Убийство по-китайски - Попандопуло Анастасия Страница 4

Имя это произвело на хозяйку мою неожиданный эффект. Она отставила чашку, выпрямилась и очень внимательно посмотрела на меня.

– Ты не поссорился с ним как-нибудь, Аркадий Павлович?

Видя, что я отрицательно покачал головой, хозяйка вновь ободрилась и, постепенно оживляясь, рассказала мне следующее. Род Трушниковых давний, хотя и не особо знатный (не чета мужнину роду, хотя и были Беляковы с Трушниковыми в далеком родстве, а все же Трушниковы от младшей и дальней ветви). Еще при Александре Первом отец Василия Кирилловича – Кирилл Сергеевич удачно женился на своей осиротевшей соседке по имению Елизавете Ивановне Камышевой. Впрочем, по слухам, брак был удачен только для жениха. Жену свою он сразу удалил от общества и фактически запер в имении. Сам же распродал приданое и пропал на несколько лет, возбудив в городе различные толки. Впрочем, еще большие толки пошли по его возвращении. Дело в том, что, как выяснилось, ездил он в Китай. Из своего путешествия, помимо всевозможных диковинных сувениров, он привез несколько контрактов на поставку чая. Суммы поначалу были небольшие, дела он вел через Кяхту и Ирбит. Большую часть года сам ходил с караванами, в городе показывался редко, к себе никого не звал, а все дела здесь решал через поверенных. Общество стало как-то даже и забывать о Трушникове, когда вдруг однажды город был разбужен траурным звоном. Вдоль по главной Дворянской улице от южной заставы и до собора шла погребальная процессия. Шесть первоклассных черных как смоль жеребцов в бархатных попонах с кистями и черными плюмажами на головах медленно тащили покрытые лаком дроги с богатым гробом. Вслед ехала карета с кучером и двумя гайдуками. Сквозь окошко самые любопытные разглядели внутри кареты мальчика, тихо сидящего на обитом кожей кресле. Вслед за каретой верхом ехал сам Кирилл Сергеевич. Потом тоже верхом следовал приказчик, уже хорошо известный в городе. Замыкали же шествие несколько крестьян да группа богомолок – из тех, что без счету ходят по Руси. Как выяснилось, хоронили жену Трушникова. При этом ни ее родственников, ни каких-либо знакомых, которые несомненно были у несчастной Елизаветы Ивановны в губернии, на похороны и поминки не пригласили. Да и поминок, по чести сказать, не было. После отпевания и прощания на городском кладбище вся кавалькада развернулась и тем же порядком выехала в имение. Странные это были похороны. Долго их потом обсуждали в гостиных. Но более всего город потрясло то, что мальчик в карете оказался сыном Трушникова, и о сыне этом, представьте, ничего в городе не было известно. А меж тем Василию Кирилловичу на тот момент исполнилось уже лет восемь.

