Елена Хорватова - Тайна царского фаворита Страница 4

ГЛАВА 3

Анна

Аня замерла от ужаса, прислушиваясь к звукам на чердаке. Это были шаги, вне всякого сомнения, шаги… Кто-то ходил по чердаку, топая и скрипя сапогами.

В доме кроме Анны была только няня. Кухарка и молоденькая девушка из ближней деревни, приглашенная в качестве горничной, считались приходящей прислугой (так выходило дешевле) и ночевать отправлялись домой.

В любом случае, доведись даже слугам по какой-то причине задержаться в Привольном, вряд ли кто-либо из них глубоко за полночь поднялся в кромешной темноте на чердак и бродил бы там, грохоча и топая… Может быть, эти шаги над головой все-таки примерещились? Стыдно быть такой трусихой и бояться каждого звука в собственном доме.

Аня засветила керосиновую лампу, накинула на плечи шаль и пошла из спальни в конец коридора, туда, где узкая деревянная лестница поднималась под крышу, в мансарду, давно уже нежилую и забитую всяким ненужным хламом.

– Эй, кто здесь? – крикнула Аня в сторону чердачной двери, поднявшись на первую ступеньку. – Здесь кто-нибудь есть?

Ей никто не ответил.

Она поднялась по лестнице и отворила тяжелую дубовую дверь, которая никогда не запиралась, ведь никаких сокровищ, кроме забытой рухляди, там не было. На чердаке было тихо, темно, пахло слежавшейся пылью и мышами. Мансарда, даже без всяких незнакомцев, сама по себе казалась зловещей. Переступить порог было страшно.

– Кто здесь? – повторила Аня уже не так громко. – Есть тут кто-нибудь? Отвечайте!

Чердак молчал.

– Это нервы, – сказала себе Аня и, подобрав подол длинной ночной сорочки, стала спускаться по ступенькам вниз. И зачем она бродит ночью по дому, пугая мышей? Скорее дойти до кровати, укрыться потеплее, и сон придет. Бояться ведь нечего!

Но как только Аня оказалась в постели, ей снова почудилось, что наверху грохочут тяжелые шаги, потом где-то хлопнула оконная рама.

– Нервы, нервы, – снова повторила Аня и, прикрыв голову подушкой, чтобы ничего не слышать, прочла про себя «Отче наш».

– Няня, – спросила за завтраком Анна, – ночью по дому кто-то ходил? Мне показалось, что я слышала шаги на чердаке.

– Да что ты, касатка, кому тут ночами шастать, да еще по чердаку? Примерещилось. Хотя в доме этом, прости Господи, всякие чудеса бывают. Исстари так повелось. Такое уж место… Мне и самой иной раз что-то поблазнится…

Аня только-только собралась расспросить, что за чудеса исстари бывают в ее доме, как няня уже перевела разговор на другое, сообщая новости про незнакомых Анне или давно забытых соседей по имению. Как оказалось, жизнь и в этом тихом лесном углу не стоит на месте.

Кто-то из соседей-помещиков продал усадьбу, кто-то разорился подчистую и пустил дом с молотка, кто-то давно женился и обзавелся детками, а кто-то, напротив, овдовел и чахнет теперь от тоски, попивая в одиночестве домашнюю наливочку.

Странно, что няня, никуда не выезжая из усадьбы, так хорошо знала все подробности о жизни помещиков, проживавших чуть ли не в двадцати верстах от Привольного и никогда не бывавших здесь в гостях. Но уж если о дальних соседях нашлось, что порассказать, то все, что происходило в домах ближних, было ведомо любопытной старушке без утайки.

Ну еще бы не знать, что происходит, к слову, в Гиреево, самой ближней к Привольному усадьбе, если няня ходит за три версты в гиреевскую церковь и беседует после службы с местными кумушками.

Вот она и поведала Анюте, что одинокий старичок-полковник, прежний владелец Гиреева, уже скоро год как умер, оставив имение взрослым внукам покойного брата, а вот деверя своего, тоже имевшего на гиреевскую усадьбу виды, наследством обошел. Этот полковничий деверь хотел было судиться с новыми хозяевами, но потом решил, что дело безнадежное, оспорить завещание будет трудно, махнул рукой и отступился.

Аня старого полковника помнила весьма смутно, а уж его наследники, включая неудачливого деверя, были ей и вовсе не интересны, но остановить словоохотливую няню не удалось и пришлось волей-неволей узнать все подробности о нынешних гиреевских помещиках.

Полковничьи наследники – молодые люди, неженатые еще, до войны были студентами, сейчас оба в армии, воюют на германском фронте, а делами в усадьбе заправляет их матушка, почтенная вдова. Она придумала устроить в гиреевском барском доме нечто вроде благотворительной лечебницы для раненых. Там проживает много молодых офицеров, выздоравливающих после полученных на фронтах увечий.

