Николай Свечин - Удар в сердце (сборник) Страница 4

Все посерьезнели, ненадолго затихли, но вскоре опять вернулись к картишкам. Однако за словами уже следили.

Вдруг сверху что-то засвистело, словно баловался Соловей-разбойник. Лыков задрал голову, но ничего не увидел. Свист быстро сменился шипением, а затем резким неприятным треском. В небе над опушкой раскрылись два огромных дымных цветка. Сучья в лесу принялись ломаться, как от урагана. Что-то тяжело зашлепало вокруг, будто град… И лишь через секунду Алексей догадался, что их обстреляли шрапнелью. Разрывы стаканов ударили левее, далеко от их взвода. Даже не было страшно. Батальоны затушили костры, чтобы не давать броненосцам ориентиров. Но те и сами решили не переводить снаряды зря и больше не стреляли.

Около полудня вперед пошли охотники. Они рассыпались в жидкую цепь. Сначала солдаты перебегали от валуна к валуну, от дерева к дереву. Но никто по ним не стрелял, и они осмелели. Довольно быстро цепь прошла две трети поляны, и тогда высоты сразу окутались черным пороховым дымом. Турки с гребня Муха-Эстаде открыли густой ружейно-артиллерийский огонь. Броненосцы молчали, ждали атаки главных сил. Охотники залегли. Опять подошел полуротный и стал объяснять:

– Там река и высокий левый берег. Люди должны выяснить броды, тропы и проходы в скалах. Где пушки стоят, где пехота гуще, а где меньше… Сегодня атаки уже не будет, охотники едва успеют провести разведку.

– Мы ночуем здесь? – догадался Лыков.

– Да. Ростом Николаевич[5] нас пока не собирал, но по уму… Вечером, когда охотники вернутся, составят диспозицию боя. Утром будем атаковать. А сегодня больше не бойтесь, Лыков! Для вас ничего опасного уже не случится.

Поручик ушел, а вольноопределяющийся задумался. Больше не бойтесь… Значит, заметно, что он мандражирует? Ну, заметно. Что ж теперь? Первый бой. Все боятся. Особенно когда тебе и двадцати лет еще не стукнуло!

За дальностью перестрелка охотников с турками выглядела неинтересной, и Алексей перестал за ней наблюдать. Остаток дня действительно прошел без событий. Раз только вылез на поляну отряд Гурийской пешей дружины и попытался продвинуться к реке. Броненосцы тут же повесили над храбрецами полдюжины шрапнелей, и те убрались обратно в лес. Правильно: три версты голого пространства лучше преодолеть утром. Глядишь, туман прикроет! Подивившись, какой он умный, вольнопёр лег спать. Прежде чем уснуть, прислушался к себе. Страха не было, было опасение. Вялое, нудное, как зудение комара, и такое же неотвязное. Но того страха, который Лыков боялся обнаружить в себе, он не чувствовал. Когда дрожат руки, подгибаются ноги, а зубы выстукивают дробь. И мысль встать и пойти вперед пугает до потери самообладания… Может, так будет завтра? А сегодня он смелый оттого лишь, что опасность пока далеко?

Ночевали александропольцы в холоде. Костры, чтобы не дразнить корабли, приказали отставить. В Эскадском лагере Алексей спал в палатке возле Бельского, и они полночи разговаривали обо всем. Но теперь Михаил зазнался. Он держался возле взводного унтер-офицера, имел строгое лицо и хмурый начальственный взгляд. На виду у Лыкова Бельский вынул папиросник, к нему тут же подскочил первогодок со спичкой. Кандидат в охотники прикурил и важно кивнул… Общаться с гордецом Лыкову не хотелось, и он притулился спиной к спине Сашки Брешалова. С другой стороны лег Савченков, один из тех, кого Алексей в охапку выносил из реки. Так они втроем согрелись и уснули.

На другой день атаки опять не объявили. Впереди перестреливались охотники, особенно жарко было слева. Там кричали «Ура!», в ответ слышалось загадочное «Ла ху!». В тыл нескончаемой чередой шли раненые. Днем в цепь принесли борщ, заправленный жиром и подбитый мукой. Такой вкуснотищи вольнопёр никогда еще не ел! Следом появился Агафонов, как всегда, с новостями. Он пояснил, что охотники и турки схватились в штыки. «Ла ху!» означает «О, он!», то есть Аллах. С этим криком османы ходят в смертельные атаки. Если услышишь его – готовься к жестокому бою. Еще поручик рассказал, что вчера за деревней Какуты охотники заняли выгодную гору в двухстах саженях от Муха-Эстаде. Она доминировала на равнине правого берега реки Очхамури и давала обзор всей вражеской позиции. Расположение артиллерии, склады и обозы – все видать! Турки спохватились и ночью послали на гору черкесов. Те явились в превосходящих силах и перебили защитников горы. А потом надругались над трупами: отрезали уши, выкололи глаза… Кого захватили раненым – подожгли одежду, и люди сгорели заживо. Некоторым мертвецам отсекли головы и бросили их вниз, к нашим позициям. Погибло более двадцати человек. И теперь у охотников есть вакансии, нужно пополнить их из резерва смельчаков.

