Маргарет Дуди - Афинский яд Страница 40

— Заешь его вот этим и попросишь добавки, — посоветовала она, подставляя мне свои липкие от меда пальцы.

— Надеюсь, никто не захочет еще. У нас кончается уголь, — сказала кухарка, взмокшая от трудов и черная от копоти.

— О, нынче утром к нам вновь приходил угольщик, так что мы все имеем право на добавку, — произнесла Клизия, у которой был день рождения. — Мете я отнесла блин первым делом, так что она ворчать не будет.

— А Манто здесь? — проговорил я с набитым ртом.

— Зачем она тебе? — кисло спросил кто-то.

— Нет-нет, никаких жалоб, — ответил я. — Просто хочу кое-что узнать.

— Кое-что об убийстве? — длинношеяя Клизия хищно наклонилась вперед, словно журавль, который заметил под водой рыбку. — Ты что-то узнал об Ортобуле?

— Не лезь в это дело, — оборвала ее одна из подруг, высокая, с огромным бюстом. Если девушек вызовут на допрос, то, конечно, подвергнут пытке, понял я.

— Нет-нет, — быстро возразил я. — Это вовсе не об убийстве. Всего лишь о продаже меда.

— Тогда ладно, — разрешила высокая девушка и с нескрываемым удовольствием засунула в рот блин с медом. Кухарка выскользнула из комнаты, неся в руках тарелку с горячим блином. Должно быть, порция Манто, которая предпочитала наслаждаться трапезой в степенном одиночестве.

— А еще, — продолжил я, — я кое-кого ищу.

— О… Кое-кого особенного? Ты потерял свою милую? Не красней, скажи нам. Мы поможем тебе найти любимую, — раздались со всех сторон веселые смешки, и я почувствовал, как мои щеки вспыхнули.

— Нет, это не женщина.

— Кто же тогда?

— Мальчик. Юноша.

— Ах, так ты предпочитаешь мальчиков? — Настырная Кинара изобразила слезы. — Как нам не повезло! Но мы подыщем тебе хорошенького. У Кибелы — вон той, с большой грудью, на которую ты все время смотришь, — есть младший брат…

— Нет, не то. Я ищу вполне определенного юношу…

Девушки захихикали.

— Насколько он юн? Мы многим давали уроки любви, — похвасталась одна. — Может, и тебе. Где ты учился?

— Тихо, Манто идет, — резко бросила другая. Я облегченно вздохнул, поскольку уже начинал чувствовать себя не в своей тарелке.

В кухню стремительно вошла хозяйка заведения. А я-то думал, она будет есть в другом месте. Сперва она не заметила в стайке прелестниц меня — за тарелками с горячими блинами и плошками с медом.

— Девочки, девочки! — укоризненно воскликнула она. — Нельзя же весь день сидеть, сложа руки! Я тружусь в поте лица, даже поесть не успела, а эти заседают, словно городской совет в Толосе! Вот напущу на вас Мету! А ну заканчивайте. И к прялке, пока нет клиентов! Да, и уберитесь в гостиных. О, ты…

Манто обескураженно уставилась на меня. Она явно не ожидала посетителей в столь ранний час, особенно на кухне.

— Ты Стефан, сын Никиарха, верно? Что привело тебя в мой дом?

— Я не собираюсь говорить о несчастье того вечера, — запинаясь, ответил я. — Просто ищу одного человека.

— Да? Хороший человек: проводит в борделе всю ночь и половину утра. Но здесь сейчас никого нет. Совсем никого. Наши гости придут позже.

— Нет, это не обычный гость. Человека, который мне нужен, разыскивает его семья. Юноша, даже мальчик, лет четырнадцати.

— К чему ходить вокруг да около? — сварливо отозвалась Манто. — Если ты о Клеофоне сыне Ортобула, так и скажи. Все только о нем и твердят. Разумеется, мы его не видели. Правда, девочки?

— Конечно, Манто, — хором ответили те, покачав головами.

— А теперь за работу, живо. Хватит здесь рассиживаться. Идите, идите. А я заморю, наконец, червячка, — она надкусила яблоко, — и скоро приду к вам. Мета убирается наверху.

Если Мета первая получила свою порцию и теперь наводила порядок, а Манто вообще еще не завтракала, кому тогда предназначался тот блин?

— Послушай, — сделал еще одну попытку я. — Я не хочу, чтобы из-за меня у девочек были неприятности, но ты, Манто, вольноотпущенная, тебе ничто не грозит. Поэтому с тобой я могу говорить открыто. Нельзя ли еще раз взглянуть на дом по соседству, который принадлежит вольноотпущеннице с двумя дочерьми? Ты говорила, что они ездили в Мегару.

