Антон Чижъ - Божественный яд Страница 40

— Лучше, Родион Георгиевич, несравнимо лучше! — пропел сияющий Аполлон Григорьевич.

— Как хотите, с места не двинусь! — разозлился сыщик, вцепившись в перила. — Что это такое, хватает, толкает, тащит. Я, конечно, очень тепло к вам отношусь, но надо и меру знать! Объяснитесь, в чем дело?

— Ну Ванзаров, ну душечка. Если бы я стал вас уговаривать да объяснять, мы бы еще час препирались. А так — извольте, два шага — и мы уже на улице. А от Офицерской до Большой Матросской за пять минут дойдем.

— Куда? — невольно спросил Ванзаров.

— Да рядом тут! Сразу за Мариинским театром! — Лебедев махнул рукой. — В нашем распоряжении час. Он уедет — и все! Пойдемте, пойдемте!

Они быстро миновали переулок, на который выходили конюшни полицейского участка, и вышли на изгиб Екатерининского канала, напротив мостика со львами. Лебедев шагал так быстро, что сыщику приходилось семенить за ним, как собачонке на поводке.

— Извольте уж объяснить, что за спешность? — пробурчал Ванзаров, на ходу стараясь застегнуть пальто.

— Нам сказочно повезло! В Петербург из Варшавы буквально на три дня приехал доктор Цвет! Я узнал об этом случайно, увиделся с ним утром и договорился, что перед поездом он уделит нам несколько минут!

Ванзаров не был готов разделить оптимизм криминалиста. Он помнил, что Цвет изобрел метод хроматографии, которым Лебедев воспользовался в России одним из первых, сумев с его помощью определить состав смеси из желудка Марии Ланге. Но чем мог помочь следствию кабинетный ученый-ботаник, сыщик не представлял. К тому же Родион Георгиевич устал после приключений в Озерках, а ноющая боль в голове неустанно напоминала о себе.

— Михаил Семенович просто уникальный ученый и человек редчайшей скромности, — голос эксперта дрогнул от избытка чувств, переполнявших Аполлона Григорьевича. — Вы только представьте: ему тридцать два года, родился в Асти, наполовину русский, наполовину — итальянец. Блестяще закончил в двадцать один год Женевский университет, в двадцать пять — защитил диссертацию на степень доктора естественных наук. В Европе его ждет блестящая научная карьера. А он вдруг решает уехать в Россию, вернуться на родину предков, так сказать.

Лебедев так горестно вздохнул, как будто приезд в Россию для ученого был равен самоубийству.

— И как его встретили? — заинтересовался Ванзаров.

— Как обычно! — зло сказал Аполлон Григорьевич. — Диплом и степень Женевского университета у нас, видите ли, не признается! И гениальный ученый не может найти работу! Хорошо, его заметил Лесгафт и пригласил в свою лабораторию. Там Михаил Семенович и трудился, пока самого Лесгафта не сослали в Финляндию.

— И как же он устроился?

— Ну как, защитил кандидатскую в Казанском университете и получил место преподавателя биологии в Варшавском, — Лебедев вздохнул. — И это один из лучших умов Европы, открывший величайший научный метод хроматографии! Ученый, опередивший свое время на десятилетия, не может получить в Петербурге место ассистента! Полный бред!

Ванзаров ощутил невольное уважение и симпатию к непризнанному таланту, но не смог удержаться, чтобы не кольнуть криминалиста.

— Очевидно, доктор Цвет прочитает нам лекцию о хроматографии?

— Э-э-х, Ванзаров! — Лебедев, кажется, обиделся. — Утром он сделал анализ остатков жидкости во флакончике. Вас ждет одна неожиданность.

«А вот с этого и надо было начинать!» — подумал Родион Георгиевич.

Дошли действительно быстро.

Дверь открыл высокий, худощавый господин в поношенном сюртуке. Лебедев невежливо прошел первым, быстро поздоровался с хозяином квартиры и без предисловий представил ему Ванзарова, который топтался у порога, переводя дыхание.

— Знакомьтесь, коллега! Сыщик прекрасный, но характер — отвратительный!

— Очень приятно познакомиться! — доктор Женевского университета говорил тихим, печальным голосом, с застенчивой интонацией, как будто извиняясь за то, что доставил хлопоты. Его тонкие пальцы болезненно вздрогнули от прикосновения холодной руки гостя.

От Михаила Семеновича исходили невидимые токи истинного благородства. Подобное нельзя получить вместе с чином и званием. Оно рождается с человеком, как дар. И называется природной интеллигентностью.

Высокий лоб с зачесанными назад густыми темными волосами. Курносый нос. Окладистая бородка, прикрывавшая острый подбородок. И карие глаза — с выражением необъяснимой грусти. Взрослый мужчина — беззащитный, как ребенок.

Родион Георгиевич сразу же проникся безграничным доверием к этому странному человеку, посвятившему жизнь изучению растений.

Михаил Семенович предложил гостям пройти в маленькую гостиную.

— Простите, господа, у меня и чая нет, — сказал он с виноватой улыбкой. — Вот, приехал в Петербург отдать долг за трехлетнее проживание, все денег не мог подкопить. А домовладелец благородно позволил мне остановиться в пустой квартире, а то гостиницы в столице дороги.

Доктор Цвет говорил с одышкой — верный признак больного сердца. Коллежскому советнику ужасно захотелось хоть чем-то помочь одинокому и больному ученому. Родион Георгиевич полез в карман за портмоне, но вовремя наткнулся на страшные глаза Лебедева.

Ванзаров опомнился и вытащил часы, чтобы хоть как-то выйти из неловкой ситуации.

— Мне не хотелось бы отнимать ваше время… — он смущенно кашлянул. — Поэтому я попросил бы кратко рассказать, что вам удалось обнаружить…

— Да, да, конечно, — Цвет сел на краешек стула и по-женски, одна на другую, сложил ладошки. — Мне по старой памяти разрешили провести анализы в Биологической лаборатории, тут, недалеко, на Офицерской. Так что я могу в основном подтвердить выводы Аполлона Григорьевича.

Лебедев, прислонившись к стене и скрестив руки, благодарно кивнул.

— В жидкости содержатся вытяжки конопли, мухоморов, а также коровья моча, — тихо продолжил Цвет. — К сожалению, мне не удалось полностью разложить состав. В него входит несколько компонентов, мне неизвестных.

Ванзаров посмотрел на Лебедева, задавая немой вопрос: «Что это значит?» Аполлон Григорьевич ухмыльнулся.

— Михаил Семенович, не скромничайте, — с улыбкой сказал он, — а то меня Ванзаров живьем съест. Рассказывайте о найденных алкалоидах.

Знаний Родиона Георгиевича в криминалистике хватало на то, чтобы понять: алкалоиды — это яды растительного происхождения. И Ванзаров заинтересовался.

— Совершенно верно, коллега, — доктор потер переносицу. — Именно к алкалоидам относятся обнаруженный мною эрготамин и сфацелиновая кислота.

Лебедев победно поднял указательный палец.

— И что это означает? — осторожно спросил Ванзаров.

— Это значит, что в состав смеси входит спорынья! — победно закончил эксперт.

Ванзаров считал себя городским жителем, но в юности часто приезжал в маленькое имение своей бабушки. Он вспомнил случай, который познакомил его со спорыньей. Ему было лет шестнадцать. Как-то раз, великолепным летним днем, выйдя в поле, в котором уже колосилась рожь, Родион сорвал полный стебель и вдруг заметил среди наливавшихся зерен черные закорючки, похожие на засохших червячков. Они торчали между зерновых коробочек как рога, проросшие из колоса. Родион выдрал один из них и понюхал. Запах был странный, как от сырого гриба. От любопытства Родион решил попробовать рожок на вкус, но деревенский мальчишка, гулявший с ним, закричал, чтобы он немедленно бросил стебель. Паренек сказал, что это — спорынья. Скрючит так, что просто погибель.

— Значит, спорынья? — медленно проговорил Ванзаров.

— Да, паразитный грибок Claviceps purpurea Tulasne из отдела сумчатых Ascomyceteae и группы Pyrenomyceteae, — спокойно сказал доктор.

— Мне нужны пояснения, — признался Родион Георгиевич.

Цвет тяжело кашлянул и рассказал, что спорынья довольно странный и не до конца изученный представитель грибного мира. Целительные свойства спорыньи давно известны. Препараты на ее основе применяют для облегчения и ускорения родов. А в продаже можно найти даже водный экстракт спорыньи «Эрготин Бонжана», который используется при мигренях. Его отпускают в любой аптеке.

— Но если спорынью принимать в большом количестве, могут наступить необратимые последствия! — продолжил доктор.

— Мгновенная смерть? — понизив голос, спросил сыщик.

— К сожалению, смерть будет долгой и мучительной. Неизлечимые болезни, именуемые «злая корчь», «рафания» или «священный огонь святого Антония», вызываются употреблением спорыньи, — констатировал доктор со спокойствием опытного патологоанатома. — Болезнь протекает исключительно тяжело. Сначала кажется, что по всему телу бегают ледяные муравьи. Потом у человека начинаются судороги, кровавая рвота, понос и в довершение чудовищный жар, омертвение конечностей и сухая гангрена. В Средние века в Европе бушевали эпидемии, вызванные употреблением спорыньи. Да и в российских губерниях происходило подобное еще несколько десятков лет назад.