Николай Свечин - Удар в сердце (сборник) Страница 44

Зимой получил свою пулю и Федор Кундрюцков. Шел домой со службы, и ему подло выстрелили в спину. Когда он вылечился, Лыков посоветовал уходить из наружной полиции. Пять детей и трое внуков умоляли о том же. Сейчас Федор живет в Нефедьевке, командует лесными объездчиками. Пьет молоко и постепенно восстанавливает силы в окружении малышни, которая проводит на Ветлуге все лето… В столицу Кундрюцков возвращаться не хочет.

Так что последний год Алексей Николаевич ходил на службу в форме и со старшими орденами. Помирать, так во всей красе! Если сейчас явиться в штатском, скажут: «экс» в Фонарном переулке сломал даже Лыкова. Поэтому Нина Никитична все утро чинила шинель. Хорошо, что сыщик проснулся рано и потому не опоздал.

Путь в департамент лежал сначала через Невский. Перед Аничковым мостом следовало повернуть направо, и тогда открывался красивый вид на Фонтанку. Сыщик любил эту картину и всегда любовался ею. Изгиб затянутой в гранит реки, Шереметьевский дворец с чудесной решеткой, Михайловский замок и Летний сад вдалеке. В этом саду они в хорошие годы гуляли всем семейством… Коллежский советник при этих воспоминаниях чуть было не разнюнился. Но не успел. Напротив Екатерининского института его грубо окрикнули:

– Эй, царский сатрап!

– Это вы мне? – не поверил своим ушам Лыков.

Два рослых парня с наглыми лицами разглядывали его и ухмылялись. Где только их так раскармливают?

– Тебе, фараон, кому ж еще! – осклабился левый, со щербиной в зубах. Вид у него был особенно вызывательный. Правый, с рябым лицом и длинными русыми волосами, казался умнее. Вот только шевелюра неделю немытая…

– Глянь, Васька, – сказал щербатый. – Кочевряжится! А по петлицам ежели судить, полицейская шкура! Сколько он наших товарищей в темницах сгубил? Ась? Казнить его, и дело с концом.

Алексей Николаевич поглядел по сторонам. У ворот института стоял городовой и старательно отворачивался. Понятно…

– А что у вас за товарищи? – спросил он, пытаясь казаться спокойным. – Если фартовые, то да. Этой мрази я много передавил. Могу и вас заодно. Только попросите.

– Ишь! Еще и угрожает! – взъярился щербатый.

А рябой обиженно пояснил:

– Мы революционные боевики, а не уголовные! Мы боремся за счастье всех трудящихся!

– Ты, может, и идейный… И то убивать никому не позволено. А приятель твой смахивает на каторжную кость.

Тут щербатый окончательно разозлился и полез в карман. Выхватил револьвер, но сыщик ударил его по руке. Оружие выпало.

– Ой, мля…

Васька сунулся за пазуху. Лыков вырвал у него смит-вессон и бросил на землю. Оба боевика выпялились на чиновника. Тот их не просто не боялся, но еще и собирался побить!

– Бежим, Степка! – крикнул рябой, но было уже поздно. Коллежский советник взял нападавших за шеи, пригнул и слегка нажал. Те завизжали и стали сучить ногами. Вид у них сделался жалкий, и вырваться никак не получалось.

– Городовой, ко мне!

Подбежал служивый, козырнул.

– Помоги отвести их в участок. И оружие подбери.

У городового дрогнуло лицо:

– Ваше высокоблагородие! Отпустите вы их Христа ради! Вам же лучше будет.

– Ты что, белены объелся? Как фамилия?

– Фамилия моя Родионов.

– Как ты смеешь забывать свои обязанности?

– Эх… Видать, за вас переживать некому… А у меня четверо деток и жена больная, в больнице Святой Ольги лежит. Так что лучше увольте меня от службы, ваше высокоблагородие. Такое время настало, что… Они же меня потом убьют!

– Обязательно убьем! – пообещал снизу щербатый. Лыков чуть сильнее сжал пальцы, и бандит закричал от боли.

Что же делать? Сыщику стало жаль городового. «Видать, за вас переживать некому…» А тут четверо детей, больная супруга. По лицу служивого было видно, что он не врет.

– Ладно. Возвращайся на пост.

Городовой откозырял и бегом возвратился к воротам Екатерининского института. Коллежский советник за шиворот потащил пленных к Фонтанке. Он решил их искупать – будут знать сатрапа! Щербатый попробовал вырваться, а затем вдруг начал расстегивать пуговицы пальто. Хочет выскочить из него и убежать! Лыков развернул обоих, взял их за грудки, оторвал от земли и понес. Как два чемодана… Васька сжался и помалкивал, а Степка злобно бранился и пытался лягаться. Подойдя к набережной, сыщик стукнул его за это головой о парапет. Тихонько, чтобы не потерял сознание, а то еще утонет…

Поблизости рыбачил мастеровой. В консервной банке плавала одинокая уклейка. Увидев готовящуюся расправу, мужик отодвинулся и стал с интересом наблюдать. От ворот так же пялился городовой Родионов, а к окнам института припали пансионерки. Зрителей получалось многовато, но Алексей Николаевич уже рассердился. Нашли палача, сукины дети! Нагло, средь бела дня, в самом центре… Двое на одного… Нет, надо проучить!

