Нэнси Бильо - Чаша и крест Страница 42

— Милорд, умоляю вас, давайте сейчас пойдем к остальным, — перебила его я, и в голосе моем прозвучало отчаяние. — Об этом поговорим немного позже.

— Нет. — Он все еще держал меня за руку. Скорбные глаза его горели решимостью. — Мое имя известно всем, у меня высокий титул, но мой кошелек не столь полон, как кошелек Генри. После смерти отца наследство мне досталось совсем маленькое. А неприятности, преследующие наш род… их вообще ни с чем не сравнить. Матушка во всем зависит от меня. Младший брат сейчас в Тауэре. Так что я теперь в ответе за его супругу, а вы сами видели, что это за женщина. Другой мой брат — злейший враг короля. По просьбе его величества я написал Реджинальду и выразил ему жестокое порицание за неверность короне. Думаете, после этого он хоть немного образумился? Ничуть не бывало! Впрочем, Реджинальд никогда меня не слушался. Он прекрасно понимает, что подвергает всех нас огромной опасности, однако продолжает утверждать, что всего лишь следует голосу совести.

Барон секунду помолчал, потом, скривившись, продолжил:

— А мои дети? Для них мать была все. Старший сын, тот, который обидел вашего кузена, прямо в лицо мне заявляет: «Лучше бы ты умер вместо мамы!» Все эти его обиды просто нелепы. Я воспитывал своего отпрыска так, как и в свое время меня мой отец, как в нашей семье издавна принято воспитывать сыновей. — Лицо Монтегю исказила мучительная гримаса. — Придется мне теперь начинать все с самого начала, и, клянусь, я сделаю это, если, конечно, еще не поздно!

А теперь представьте, в каком положении я оказалась: с одной стороны, глубоко сочувствовала барону Монтегю, а с другой — даже представить боялась, как он отреагирует, если узнает, что еще один человек, причем мой хороший знакомый, слышит каждое его слово.

Но, как выяснилось, то, что услышал Джеффри до сих пор, были еще цветочки.

— Я пытался отговорить Генри от этой затеи, — продолжал барон. — Но он все настаивал: уверял, что вы, Джоанна, могли бы стать для меня не только женой, но и помощницей… спутницей, так сказать, всей жизни. Хотел свести нас с вами где-нибудь в обществе, в естественной обстановке. Вот и устроил этот званый обед. Я попросил приехать Невилла, он все-таки брат моей покойной жены, да и человек хороший. А жена Годфри сама напросилась. Вы уж не осуждайте ее, Джоанна, ей тоже нелегко приходится: муж-то в тюрьме. Пожалуйста, не обижайтесь на Констанцию… Она в целом женщина неплохая, просто ляпнула, не подумав.

Я кивнула, но своего мнения о леди Поул не переменила.

А барон между тем продолжал:

— Генри говорил, что, мол, вы не девушка, а огонь. Признаться, поначалу я в вас этого не увидел… пока вы не велели всем нам вернуться в большую залу, заявив, что разберетесь с детьми сама. Вот тогда я и подумал: «Да она и впрямь настоящая Стаффорд».

В нем больше не было и следа надменности или высокомерия. Искренность, с которой он говорил, делала его мягче и человечнее. В другое время и при других обстоятельствах я бы с удовольствием послушала Монтегю. Но сейчас нельзя было терять ни минуты.

— Барон Монтегю. Я должна…

Но он снова перебил меня:

— Позвольте же мне закончить, Джоанна, и высказать все, что я хочу. А потом обсудим, что нам с вами делать дальше… или я уйду отсюда и никогда вас больше не побеспокою. — Он перевернул мою руку ладонью кверху и накрыл ее своей. — Возможно, Генри знает меня лучше, чем я думаю. Вот я гляжу на вас и вижу: лучше супруги для меня не найти во всем свете. Не могу же я взять в жены какую-нибудь глупенькую юную девицу, которая совсем не знает жизни и понятия не имеет, в каком жестоком мире я живу… Возись с ней потом, воспитывай. Но с другой стороны, на вдове я тоже жениться не могу, поскольку человек гордый — признаюсь в этом — и не вынесу мысли, что моя супруга когда-то была близка с другим.

«Господи, а ведь Джеффри Сковилл слушает эти излияния барона Монтегю, слышит, как тот поверяет мне самые заветные свои мысли!» У меня руки тряслись, когда я думала об этом.

— Вы вся дрожите, Джоанна, — нежно сказал мой собеседник. — Наверное, вас все это пугает. Вы ведь хотели стать монахиней. Обещаю, что я буду…

— Довольно! — закричал Джеффри сверху.

Барон Монтегю очень удивился, просто глазам своим не поверил.

— Кто вы такой? — вопросил он.

Я обернулась и увидела, что Джеффри спускается, что он уже на третьей ступеньке сверху. Констебль шагал к барону Монтегю, решительно сжав губы в тонкую ниточку… уж кто-кто, а я знала, что это значит.

