Яма - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович" Страница 38

Но на случай, если болван все же свернет себе при падении шею, Минотавр попытался втянуть его в беседу. В каждой комнате ненадолго останавливался у слухопровода. Подудит в гармонику, вдохнет аромат эдельвейса, завяжет непринужденный разговор.

– Дорогой Тесей, вы меня никогда не найдете, я невидимый, я бесплотный дух, – поддразнивал он яростно пыхтящего японца. – Если хотите от меня что-то узнать, давайте по-честному. Я отвечаю на ваш вопрос, вы – на мой. И так по очереди. Договорились? Спрашивайте о чем хотите.

– Где господин? – раздалось из трубки.

– Чтобы я ответил, мне нужно знать, кто ваш господин.

«Ах, мой милый Августин, всё прошло, все!»

– Фандорин!

– Фон Дорн? – удивился Минотавр. – А, вы тоже любитель пошутить. Ну, шутки за вопрос не считаются. Спрашивайте про что-нибудь существенное.

Тут пришлось переместиться, потому что японец под бравурные раскаты марша кинулся из Тромбонной в Диванную – дураку показалось, что голос звучит оттуда.

– Так на чем мы остановились? – спросил Минотавр минуту спустя, уже из Фортепианной. Заодно пробежался пальцами по клавишам старинного «Кристофори». Настроение было приподнятое, брамсовское. Снова взялся за гармонику.

– Где Эмма?

– Кто это? Судя по имени, дама. Опишите ее.

– Маленькая. Скуластая. Рыжеволосая.

– Не будьте кретином, я слепой.

– Эмма картавит. Голос хрипловатый. Хорошо поет.

– Английские баллады? Любит «Три ворона»? – догадался Минотавр. – Ну как же, как же. На этот вопрос я ответить могу.

– Где она, где?! – завопил японец.

– В Раю, я полагаю.

– Вы убили ее?!

Яростное престиссимо. Сорвался с места.

– Теперь моя очередь, – сказал Минотавр уже из Скрипичной, исполнив начало милой песенки «Май бонни» всё на той же гармонике. – Кто вас прислал? Которая из триад?

Не ответил. Взбеленился из-за «Эммы».

Побегали еще минут десять.

– Вам не надоело? – поинтересовался Минотавр. – Ладно, сдаюсь. Идите вперед, там за поворотом дверь. Входите, поговорим по-настоящему.

Не пошел в Геенну. Неглуп.

Другой вариант был скучный: подождать, пока забредет в котельную, запереть снаружи стальную дверь и вызвать по телеграфу подмогу. Все равно теперь придется искать новых слуг. Ах, Лунь, ах, Янашек. Непросто будет найти вам замену…

Вдруг Лабиринтос наполнился скрежетом и грохотом. Происходило что-то непонятное. Нежный слух Минотавра страдал от мерзкого, адского шума. Пришлось заткнуть уши.

Длилось это долго, с четверть часа. Потом наступила тишина, она была блаженством. Но где японец?

Ксилофон! Он около котельной!

Минотавр кинулся на цыпочках по коридору и с размаху налетел на шкаф, которому здесь находиться никак не полагалось. Больно ушибся. Повернул в Столовую – и прямо в дверном проходе споткнулся о лежащий стул, упал.

Так вот чем он гремел!

Тварь! Он сдвинул с места мебель! Вселенная утратила стройность!

Давно уже, очень давно Минотавр не ощущал себя таким беспомощным, потерявшимся.

В Кабинет, скорее! Там, в шкафу, среди кипсейков, сентиментальных сувениров прошлого, хранится трость, без которой в прежние, далекие времена он не выходил из дому. С нее, с трости, всё когда-то и началось. Там, под Темзой.

Десять лет назад Джон Ф. Смит, еще никакой не Минотавр, а просто инвалид, ненавидевший весь белый свет за то, что тот на самом деле был не белым, а черным, получил от жизни небольшой, но очень приятный подарок.