– Ты бы, Анюточка, съездила в Гиреево, нанесла бы новой хозяйке визит по-соседски, знакомство свела бы, помощь какую-никакую предложила по благотворительной части, – советовала нянька. – Она женщина вдовая, ты тоже… Глядишь – и сойдетесь.

– Ну что ты говоришь, няня? Не хватало еще разъезжать с визитами по домам соседей! Я не ищу новых знакомств и вообще не хочу никого видеть. Я приехала сюда, чтобы найти покой. Уединение и покой, понимаешь?

– Так-то оно так, покой – дело хорошее, да только… У госпожи Здравомысловой в доме офицеры поселились, все ж таки общество. А твое дело вдовье, – гнула свое няня. – Где сейчас приличных мужчин-то найдешь? Все на фронтах, помогай им Господь, война идет. А эти хоть и увечные, но ведь выздоравливающие уже. Может, их не так уж сильно повредили… Что ж тебе в твои годы-то монашенкой куковать? Я ж не говорю, чтоб там мужа искать, друга сердечного или что… Но на людях-то побыть нужно, чтобы от тоски не зачахнуть. Не все же сидеть здесь, в Привольном, как в скиту лесном, пока вконец не одичаешь. Ты послушай старуху, я тебе плохого не присоветую.

– Няня, ты говоришь какие-то глупости. Все, прости, но я не желаю больше ничего слушать.

Анна отбросила салфетку и вышла из-за стола, раздраженно стукнув стулом.

– Ну уж и глупости, – забормотала ей вслед няня. – Никакие не глупости. Дело-то вдовье, молодое. А там господа хорошие есть, благородные, даже и из дворян. Вот бы и знакомство свести по-соседски. Женихи-то нынче на улице не валяются. Война всех повыбьет. Тебе бы, Нюточка, не теряться! Да видать горюшко не отболело еще…

На следующее утро Аня отправилась на прогулку по усадебному парку, вольно раскинувшемуся на многих десятинах земли. Она обошла вокруг заросшего, подернутого зеленой ряской пруда с ушедшей в землю у бережка скульптурой Венеры, посидела на шаткой, подгнившей скамье в беседке, заглянула в растрескавшийся, давно лишенный воды фонтан, пробралась сквозь заросли одичавшего жасмина, постояла у надгробия деда и бабушки, потом углубилась в дальнюю липовую аллею. Дорожка между старыми липами совсем заросла травой, похоже, здесь давно уже никто не ходил.

«Вот и моя жизнь теперь будет похожа на этот угасающий парк, – думала Аня. – В уединении и тоске можно найти свою горькую прелесть. Гулять одной по нехоженым тропинкам, чтобы никто не мешал предаваться воспоминаниям… Ведь воспоминания – это единственное, что у меня осталось».

Но из состояния поэтической грусти ее вывела няня, чуть ли не бегом бежавшая по аллее, подобрав юбки.

– Нюточка, детка, насилу тебя нашла. Ой, Божечки, запыхалась… Гость к нам пожаловал, касатка. Тебя спрашивает. Ты уж его прими, родная. А я насчет закуски и самовара распоряжусь.

– Какой гость, няня? Я не хочу никого видеть! Скажи ему, что я сегодня нездорова и вообще никого не принимаю.

– Да что ты, как можно! К нам господин офицер с визитом пожаловали, благородный человек честь тебе оказал, просит принять. А ты – не хочу! Это не по-людски!

– Не хочу. Я уже сказала. Никого принимать не буду.

– Нюточка, послушай… Господин офицер просил передать, что с поручиком Чигаревым, с Алешей твоим покойным, вместе воевал, в одном полку. Да и сам весь израненный, лицо в шрамах, места живого нету. Глядеть и то жалко. Неужто ты сослуживцу мужа, герою, за отечество кровь проливавшему, на дверь указать не посовестишься? Как хочешь, а не по-людски это, Аня.

Но Анна уже не слушала. Сослуживец мужа! Он расскажет ей что-нибудь об Алеше, о его последних днях. Господи, а она по глупости чуть было не отказала этому человеку от дома, могла ведь обидеть его, оттолкнуть…

– Няня, где он?

– Ну где ему быть – в нижней гостиной на диване сидит. Комнаты-то не все в порядке, чистых – раз-два и обчелся, куда же еще звать прикажешь, – забормотала няня. – Распорядись хоть парадные покои вычистить, Нюточка, вот и будет где гостей принять. Там, в зале-то, и танцевальный вечер устроить можно, особенно летом, пока тепло. Зимой-то в таких хоромах печек не натопишься…

– Ладно, об этом потом. Ты об угощении для гостя позаботься.

Оставив няню, Аня поспешила к дому.

В гостиной на угловом диване сидел штабс-капитан, лицо которого было обезображено несколькими глубокими шрамами. При виде Анны он вскочил с дивана. Судя по порывистости его движений, он был гораздо моложе, чем можно было бы заключить по его лицу.