— Мне надо кое-что объяснить вам, милорд, — заявил он.

— Объяснить?.. Вы собираетесь что-то объяснять мне? Какая неслыханная дерзость!

И голос, и осанка — весь его вид говорил о том, что барон Монтегю возмущен и едва сдерживает ярость. Да как смеет этот незнакомец так разговаривать с самим представителем династии Йорков, потомком английских королей!

Не успела я и глазом моргнуть, как барон Монтегю стремительно двинулся по ступенькам вверх, навстречу Джеффри.

— Погодите! — закричала я ему в спину и поспешила следом.

Но пышные юбки не позволяли мне быстро двигаться. Барон уже стоял перед Сковиллом, и я не успела вмешаться.

— Милорд, — заговорил Джеффри, — это касается не одной только Джоанны, но Кортни и Невиллов тоже…

— Как! Ты смеешь называть ее по имени? — возопил барон Монтегю. — Черт побери, я сейчас научу тебя хорошим манерам!

Как раз в это мгновение я была уже рядом с ними и умоляющим голосом проговорила:

— Джеффри, дайте мне сказать.

Барон Монтегю резко повернулся ко мне. Донельзя потрясенный, он стоял, раскрыв рот от изумления и абсолютно ничего не понимая.

— Вы так близки с этим холопом?

— Я не холоп! — Джеффри нервничал и тоже начинал терять терпение.

— Барон Монтегю, прошу вас, выслушайте этого человека, — сказала я. — Он хочет сообщить вам нечто важное.

Монтегю уставился на меня, смущение на его лице боролось с болью. Но потом ярость смела все остальные чувства.

— Я сотру Генри Кортни в порошок, — прошипел он. — Будет знать, как сватать мне женщину, которая корчит из себя знатную даму и кичится своей набожностью, а сама потихоньку путается с холопами, с быдлом!

— Не смейте говорить о ней в таком тоне, — заявил Джеффри, сжимая кулаки.

Он сделал еще шаг навстречу барону Монтегю.

— Ты ведь сейчас поимел ее там, наверху, верно? — От ярости барон Монтегю скрипел зубами. — А я-то, дурак, думал, что она пошла посмотреть, как там дети.

И тут, к полному моему ужасу, Джеффри изо всей силы толкнул Монтегю в грудь.

— Ну, хватит уже, довольно! — крикнул он.

Барон покачнулся и едва не скатился с лестницы, но успел-таки сохранить равновесие. Горестная улыбка заиграла на его губах.

— Да, пожалуй, ты прав, действительно, довольно уже. Ты поднял руку на пэра Англии, и теперь по закону я имею право убить тебя.

Он полез куда-то в свой камзол и вытащил кинжал.

— Остановитесь! — закричала я. — Прекратите немедленно!

Я протянула руки к Джеффри, пытаясь оттолкнуть его подальше от лестницы. Но Джеффри увернулся и тоже выхватил кинжал.

— Убить меня? Даже и не мечтай! Ничего у тебя, старина, не получится, — ухмыльнулся он.

Улыбка сползла с лица барона Монтегю. Пальцы его вцепились в рукоятку кинжала так крепко, что костяшки их побелели.

— Сейчас ты умрешь, даю тебе слово, — прошипел он, задыхаясь.

— Это безумие! — закричала я. — Я немедленно позову Генри и всех остальных!

Сверкая глазами, барон и констебль кружили друг против друга, выискивая слабое место противника, чтобы немедленно нанести удар. Джеффри был гораздо моложе и сильнее, но зато кинжал барона — значительно длиннее. В ярком свете свечей лезвие его сверкало так, что глазам было больно. Необычайно ловко и проворно Монтегю перемещался по ступенькам вверх и вниз, словно кошка, которая в любой момент готова к прыжку.

В отчаянии я посмотрела вверх, потом вниз. Ни единого человека, совсем никого. Значит, придется вмешаться мне: надо во что бы то ни стало остановить этих двоих, пока не пролилась кровь.

— Сейчас не время выяснять отношения! — отчаянно воскликнула я. — Джеффри — констебль Дартфорда, он явился сюда, чтобы предостеречь меня. В «Алую розу» совсем скоро прибудут люди короля. У них имеется письменный приказ арестовать вас, барон, Генри и сэра Эдварда Невилла.

Монтегю остановился и растерянно заморгал:

— Я вам не верю.

Джеффри опустил оружие. Глубоко вздохнул, повернул кинжал рукояткой вперед и протянул его барону.

— Джоанна говорит правду, — сказал он. — Я действительно констебль Дартфорда. Я прошу прощения за то, что ударил вас, милорд, и сдаю вам оружие.

Сердце мое колотилось так сильно, что казалось, сейчас выскочит из груди. Я ждала, как, впрочем, и Джеффри, что станет делать барон.