Алексей оглянулся, разыскивая Бельского, но увидел только его спину. Михаил быстрым шагом шел куда-то в глубь леса. Послали с донесением? Вольноопределяющихся унтера старались зря не гонять. В лесу штаб, обозы первого разряда и лазаретные фуры. Какие там могут быть дела у Михаила? Но думать за других не полагается, и Лыков отвернулся. Запасных охотников в роте оказалось шестеро. Они быстро построились и отбыли на левый фланг. А сидение в лесу продолжилось.

Бельский вернулся лишь к вечеру. Он о чем-то коротко переговорил со взводным, махнул рукой и отошел в сторону. До ночи Михаил просидел на камне в обнимку с винтовкой. Никто к нему не подходил. Лыков догадался по этой обструкции, что дело нечисто. Похоже, герой струсил… Отрезанные головы смутили его? Или ослабла пружина внутри?

Он уснул в той же компании, греясь о спины товарищей. А в три часа утра их разбудили и велели двигаться вперед. Атака началась! Горнисты со всех сторон дали сигнал наступления:

– За царя и Русь святуюУничтожим мы любуюРать врагов!

Батальоны вышли из леса. Над равниной стоял туман. Он был недостаточно плотным, чтобы скрыть турецкую позицию, но от враждебного моря закрывал. И это вселило в солдат необходимую уверенность. Впервые после выхода из лагеря Алексей увидел свою колонну целиком. Офицеры выбежали вперед и выровняли ряды. Как на учениях, стрелковые роты рассыпались в цепь и быстрым шагом двинулись вперед. Полувзводы линейных рот тут же встали им в затылок. Все делалось быстро и слаженно самими же солдатами – они понимали, что их спасение в скорости маневров.

Лыков занял свое место во второй стрелковой цепи и огляделся. Савченков справа, Лагорио и Буткин слева; все звено в сборе. Дистанция с первой цепью – уставная. Он повернул голову назад и ахнул. Линейные роты во взводных и полувзводных колоннах двигались следом за стрелками. До них было чуть больше ста саженей, тоже по уставу. Два батальона, тысяча триста шестьдесят штыков, как на учениях, шли в атаку. Держись, турка!

Вдруг туман стал рассеиваться и прямо на глазах исчез совершенно. Раз – и нету! Плоскость до самой Очхамури стала видна как на ладони, и турецкие позиции на правом ее берегу тоже. Алексей поразился красоте открывшейся перед ним картины. Справа блестело, как ртуть, море. Пенные барашки волн налетали на берег и живописно разбивались на брызги. Слева высилась огромная гора, и от нее расходились в стороны скалистые хребты[6]. А по фронту тянулась полоса высот, на гребне которых что-то тускло блестело. Да ведь это турецкие штыки, сообразил Лыков. По мою душу сверкают! Черт! Руки сразу сделались будто мишурные, а в ногах появилась слабость. Старший в звене отстал, и соседи начали на него оглядываться. Стыд-то какой! Алексей поднажал, хотя ноги едва слушались его. Хорошо хоть, по ним пока не стреляют… Тут высоты окутались дымом, словно турки подслушали его малодушные мысли. Одновременно хлопнуло с моря, и над поляной разорвалось сразу несколько шрапнелей. Проклятые броненосцы никуда не ушли, они ждали атаки! А ты, дурак, любовался барашками! Не в силах уже бороться со страхом, Лыков рванул вперед. Голова вдруг перестала работать. Движения словно бы направлял какой-то автомат. И это было спасительно для него. Бездумье вытеснило страх, и сделалось все равно: добежит? не добежит? попадут? не попадут? Ноги припустили вдвое быстрее, как в детстве, когда чесали наперегонки. И все смешалось и завертелось в дикой бессмысленной карусели.

Потом Лыков не смог вспомнить подробностей своей первой атаки. Они куда-то бежали. Над головой густо рвалась шрапнель. Стаканы ударялись о камни, изрыгали свинец и с диким звуком, похожим на хохот, улетали обратно в небо. Раз у Алексея сбило с головы шапку, и пришлось ее поднимать. Еще чиркнуло по рукаву. Потом он чуть не наступил на упавшего ему прямо под ноги Савченкова. Хотел поднять, увидел, что у того вместо глаза черно-красная дыра, а второй глаз испуганно косится по сторонам… Бросил и побежал дальше. Когда он заметил впереди берег реки, обрадовался, а зря. Оказалось, что их цепь добежала до границы ружейного огня турок. И в дополнение к шрапнели на атакующих обрушился шквал пуль. Сразу упало вокруг несколько человек, и ужас чуть было не вернулся снова. Но тут из-за спины вынырнул поручик Агафонов и крикнул ободряюще: