Мастер Чэнь - Амалия и Белое видение Страница 40

– А не скатиться ли мне через твою дырку вниз по лестнице на велосипеде? – абсолютно серьезно поинтересовалась я.

– Да сколько угодно, вот сейчас Кроули принесет напитки, и я пошлю его за твоим велосипедом… Да, ты не поверишь, но Чунг из Куала-Лумпура, он приезжал недавно, на полном серьезе счел, что фамилия Кроули – Батлер, то есть «дворецкий», и чуть не назвал его «сэр»… А, да вот и он.

И Сун дрогнувшей рукой схватил с подноса высокий стакан со стенгой – виски с большим количеством содовой – не дожидаясь, чтобы Кроули поставил стакан перед ним.

– Кроули, велосипед мадам сюда.

– Очень хорошо, сэр.

– Не надо, Кроули, он как всегда издевается.

– То-то же, Амалия…

– Очень хорошо, мадам.

– Итак, – сказал Сун, отрываясь от стенги, – ты, бедная девушка, опять хочешь занять у меня два доллара?

– Почти угадал. А что говорит твой астролог – сегодня благоприятный день, чтобы давать мне два доллара?

– А, хорошо, что ты спросила, – вдруг стал серьезным Сун. – Он мне в прошлый раз наговорил какие-то очень странные вещи. Я обеспокоен, знаешь ли. Он сказал буквально следующее: богатство в опасности повсеместно. Что очень странно в наше время, когда деньги растут на деревьях… Да, собственно, деньги вообще уже никого не волнуют – а некоторые даже отказываются их тратить, правда, Амалия? А мой астролог говорит, что если брать по элементам, то деньги сейчас надо как можно скорее изымать из вложений в землю – а это, как ты понимаешь, и оловянные шахты, и каучуковые плантации. И вода тоже стала опасна. А это, Амалия, твои пароходы, между прочим. Представляешь – чтобы в тысяча девятьсот двадцать девятом году пароходные линии стали бы опасной инвестицией? Зато можно вкладывать в металл и, представь, в воздух. И как тебе это?

«Это» было совсем не то, зачем я пришла сюда. Но у меня вдруг по спине пошел холод, которому я в последнее время научилась доверять.

– А знаешь ли, Ричард, ведь твой астролог никогда еще тебя не подводил. И меня тоже – помнишь, он не советовал мне ехать в Америку? Так вот, я подумаю насчет акций пароходных компаний. В земле у меня ничего нет. Металл – если это не олово, которое в земле, то почему бы не просто золото, которое в банке? А вот воздух… ну, знаешь ли…

– Знаю, – вдруг отозвался он, а я с беспокойством уловила первые знакомые симптомы: слегка заплетающийся язык. Первая сегодня стенга, да? – Знаю, потому что я только что ездил сначала в Лондон, а потом в Бостон и Нью-Йорк. И, не считая очень хорошего виски, привез из поездки мысли насчет наших любимых британцев и твоих обожаемых американцев. Ты ведь все-таки любишь американцев, Амалия? Расскажи, за что.

– А за то, – сказала я, вдруг приходя в ярость, – за то, что… Да, американцы смешны, да, их щелкающие фотокамерами орды раздражают. Их предыдущий президент, Кулидж, не мог связать двух слов и не пытался, а нынешний, Гувер, – тоже болван. Их сухой закон – всеобщее посмешище, они бы еще курить запретили. Их детская уверенность в том, что все американское – если не самое лучшее, то самое большое, вызывает дикий смех. Потому что, кроме джаза, небоскребов и бандитов, у них ничего лучшего нет. Но ты, по крайней мере, не ощущаешь по каждому шагу, по каждой интонации американца, что он считает себя естественным хозяином половины мира и даже как бы слегка устал от этого бремени. Ну, или там третьей части мира. Дети иногда раздражают, Ричард. Но детей никто не ненавидит. Пока миром правят британцы, американцев будут любить.

Я остановилась и перевела дыхание. Сун поставил стакан и посмотрел на меня абсолютно трезвыми глазами. А потом вздохнул:

– Я знаю, что ты пришла ко мне по какому-то делу, Амалия. Но если ты не спешишь, то в ответ на твои слова – особенно вот эти, насчет британской усталости, – я бы тебе кое-что рассказал. Ты ведь ко мне все-таки по делу, верно?

Я кивнула.

