Николай Норд - Яичко Гитлера Страница 4

…Адольф очнулся от едкого запаха горелого масла, который, после прошлогодней газовой атаки, пережитой им не без последствий для легких, действовал на его нос, словно нашатырь — это черным, жирным дымом смердело от, все еще горящего, «Марка». Голова Адольфа раскалывалась, будто зажатая в тисы, и в ней шумело, словно где-то недалеко журчала вода, падающая с мельничной плотины.

Бой был, по-видимому, уже закончен, и на искореженной воронками земле он увидел множество застывших мертвых и шевелящихся раненых бойцов, как своих соратников, так и противников. Отовсюду слышались стоны и крики искалеченных. Сновавшие по полю в белых халатах солдаты медицинской службы не обращали никакого внимания на англичан и подбирали, прежде всего, своих и переносили их к запряженным повозкам для транспортировки в полевой госпиталь, расположенный за холмом в деревушке Ле Баргюр, в миле от линии фронта.

Адольф попытался подняться, но резкая боль в паху не дала ему этого сделать и он тоже невольно застонал. Пара полковых санитаров прошла мимо него — наверное, его слабый и сдержанный стон попросту утонул в общей какофонии стенаний. Адольф закричал как можно громче, призывая их вернуться за ним. Его охрипший голос, наконец, был услышан и к нему подошли.

— Ну, что ты кричишь, как черт безлошадный, вас тут тыщи таких, а нас сколько? Сейчас займемся, крикун ты этакий, — склонился над ним один из санитаров, уже немолодой мужчина с землистого цвета лицом. Гнилой запахом из его рта, перебивал даже едкую гарь, стелящуюся низом от танка. — Сам-то что, подняться не можешь? — он грубо взял Адольфа подмышки.

— Э-э, эко ему пах разворотило! — отозвался второй санитар, помоложе первого, с лицом конченого дауна, который ухватился за ноги Адольфа, отчего земля с него осыпалась, и открыла место ранения. — Подожди, Клаус, надо сначала перебинтовать его, а то может до госпиталя не доехать — крови много потеряет.

Он разрезал ножницами штанины и стал бинтовать Адольфу бедро и пах.

— А что там такое? — скривив от боли лицо и не в силах приподняться, чтобы посмотреть, что с ним случилось, вопросил Адольф.

— Кажись парень, тебе яйца оторвало, — с глупой детской улыбкой ответил даун, будто речь шла всего лишь об оторванных ушах.

— И что, теперь у меня не будет детей? — со слезами жалости к самому себе заголосил Адольф. — Скажи мне, падла, правду!

— Что ты его пугаешь, Ганс? Парню и так плохо, — с упреком сказал пожилой дауну. — А ты, крикун, кончай голосить, как баба. Ничего страшного нет, видно только, что мошонка порвана, одно яичко на месте, второе тоже целое, только болтается на какой-то жилочке. Может, доктор и пришьет его — откуда нам знать?

— Так что ж вы стоите, идиоты!? Давайте же, несите меня скорее!

Когда Адольфа подтащили к повозке, та уже была полная и собиралась трогаться в путь, другая же только начала заполняться ранеными, и было неизвестно, сколько еще нужно будет ждать до отправки. Но Адольф так кричал, так умолял взять его немедленно, что над ним сжалились и взяли с собой, отсадив в неполную телегу солдата с перебитой ногой.

Когда повозка подкатила к одной из просторных палаток полевого госпиталя, перед которой лежала очередь из раненых, ожидавших хирургического вмешательства, Адольф снова поднял невообразимый шум.

— Пропустите же меня первым, черт бы вас всех побрал! — кричал он хриплым и пронзительным голосом. — Это важно, очень важно, я тяжело ранен!

В ответ послышались недовольный ропот, немалого количества жаждущих поскорее попасть под хирургический скальпель:

— Если тяжело, так чо орешь? Тяжелые все, вон, молчат…

— Да что ему объяснять, тут доктор все решает — кто тяжёлый, кому вперед, а кто и подождет.

— Доктора мне, доктора, умираю! — еще отчаяннее завопил Адольф.

В это время из распахнувшегося проема палатки вынесли какого-то прооперированного офицера, и следом за ним вышел мужчина средних лет в испачканном кровью белом халате и с моноклем на усталом, с окаменелой угрюмостью, лице. Он повернулся в сторону Адольфа и резким фальцетом спросил:

— Кто этот крикун?

Адольфа неприятно укололо это слово «крикун», которое стало для него теперь чуть ли не нарицательным, однако он проглотил обиду и поспешил представиться, пытаясь приподнять голову, хотя в его положение это было и нелегко:

— Ефрейтор третьей роты шестнадцатого резервного полка Адольф Гитлер, герр доктор!