В ту пору у него было пристрастие, одна из немногих радостей бытия. Вместо моциона он катался на метро. Потому что не шаришь по тротуару палочкой, а сидишь на месте и в то же время едешь. Катался он в основном по линии «Ватерлоо-Сити», потому что на ней начинали испытывать электрические поезда. И довольно часто ток отключался. Поезд вставал, свет гас, пассажиры волновались, а Смит наслаждался: в такие моменты он был не хуже, а лучше всех.

В тот день повезло особенно. Поезд застрял в туннеле под Темзой, надолго. Всех попросили выйти из вагонов, идти в полной темноте, по шпалам. Мужчины чертыхались, женщины визжали, все спотыкались, кто-то падал, Смит же блаженствовал. Сейчас все вокруг были слепые, а он единственный зрячий. Развлекался как мог. Щипал приличных дам за неприличные места и сразу отскакивал – зонтиком лупили кого-то другого. Несколько раз сам треснул палкой впереди идущих джентльменов. Абсолютно безнаказанно.

Вдруг в локоть вцепились железные пальцы.

– Наблюдаю за вашими фокусами. Вы занятный г-господин, – сказал голос с легким заиканием

– Как это вы за мной наблюдаете? – поразился Смит. – Тут же ни зги!

– Я вижу в темноте, как при дневном свете. И знаете, чем вы меня з-заинтересовали? Улыбкой. Почему она у вас такая мечтательная?

Собеседник был странный, ситуация тоже. Может быть поэтому Смит ответил правду.

– Потому что я мечтаю.

– О чем?

– О мире, который будет управляться из-под земли.

Он действительно часто фантазировал – воображал себя невидимым и вездесущим владыкой, который обитает в подземном дворце, и правит оттуда народами. Был бы Жюль Верном, написал бы про это роман.

Незнакомец надолго замолчал. Потом очень тихо сказал:

– Послушайте, ведь вы гений. Мы с вами друг другу п-пригодимся.

До Кабинета добраться не получилось. Дорогу перегородил диван. Минотавр ощупывал гладкую кожу, пытался сообразить, где лучше перелезть. А сзади, всё ближе, под шагами звенели струны. Японец шел на звук, был уже близко!

Минотавр вскарабкался, перекинул ногу через спинку, неуклюже спрыгнул. Наступил на валявшуюся подушку. Она поехала по полу. Слепой взмахнул руками. Упал. Ударился виском об угол отодвинутого от стены комода.

Через минуту луч фонаря осветил застывшее лицо с разинутым ртом и белыми, затянутыми мутной пленкой глазами.

В Раю

Не существует никакого человека и человечества. Эта вредная чушь выдумана, чтобы держать женщин в рабстве. Есть мужчины, живущие в одном мире, и есть женщины, живущие в другом. В первом мире властвует Сила, во втором – Красота.

К сожалению, отдельно от мужчин существовать невозможно. Потому что хоть Сила без Красоты отвратительна, но и Красота без Силы мало на что способна. Сосуществование необходимо. Но все беды происходят из-за того, что нарушена иерархия. Обществом правит Сила, а должна – Красота. Пока она не подчинит себе Силу, жизнь останется жестокой и безобразной. Казалось бы, совершенно очевидная истина – что женщины мудрее, сложнее, интереснее, милосерднее, аккуратнее, добросовестней, они лучше знают, как жить, и потому должны управлять обществом – не приходит в голову ни одному так называемому мыслителю. Они выдумывают религиозные доктрины, социальные теории и прочую белиберду, а на самом деле дорога к всеобщему счастью очень проста: ключ – во всевластии Красоты.

Философствование, которому сейчас предавалась Сюань-Нюй, конечно, было мужским занятием, но она не отрицала огульно всё, исходящее от мужчин. Те из них, в ком развито женское начало – художники, ученые и, разумеется, философы – бывают вполне хороши, и у них есть чему поучиться. Когда воспитанием детей станут ведать исключительно женщины, мальчики будут вырастать только такими: тонко чувствующими, образно мыслящими, мягкими в обращении. Надобность в солдатах отпадет, потому что закончатся войны. Женщины решают разногласия иными способами. Тяжелую физическую работу будут выполнять машины. И на всей земле воцарится рай. Как здесь, в Кюлунге.