— Прошу прощения, но об этом не может быть и речи, — отрезала Манто. — Женщина уже вернулась. Конечно, пришлось рассказать, что произошло в комнате. Все прекрасно известно обеим сторонам по делу Гермии. Теперь домом снова распоряжаются прежние обитатели. Разумеется, женщина была очень расстроена происшедшим, на уборку и очистку комнат ушло целое состояние! Один запах чего стоил. Сомневаюсь, что она еще когда-нибудь позволит мне воспользоваться этим домом. Вот, собственно, и все.

— Прости, что побеспокоил тебя, — неловко сказал я, ставя на стол свою грубую глиняную чашку и поднимаясь. Манто ясно давала мне понять, что не следует злоупотреблять ее гостеприимством. Я постарался напустить на себя беспечно-равнодушный вид, чтобы никто не принял меня за распутного юнца, которого даже утром тянет в публичный дом.

— По крайней мере, — сказал я уборщику, — сэкономил две драхмы.

— Прими мои поздравления, — раздался чарующий и веселый женский голос. — А чем это объяснить: щедростью девушек или твоей мужской несостоятельностью?

Голос принадлежал молодой женщине, которая как раз входила в дом. Поверх тонкого хитона она набросила плащ из мягкой домотканой шерсти, а ее лицо было прикрыто полупрозрачным покрывалом. Я узнал прекрасную сикилийку Мариллу — в недавнем прошлом общую собственность злобного Эргокла и полного достоинства Ортобула, теперь перешедшую к красавцу Филину. Очевидно, новый хозяин позволял ей ходить, где вздумается. Я учтиво приветствовал женщину, хотя она была простой рабыней.

— Привет тебе, Марилла. Я пришел в этот дом не за тем, за чем обычно посещают бордель. Я просто хотел кое-что узнать.

— О чем же? — Она остановилась в дверях и откинула покрывало. Я снова увидел прекрасное лицо в форме сердечка и глубокие серые глаза. Беседовать с рабыней гораздо легче, чем с закутанной в покрывало свободнорожденной женщиной: глядя на ее лицо, понимаешь, какое действие произвели твои слова.

— Ты, наверное, думаешь, что меня интересуют подробности смерти Ортобула, но вообще-то, — начал объяснять я, — это насчет исчезновения юного Клеофона. Ты должна знать Клеофона, ты ведь жила в их семье. А ты-то сама что делаешь в таком месте, да еще с утра?

— Я пришла забрать посуду, серебряную кастрюлю, которую повариха Манто позаимствовала у нас из дома… то есть из дома Филина.

— Странно, что за таким незначительным предметом не могли послать кого-нибудь попроще.

— Мальчишка-конюх уже ушел, — сказал ей раб, который все еще орудовал метлой.

— Да, верно, мы часто отправляем мальчишку с поручениями, но сейчас он ушел. А серебряную кастрюльку лучше забрать. Для молодого господина это, должно быть, ерунда, а вот для меня — нет. В следующий раз скажу Манто, пусть просит посуду у соседки, Ликены или еще у кого. Если честно — только никому не говори, — хозяин не знает, что я дала взаймы нашу лучшую кастрюлю. Видишь? Теперь моя судьба в твоих руках.

Она умоляюще улыбнулась, и я улыбнулся в ответ, показывая, что оценил шутку и никому не раскрою ее страшную тайну.

— Что же до юного Клеофона, — продолжила Марилла, — конечно, я его знаю. Но, должно быть, он наделен силой Геркулеса, раз посещает публичные дома в столь нежном возрасте!

— Если честно, я подумал, что кто-то, связанный с этим заведением, вполне мог предложить ему помощь. Или, может, эту помощь оказывали через бордель. Возможно, через каких-то женщин.

— Понимаю. — Глаза Мариллы расширились от любопытства, затем стали задумчивыми. — Ты стараешься для Критона?

— В какой-то мере, да. Но не совсем. Скорее, для Гермии.

— О, как бы я хотела быть тебе полезной! — вскричала она. — Несчастная Гермия! Несчастный мальчик, он, наверное, так испугался и так запутался. Только-только в его сердце стала просыпаться любовь к новой маме, а с ней так жестоко обошлись! Но не думаю, что у него был какой-то план. Юность порывиста.

— Ты права, — согласился я. — Но если мальчику никто не помогает, он вернется, лишь только хорошенько проголодается, то есть скоро, его ведь уже три дня нет.

— Да, я тоже надеюсь, что голод заставит Клеофона вернуться. Его родные с ума сходят от беспокойства. Но твои слова навели меня на размышления. Не думала, что к пропаже Клеофона могла приложить руку женщина. Любопытно. У меня были совсем другие мысли. Если я замечу нечто странное, что могло бы пролить свет на… В общем, если я что-то увижу или узнаю, сразу же расскажу тебе. Но обещай, что не отдашь мальчика Критону. Поклянись, что тобою движет лишь забота о благополучии Клеофона.

— Клянусь и благодарю тебя, — неловко ответил я и шагнул в сторону, давая Марилле пройти и потребовать обратно свою серебряную кастрюлю.