– Не знаешь, тут глубоко? – спросил он у рыбака.

– Прямо под нами аршина два. А дальше глубже. Вы их утопить собираетесь али как?

– Надо бы утопить, да жалко дураков. Поучить хочу.

– А… Тогда прямо вон туды бросайте, ваше высокоблагородие. По пояс будет. Выплывут!

Лыков так и сделал. Раздались два громких всплеска, и затем матерная ругань. Следом полетели револьверы. Октябрь, вода холодная – пусть получат свое, халамидники… Закончив с революционными борцами, сыщик пошел на службу.

Вскоре он уже забыл о происшествии. Опять телеграммы со всей России приносили вести о новых жертвах. В Изюме взорвали урядника вместе со случайным прохожим. В Пермской губернии «лесные братья» Лбова застрелили жандарма. А тут два шпаненка с пугачами… Искупались в ледяной Фонтанке – может, одумаются? Хотя щербатый очень уж нехорош. Законченный негодяй.

Вечером, уходя домой, коллежский советник заглянул в приемную. Была готова сводка происшествий по столице. Он раскрыл ее и почувствовал словно удар тока. В самом низу страницы было указано: «Напротив Екатерининского института благородных девиц в 16 часов застрелен городовой второго разряда Родионов. Убийца скрылся с места происшествия».

Вот так! Отец четверых детей, и жена больная… Это ведь щербатый Степка! Обещал убить и убил. Эх! Нужно было приложить гаденыша башкой о парапет со всей силы. Пожалел сыщик двух сволочей, недооценил зло, которое в них сидит. И погубил несчастного Родионова.

Алексей Николаевич пересчитал купюры в бумажнике. Шестьдесят рублей. На первое время кое-что, а там разберемся. И он пошел во Второй участок Литейной части.

Пристав капитан Лесовский сидел в кабинете с красными от бессонницы глазами и что-то быстро писал. Нехотя оторвавшись от бумаг, он кивнул на стул:

– Присаживайтесь, Алексей Николаевич. Ко мне?

– Я по поводу нынче застреленного Родионова.

У капитана дернулась щека.

– Подонки! Четверо детей остались сиротами!

– Говорят, жена его в больнице лежит. Верно ли это?

– Верно, Алексей Николаевич. Не знаю, чем и помочь… А вам кто сообщил про жену?

– Он сам, утром. Скажите, а стрелял один человек или два?

– Один.

– Молодой, высокий, в длинном рыжем пальто?

– Точно так! Откуда знаете?

Лыков рассказал приставу об утреннем происшествии. Тот был поражен:

– Значит, Родионов просил вас отпустить «борцов» и они же его потом застрелили?

– Да.

– Какая-то уж неслыханная подлость… Человек за них заступился и пострадал! Надо найти негодяев!

– Это Степкиных рук дело, я уверен. Записывайте приметы.

Лесовский взялся за перо.

– Рост – два аршина девять вершков[71]. Возраст – около двадцати пяти лет. Сложение крепкое. Глаза серые, в верхней челюсти слева щербина. Волосы короткие цвет номер три, шатен. Одет в дешевое пальто из верблюжьей шерсти, пиджачную пару, цветную перкалевую сорочку. На голове суконная фуражка полупрусского фасона, обут в готовые сапоги с калошами. По виду из пролетариев.

– Скоро агент придет из сыскного, я ему сообщу. Спасибо, Алексей Николаевич! Только уж вы не говорите никому, что Родионов отказался арестовывать преступников! А то вдове пенсию не дадут.

– Конечно, Иван Сергеевич. Я скажу, что не видел его на посту во время драки. Отлучился, бывает. За это ведь пенсии не лишат?

– За это не лишат.

– Еще вот что. Я уже проверил приметы Степки в нашей картотеке и в картотеке Особого отдела. Нигде такой не значится. Если он революционный боевик, то оформлен как политический. Пусть сыскное пошлет запрос в Охранное отделение. Вдруг у них есть какие-то данные?

– Хорошо.

– Последний вопрос, и пойду. У вас своих дел выше крыши. Где живут Родионовы?

– На Литейном. Я велю проводить.

– Сделайте одолжение.

В итоге коллежский советник привел сирот к себе на квартиру. Телефонировал оттуда баронессе Таубе, и та примчалась помогать. Родионовых оказалось три девочки и мальчик. Они были испуганы и без конца плакали. Старшей стукнуло восемь лет. За ней шли близняшки-шестилетки, а мальчик четырех годов был самым маленьким. Лыков в первую ночь оставил его у себя, Лидия Павловна забрала только девчонок. Но Петя скучал по сестрам и куксился. Сыщик сумел заинтересовать его лишь одной игрой: сборкой и разборкой револьвера. Оказалось, что так его развлекал покойный отец. Уснул мальчишка с трудом, под боком у Лыкова, и за ночь трижды просыпался от страха. Пришлось утром отвести его к остальным членам семьи. Больше всего это расстроило Нину Никитичну. Бездетная старуха любила малышню. Когда лыковские детки выросли, она заскучала и даже пыталась женить барина.