– Мы поговорим… Так вот, я обсуждал кое-какие инвестиции в Англии, а потом в Америке. Открою тебе секрет: наш мир скоро изменится самым серьезным образом. Только непонятно, как это будет, потому что… Вот тебе новость из матушки-Британии. Они там создают воздушные корабли, Амалия, это у них большая программа. Громадные такие жирные монстры, с танцевальными залами, сигарными комнатами, только что не спальнями. Один сумасшедший сказал, что там, под облаками, можно оборудовать даже бассейны. И через год-другой первый корабль из этой серии уже отправится в полет, медленно так поползет по небу, нагруженный министрами его величества и прочими персонажами, и вот тебе новый век. Так, а теперь Америка. Ты знаешь, что между Нью-Йорком и Бостоном уже открыта регулярная линия, будто бы это лайнеры, но по воздуху? Аэропланы, Амалия, а не воздушные корабли. Почтовые аэропланы, в которые правдами и неправдами залезают вот уже пару лет эти твои американцы. Сначала они такое делали на спор. Потом это стало хорошим тоном – три часа, и ты уже черт знает где. А сейчас тут уже бизнес, легальный. И что интересно, я спрашивал у англичан: почему воздушные корабли, почему не аэропланы? А они мне: у нас люди спрашивают, за каким чертом надо нестись от Лондона до Сингапура за какие-то головокружительные десять дней, пережидая на земле ветер и ночь, если можно сделать это за тридцать дней на старом добром «Пи энд О», с оркестром, закатами над волной и танцами? Куда спешить? Что мы – герцогини Бедфордские? Мы даже не капитаны Барнау. Аэропланы – это для войны, которой никогда не будет. Ну, и для перевозки почты. Вот тебе инвестиции в воздух. И знаешь, что я сделал?

Сун покинул кресло, подобно мне, оседлал британско-бангкокский стул, лег на его спинку подбородком, и глаза его полностью скрылись в толстых складках кожи.

– Я полетел из Бостона в Нью-Йорк по воздуху.

Потрясенная, я молчала.

– И обратно.

Во дворе начали скандалить знаменитые далматинцы дома Сунов – известные всем четвероногие хулиганы.

– Первое, Амалия. Я вложу деньги в аэропланы. Второе: я привезу аэроплан сюда. Свой.

– Ричард, ты с ума сошел? Тебе потребуется своя лужайка, типа английского газона, какие-то механики, пилот…

– Ты не поняла главного, Амалия. Лужайка – пустяки, куплю, механиков выпишу из Америки. И пилота. Но летать я буду сам.

Сун с сожалением посмотрел в пустой стакан, потом в дверной проем – и наткнулся на мой прямой взгляд. Виновато съежился.

– Амалия, а у меня есть мысль. А почему нам с тобой не сплавать в старушку Англию, и я там прокачу тебя по небу, над крышами нашего с тобой Кембриджа? А до того – разомнемся здесь, над этим островом. Всего год, и я уже смогу это сделать.

Я обвела взглядом стены бальной залы, с большими, в тяжелых рамах, фотографиями многочисленных Сунов. Мужчин в европейских костюмах, галстуках-бабочках, всех до единого – в очках. Женщин в чеонгзамах с воротничками, подпирающими подбородки. Одно фото нынешнего хозяина, на скачках, в мягком котелке, с трофейной чашей в руках. Ричард Сун, владелец Сунстеда, отличных лошадей и еще много чего другого.

– Я дам тебе ответ, Ричард. Но это будет такой ответ, что ты позовешь своего Кроули, чтобы он выкинул меня на газон. Поэтому сначала – моя просьба. А потом – мой ответ.

Сун как-то очень неплохо понял, что пришла пора быть серьезным.

– Ричард, мне не нужны твои два доллара, мне нужен совет – с кем поговорить из… Как тебе сказать… Давно, еще в позапрошлом веке, тут было тайное общество Ги Хинь. Далее – все говорят, что оно исчезло. Я хочу знать, куда. И что от него осталось. И мне нужен тот, кто может мне рассказать – причем с хорошим знанием дела – у кого теперь хранятся некоторые секреты Ги Хинь.

Сун как-то сразу вытянулся на стуле и стал похожим… на китайца, как это ни странно. Мне даже показалось, что лицо его стало влажным.

– Ты сама-то понимаешь, о чем просишь? – тихо спросил он и снова посмотрел в дверной проем – нет ли Кроули со стаканом на подносе.

– Ну, видишь ли, Ричард, это вопрос твоего же, китайского, исторического наследия, вопрос этнографический, если угодно… Э… ну как бы это лучше выразиться…

Он крепко сжал губы, подняв глаза к круглой дыре ротонды в потолке. И дальше показал, что такое по-настоящему умный китаец:

– Амалия, а ты случайно не имеешь ли отношения к этой истории с убитыми англичанами-полицейскими, о которых до сих пор говорят? Четыре трупа, один вообще исчез? И какие-то там китайцы, которые их всех поубивали?

Честное слово, чтобы все сообразить, ему потребовалось секунд пятнадцать.

Вот кого надо было бы отдавать в руки господина Эшендена, чтобы сделать из него суперсыщика.

– Да нет же, Ричард, просто я кроме своей музыки вдруг в очередной раз заинтересовалась историей города, получила заказ от «Стрейтс Эхо» на серию очерков…

– Да ты что, издеваешься, Амалия, – какой там к дьяволу заказ? Тебе нравятся газеты – так купи себе газету! И сама будешь всем все заказывать. Кто там владеет «Стрейтс Эхо» – а, ну да, этот старый гриб Лим. У него, кстати, там еще китайская «Пенанг Син Пок» и малайская «Чахия Пулау Пинанг». Неплохой бизнес. Амалия, я за десять минут договорюсь о твоей встрече с этим Лимом, и это мне будет куда проще, чем… чем то, что ты просишь.