаиваете, — Медведев неохотно, но согласился.

Теперь я мог со спокойной совестью отправляться домой. Не успев переступить порог, я заявил Кинрю, что завтра же мы снова уезжаем в Студенку.

— Ну и ну, — развел руками Хацуми. — А можно поинтересоваться зачем?

— Обыскивать охотничий домик Радевича, — сообщил я ему и добавил:

— Да и Родиона Михайловича опередить не мешало бы!

— Я вижу, что Нелли была с вами достаточно откровенна, — резюмировал он.

— Кстати, — я огляделся по сторонам. — А куда подевалась Мира?

— Заперлась со слугой в своей в своей комнате демонов, — ответил Кинрю. — Колдует над чем-то, — японец к индийской магии почему-то относился скептически.

Мире в моем особняке были отведены три комнаты. Помимо спальни и будуара, она занимала еще одну, входить в которую строго-настрого запрещалось всем, кроме индианки и ее преданного слуги. Именно ее-то Кинрю и окрестил комнатой демонов. Располагалась она на втором этаже, слева по коридору.

Меня действия Миры заинтриговали, и довольно поспешно я поднялся по лестнице на второй этаж. Остановившись у запретных дверей, я прислушался, однако почти ничего не расслышал. Тогда я склонился и заглянул в замочную скважину. Напротив дверей горел зажженный камин, озаряя темное помещение багровым полусветом. Старый Мирин слуга плавил в железном ковше свинец, стоя на коленях. На его седые виски падали блики от огня. Рядом в глубоком кресле сидела Мира и что-то шептала на своем языке. На столике горели палочки с благовониями. Мне показалось, что из-за дверей распространяется стираксовый аромат. Чуть позже повеяло горьковатым запахом ладана с примесью можжевельника. Индианка привстала с кресла и бросила в огонь горстку кораллового порошка. Я отступил от дверей, позволив ей и дальше священнодействовать, и медленно спустился вниз. Судя по всему, она готовила для меня оберег, как и обещала.

Мира покинула свою комнату демонов только к вечеру. Я сообщил ей, что завтра уезжаю.

— Хорошо, что я успела вовремя, — сказала она. -Сваруп! — обратилась Мира к слуге, семенящему за ней следом. — Принеси пантакль, — попросила она. Старый индиец кивнул и исчез за дверью. Через некоторое время он вернулся в гостиную с амулетом. Свинец уже остыл, и я смог без опаски положить его на ладонь. Пантакль представлял из себя двойной ромб — два ромба, наложенные один на другой, с выгравированной древнееврейской буквой Алеф.

— Носите его, не снимая, — сказала Мира.

Я послушался ее и надел амулет на цепочку.

Эту ночь я спал как убитый. Однако утреннюю поездку пришлось ненадолго отложить, в связи с тем, что ни свет, ни заря в моем доме появился Медведев. О нем доложил мне мой камердинер. Я нскоро облачился в халат и спустился в гостиную.

— Что-то стряслось? — поинтересовался я на ходу.

— Вы оказались правы, — выдохнул Лаврентий Филиппович.

— Что с Нелли? — встревожился я.

— К счастью, обошлось без жертв, — сказал он в ответ.

— Ее пытались убить?

— Так точно!

— Радевич?

Лаврентий Филиппович замотал головой и сказал:

— Какой-то бродяга.

— Что еще за бродяга?

— Имени своего не называет, — ответил Медведев и уточнил:

— Мерзавец забрался в спальню Орловой через окно.

— И где он сейчас находится? — осведомился я, томимый предчувствием удачи, которая, грезилось мне, наконец обернулась ко мне лицом.

— В управе, — ответил надзиратель. — Если хотите пообщаться, милости просим. Эта скотина ранила одного из моих людей!

— Пообщаемся пренеприменно! — заверил я его. — Только позвольте переодеться!

— Поторопитесь, — настоятельно попросил Лаврентий Филиппович.

Я себя долго ждать не заставил и через полчаса, в сопровожденнии Медведева и Кинрю, мчался в управу в казенном экипаже.

На месте разбойника первым признал Кинрю:

— Да это же барский кучер! Он вас, Яков Андреевич, едва не зашиб в Полторацком переулке, когда вы подхватили свою простуду. Я же говорил, что запомню его в лицо! — глаза японца зажглись азартом. — Он мне еще по дороге в имение встретился. Помните, я вам об этом докладывал?

Я согласно кивнул.

— Ну, здравствуй, Евсей! — поприветствовал я его. От звука своего имени он вздрогнул, будто его кнутом ударили. Тогда я понял, что у Елены Николаевны Орловой прекрасная память на имена.

— Здорово, барин! — ответил он. — Чего тебе надо-то? — поинтересовался Евсей не особенно любезно.

— Узнать, где прячется господин Радевич.

— Эко загнул, — присвистнул кучер. — С чего это ты взял, что я тебе своего барина задешево продам?

— А я тебе, Евсей, и не говорил, что задешево.

Кучер немного оживился, прикусил губу и сказал, посмеиваясь:

— Покупаешь — платишь, а продашь — заплачешь!

— Да не бойся ты, слез лить не будешь, — заверил я.

В конечном итоге мы условились с ним, что он проводит нас в охотничий домик, за что я обещал ему временную свободу и свое заступничество на суде после того, как он поможет нам отыскать сокровища, запрятанные Радевичем. По его словам, Родион Михайлович тоже собирался в свое поместье, однако места, где барин скрывался в Петербурге, так и не назвал. Евсей мне не особенно верил, но положение у него было безвыходное.

Сложнее всего было уломать Медведева отпустить лиходея на свободу. Он ему никак своего человека простить не мог, но все-таки поддался на мои уговоры после того, как я пообещал ему существенное денежное вознаграждение.

В этот же день мы выехали в Оршу, и все было бы прекрасно, если бы Евсея не угораздило сбежать от нас по дороге. Это случилось как раз на постоялом дворе, когда Кинрю пошел договариваться с хозяином, а я остался с Евсеем наедине. Толкнув меня в больное плечо, извозчик выскочил из экипажа. Я было бросился за ним следом, но мне преградила дорогу какая-то тяжело груженая телега, и кучер затерялся в толпе. Я стыдился Кинрю, который, однако, сказал, что невелика потеря. Говоря откровенно, слова его меня мало утешили, но делать было нечего, и я смирился с тем, что произошло.