Шли годы. Дела Трушникова ширились. Уже пробежал по губернии шепот: «миллион». В редкие приезды Кирилла Сергеевича в имение соседи старались послать ему приглашения, каковые он, впрочем, никогда не принимал. Василий же Кириллович совсем вошел в возраст, отстранил постепенно приказчика и все больше и больше забирал отцово дело в свои руки. Сходство с отцом у него, надо признать, с возрастом развилось поразительное. Так же как отец, был он высокий, жилистый, с черными густыми волосами, крупными, совсем мужицкими руками. Цепкие голубые глаза смотрели отстраненно, и только яркий красиво очерченный рот со слегка выдающейся нижней губой иногда выдавал чувства хозяина. Постепенно отец и сын стали чаще появляться в городе, причем обычно посещали собор, что было вполне удивительно ввиду полного отсутствия набожности у обоих. В деловые поездки они отправлялись теперь по очереди, старательно выстраивая свою империю, что раскинулась от Китая, через Кяхту и Ирбит до складов и контор в нашем городе. Дело Трушниковы вели жестко, и много темных историй ходило как вокруг их торговли, так и вокруг личной жизни, скрытой от общества и потому вызывавшей преувеличенное внимание. Но самая скандальная история произошла в тот год, когда уже моя хозяйка жила в городе. Началось все с известия о свадьбе младшего Трушникова и появлении в имении новой хозяйки. Сама свадьба прошла то ли в Ирбите, а то ли еще где. Но точно не в городе, что больно задело самолюбие местного общества. Собственно, открылось все на Троицу, когда Кирилл Сергеевич явился в собор в сопровождении молодой, очень красивой женщины в дорогом платье, с роскошным, совершенно неуместным в церкви жемчужным ожерельем, которого сама красавица очень стеснялась и все пыталась прикрыть платком. Как потом прояснилось, женился Василий Кириллович на дочери владельца рудного завода, с которым вел дела в Ирбите. Софья Павловна принесла хорошее приданое и сама была исключительно мила. Какое-то время Василий Кириллович был, по всей вероятности, сильно увлечен женой. Во всяком случае, слухи о кутежах прекратились. Отец, Кирилл Сергеевич, купил в городе огромный особняк, где затеял ремонт. На новоселье, которое состоялось буквально через год, неожиданно созвали все губернское общество. Прием был грандиозный, хозяева любезны, более того, в тот же вечер было объявлено о щедром пожертвовании на нужды города. С того вечера уже редко какое событие проходило без участия Трушниковых. Влияние их росло, дело ширилась, ордена, чины, связи. В общем, они ворвались в наш свет ярко и стремительно, и уже через два года, пожалуй, не было в губернии более влиятельной семьи. И вот на пятый год после новоселья, когда уже подрастал у Василия Кирилловича старший сынок Дмитрий, а младший Сашенька был на подходе, затеяли Трушниковы еще дело расширить. Сперва Василий Кириллович в Кяхту отбыл, а за ним и отец. Не видно их было года два-три. Ходили слухи, что после Кяхты вроде отправился старший Трушников в Китай, куда, спустя какое-то время, ему вослед поехал и Василий Кириллович. Дальше сведения разнились, и в точности, что уж там произошло и как, никто не знает, а только преставился Кирилл Сергеевич, считай, на Крымскую войну. Младший же вернулся в город уже полным владельцем всего дела. Но приехал не один. Был с ним маленький мальчик, на вид совершенный китаец, которого поселил он в своем доме и велел растить со своими детьми. Кем ему приходится Ванечка (так назвали китайчонка), осталось загадкой. Домыслы же были самые различные. Впрочем, ни Иваном, ни своими детьми, которых, напомню, было уже двое, Василий Кириллович заниматься не спешил. Вернувшись в Т., он практически открыто стал сожительствовать с одной актрисой, для чего даже построил при складах себе небольшой особняк, городскому обществу заткнул рот пожертвованиями, а театру назначил от себя такое содержание, что очень скоро город имел и блестящую труппу, и первостатейный репертуар. Мальчики же меж тем росли. Софья Павловна, как могла, занималась детьми и ограждала их от сплетен и толков, что кружили по городу.

– И вот, батюшка мой, – Галина Григорьевна взяла меня за рукав, – сколько времени прошло, а прямо как сейчас перед глазами стоит. Представь, зима, а какая у нас зима, сам знаешь. Вечер, я из монастыря шла. Только схоронила я Петра Савельича, горевала тогда очень. Вот и ходила в монастырь, панихиды заказывала, да и просто сама поминала. Свечу поставишь – оно вроде как пообщалась, и самой легче, и его душе польза. Так вот, решила я немного пройтись и шла как раз против дома Трушниковых. Вдруг слышу – что такое? Шум, женщина плачет. Вижу, у самого крыльца… там, знаешь, особняк-то не прямо на улицу выходит, а есть перед домом небольшой сквер с подъездной аллеей. Так вот, там вдали стоит экипаж и какая-то суета вокруг. Я знаю, что любопытство – грех, да уж грешна, что делать. Застыла тогда, стою смотрю. А там детей у матери отбирают! Бедняжка Софья Павловна в одном легком платье стоит на ветру, руки так жалобно тянет, а деток-то в экипаж лакей сажает. Стоны. Вспомнить – сердце сжимается. Рядом дворник стоял, конечно, люди у него и выспрашивают: «Это что же творится?». А он говорит, что отеческая, мол, воля, и все права отец на детей имеет. И никакого злодейства, а только законное дело. А я и сейчас скажу, что злодейство это было самое черное. И жизнь мою правду показала. Значит, вступила какая-то блажь Василию Кирилловичу. Забрал он мальчишек прямо в свой особнячок. И с одной-то стороны, вроде правильно. Учить стал. К делу приспосабливать. А с другой, ну скажи ты мне, по-божески это – к любовнице детей селить? А гнуть ребятишек на складах да в конторе до седьмого пота, а бить их наравне с прочими? Своих-то служащих он смертным боем бьет, кого хочешь спроси. Если и есть чистилище католическое, так оно вот там, в конторах да на складах. Оно, может, для дела и полезно, а для души как?