— Послушайте, ефрейтор, вы что тут вопиете, будто рожать собрались?

— Ну, вроде того, — густо покраснев, отозвался Адольф. — Посмотрите сами…

На лице хирурга отобразилось недоумение, он переглянулся со стоявшим возле Адольфа санитаром, который лишь с усмешкой пожал плечами, и снова воззрился на Адольфа. Потом дал санитару знак, и тот сдернул с Адольфа прикрывавшую его простынь. Осмотрев рану, доктор дал команду нести Адольфа в операционную.

— Ну-с, правое яичко мы, пожалуй, спасем вам, ефрейтор, а вот левое придется отнять, отнять, — сказал он Адольфу растягивая последнее слово, пока того готовили к операции.

— Герр доктор, но ведь оно не оторвано совсем, неужели нельзя пришить его назад? Прошу вас, герр доктор, спасите яичко!

— Послушайте, ефрейтор, это отнимет уйму нашего драгоценного времени, я и так вас взял без очереди, а, между тем, тут ждут помощи сотня парней с более тяжелыми ранениями. Вот на том столе лежит солдат, которому надо срочно пришить голову — держится лишь на позвоночном столбе. Если мы не возьмемся за него через пять минут, то он отдаст богу душу. Это-то вы хоть понимаете, ефрейтор? А вы тут стенаете по поводу какого-то яичка…

— Но ведь без него я не смогу жениться и у меня не будет детей! — в отчаянии воскликнул Адольф, готовый вот-вот заплакать.

— Ерунда! — безапелляционно заявил хирург, принимая из рук помощника страшный скальпель. — У меня сосед был, хороший парень, только пьяница ужас какой. Так он однажды заснул в своем свинарнике пьяный в муку, и спал чуть не двое суток беспробудно, пока не проснулся от чудовищной боли. Это голодные некормленые свиньи принялись есть его самого. Успели бедра кусок отгрызть, а, самое интересное, — как раз одно яичко. И что вы думаете, ефрейтор? Он вылечился, бросил пить, женился и даже еще и пару детишек заделал. Мальчика и девочку, хорошенькую такую.

— А зачем вам дети? Вы уже и так женаты… — это сказал, вдруг неизвестно как оказавшийся в палатке, санитар в чистом, незапятнанном ни капелькой крови, белом халате, с монголоидным лицом и проницательным, гипнотическим, взглядом черных, узких глаз. В руках, на которые были натянуты зеленые лайковые перчатки, он держал большой никелированный сосуд с навинченной на него медной крышкой, и черный, кожаный кофр.

— Вы меня с кем-то спутали, на ком это я женат? — повернул к нему искаженное страданием лицо Адольф.

— На Германии…

В воцарившейся тишине, все присутствовавшие в палатке, обернулись на странного незнакомца.

— А вы, собственно, кто сами-то будете? — вопросил его доктор, посмотрев на него так, словно удостоверялся, все ли у того в порядке с мозгами.

— Меня зовут Сахиб, — с легким акцентом представился незнакомец. — Сам я из далекого города на Востоке, название которого вам ничего не скажет. В дар от нашей общины я привез в лазарет Красного Креста в Беелице медикаменты и новейший хирургический инструмент. Оттуда меня прямиком направили в ваш полевой госпиталь. Машину с лекарствами уже разгружают ваши люди, а инструмент для вас доктор я принес лично сам, — ответил гость, качнув кофром.

— А, ну спасибо! Поставьте сумку в угол, потом разберемся с ней на досуге, сейчас мне, сами понимаете, не до этого.

Тем временем помощник доктора подготовил Адольфа к операции и сделал ему инъекцию наркоза, который, впрочем, на Адольфа действовал слабо.

— Что он крутит головой, доза маленькая? — спросил хирург помощника.

— Да обычная доза, просто не берет его что-то.

— Нам некогда ждать, еще до черта тут тех, кого резать надо, — нетерпеливо произнес доктор и легонько ткнул скальпелем Адольфа в бедро. — Чувствуете что-нибудь, ефрейтор?

Адольф не почувствовал никакой боли и отрицательно помотал головой. Он силился поднять голову и посмотреть, что там с ним вытворяют.

— Тогда приступим, — деловито проговорил доктор и ловко отчикнул ему одно яичко.

Он бросил его на стоящий рядом стол, где уже лежали окровавленные части человеческих тел, отрезанные ранее — кисти рук, ноги, кишки…

Наркоз, наконец-то, начал воздействовать на Адольфа, сознание его стало туманиться, но он еще успел заметить, как незнакомец взял яичко со стола и бережно положил его в свой блестящий сосуд, после чего покинул палатку…

ГЛАВА 3

НЕПРИЯТНАЯ НОВОСТЬ