Дело медведя-оборотня - Георгий Персиков Страница 43

это были такие галлюцинации, обонятельные. И это было бы неудивительно, если бы у меня нашли какие-то отклонения в душевном состоянии. Но рядом с той девочкой тоже был такой запах. Я тогда еще подумал, что бедняжка перед смертью ела мед из крынки, которую подружкам несла, и сказал, мол, смерть сладкой была. А с другой стороны, господин сыщик, попали вы с этим медом пальцем в небо! У нас в губернии все мед едят, губерния бортничеством издревле славится, по всей России его развозят отсюда! У нас ведь как говорят: «Меда больше, чем хлеба».

Рафиков поднялся и сказал, нахмурившись:

– Так и есть, меда у нас и правда хватает, и едим, и пьем, и на хлеб мажем. Но не много ли тут совпадений?

– Я уверен, что это не совпадение, – ответил Муромцев, – отправьте сейчас же своего человека к старому учителю Воловашу, пусть уточнит у него, не помнит ли он запаха меда возле трупа девочки. А мы пока поговорим с другим господином. Он в соседнем кабинете?

– Да, – ответил Рафиков, выглядывая в коридор, – вы разве не слышите?

Из соседнего кабинета послышались крики и собачий лай. Бекбулатов, увидев, что интерес к нему все потеряли, тут же улегся на кушетку и захрапел. Баширов устало сел на кресло за столом и махнул Рафикову с Муромцевым рукой, мол, ступайте, я тут побуду. Те кивнули и вышли.

Господин со щенком в руках был не кто иной, как Игнатий Березин. Он устроил скандал, отказываясь оставлять щенка в экипаже, заявив, что животное очень дорогое и у всего полицейского управления не хватит денег, чтобы возместить ущерб, если собаку украдут. Писарь, получив несколько укусов, оставил попытки изъять собаку у старика и стоял у входа со стопкой листов бумаги, дожидаясь Рафикова. Тот вошел в кабинет, посмотрел на писаря, затем на старика и сказал:

– Если вам так угодно, можете оставить собаку, господин Березин. Мы вас тут не задержим надолго, надо лишь прояснить некоторые детали. Да вы присаживайтесь, прошу вас! Писарь, ведите протокол!

Березин огляделся и сел на стул, прижимая скулящего щенка к груди. Писарь устроился за столом и обмакнул перо в чернильницу.

– Какие же вопросы вы хотите мне задать, господин Рафиков? – спросил старик. – Я думал, вам и так уже все ясно, вы вполне нам все рассказали тогда в собрании!

– Дело в том, что там, в собрании, мы проводили, так сказать, операцию или провокацию, если хотите, чтобы выйти на след преступника, выявить цепочку, что сможет к нему привести. Понимаете? Так вот, вы сумеете вспомнить, с кем вы тогда поделились информацией о том, что Кольбин по распоряжению полиции должен составить списки подозреваемых?

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли Муромцев и Барабанов. Березин удивленно посмотрел на Романа и спросил:

– Господа, а вы уже разве помирились? Я как раз хотел предложить свои услуги в качестве секунданта! В молодости я сам был бретером, знаете ли…

– Да, господин Березин, – ответил Муромцев, глядя на Рафикова, – мы помирились. Хотя мы и не ссорились, это все было специальное представление, розыгрыш для следственных задач.

Рафиков густо покраснел и сдержанно кивнул Роману. Березин посмотрел на Муромцева, потом на Рафикова и сказал, поглаживая щенка:

– Что ж, господа, дело ваше. Розыгрыш так розыгрыш. А что касается вашего вопроса, так я вам скажу, что из собрания я поехал на открытом экипаже Ивана Захаровича Соловейчика. Мы с ним это, конечно, обсуждали по дороге. Так, после направились в ресторан к Олофрену, там ужинали с Рохатовым, тоже, стало быть, обсудили. Дальше заехали к купцу Чередникову, которому я продал щенка, а я у него взял кожаных шлеек. Мы с ним пили коньяк и обсуждали новости… так… потом домой поехал. Вроде все.

Щенок недовольно тявкнул и, вырвавшись из рук, принялся бегать по комнате с громким лаем. Березин, охая, принялся его ловить. Загнав щенка в угол, он наконец схватил его и спросил, тяжело дыша:

– Я могу идти, господа?

– Да, разумеется, – ответил Роман, – благодарим вас за помощь.

Березин ушел, а Рафиков, устало сев в кресло, сокрушенно сказал:

– Список растет и растет, мне уже кажется, что это ошибочная версия.

Барабанов, который все это время тихо сидел в углу, читая записи в своем блокноте, вдруг спросил:

– Господин Рафиков! А Чередников?! Он чем торгует?!

– Чередников? – переспросил Рафиков. – А бог его знает! Чем он торгует?

Он посмотрел на писаря. Тот подумал и ответил:

– Насколько мне известно, у него в лавках продается пенька, мед, лес… я могу узнать точнее, если вам угодно.

– Этого достаточно, – кивнул Рафиков, – у нас товары примерно у всех купцов одинаковые. Все сходится.

– Ну конечно! – закричал Нестор. – Мед! Вот наша версия!

В дверь постучали, Муромцев открыл и впустил вестового, которого Рафиков отправлял к Воловашу в богадельню. Вошедший полицейский откашлялся, поправил мундир и начал доклад:

– Значит, так, допрошенный мною Воловаш подтвердил при свидетелях, что запах меда он почувствовал. Более того, когда оборотень проходил рядом с ним, ему на лицо капнула капля меда с кровью. Она так и засохла, он потом ее еле смыл, уже в лечебнице. И еще одно он вспомнил, но это уж сами понимаете, бредит старик, мол, тот медведь-оборотень, что-то бормотал, и наш умалишенный смог разобрать лишь несколько слов.

– Каких слов? – спросил Нестор.

– «Высоко сижу, далеко гляжу». Пустяки, сказка детская. Что стар, что мал – все одно!

Глава 27

Муромцев, Барабанов и Рафиков стояли у входа в управление. Роман закурил и спросил у Рафикова:

– Далеко отсюда лавка этого Чередникова?

– Нет, минут двадцать езды, – ответил тот, делая знак рукой дежурному экипажу у ворот, – но я с вами не поеду.

– Почему же?

– Мне все же кажется, что эта версия с медом несколько надуманная. Мед у нас все едят, включая меня, да теперь и вас, и медовуху пьют тоже все, так что…

– Но ее все равно необходимо проверить, – ответил Роман.

– Разрешите с вами, Роман Мирославович? – попросился Нестор.

– Хорошо, поехали.

Барабанов с улыбкой приподнял картуз, поклонился Рафикову и поспешил за начальником к прибывшему экипажу. Помощник полицмейстера посмотрел им вслед, усмехнулся и пошел назад.

Усевшись поудобнее, Нестор задернул шторки на окнах и тихо сказал:

– Роман Мирославович, я ведь там не всё сообщение от Лилии озвучил! Было еще кое-что.

– Неужели? – удивленно спросил Роман. – Почему же ты умолчал?

– Рафиков бы не понял. Да и его оно вообще не касалось. Оно было адресовано отцу Глебу, и звучит оно так: «Сокруши