Мент. Одесса-мама. Книга 2 - Дмитрий Николаевич Дашко Страница 44

— Ходит, — поправил Осип.

— Куда ходит⁈ — удивлённо вскинул брови Карандин.

— Это мы как раз у вас сейчас и узнаем, куда он ходит, — улыбнулся я. — Адресок вашего друга назовите. Хоть познакомимся с хорошим человеком.

— Конечно-конечно! Тут недалеко, — засуетился Карандин.

В отличие от него, с Брыловым церемонии разводить мы не стали: жил тот на втором этаже некогда большого доходного дома, ныне превращённого в коммуналку.

Парни вышибли сначала входную дверь, а потом вломились в его комнату. Произошло это за какие-то секунды, поэтому хозяина комнаты застигли безмятежно спящим.

Пробудился он, только когда я тронул его за плечо.

Первое, что увидел моряк, открыв глаза, ствол моего револьвера.

— Брылов?

— Он самый. А что…

Я не дал ему договорить:

— Где Панов⁈

— Какой Панов?

Я угрожающе взвёл курок.

— Повторяю вопрос: Панов где?

— Не знаю я никакого Панова! И вообще, кто вы такие и на каком основании ворвались в мой дом⁈ — зло произнёс Брылов.

— Уголовный розыск.

— И что с того, что уголовный розыск⁈ Думаете, я на вас управы не найду!

Брылов оказался неробкого десятка, такого на понт не возьмёшь.

— Я сяду? — спросил он.

— Садись.

Моряк сел. На нём была засаленная, порванная в нескольких местах тельняшка, и такие же засаленные кальсоны. Пахло от него самогонкой и потом.

— Так в чём дело, мильтоны? На каком таком основании мы посреди ночи врываетесь в чужой дом?

— Самый наглый, да? — сквозь зубы процедил Осип.

— А если и да, то что? — прищурился матрос. — Бить будете? Как при старом режиме? А я, между прочим, всей душой за революцию болел, винтовки в город подпольщикам возил. У меня даже благодарственная грамота имеется! Показать?

Он дёрнулся, чтобы встать.

— Потом покажешь, — сказал я.

Он сел и замолчал.

Показалось мне или нет, но в том момент, когда Брылов пытался вскочить, его взгляд был прикован к одному из предметов, что стоял на обычном кухонном столе, покрытом вместо скатерти, газетой.

И я кажется, понял, к какому. Это была стеклянная банка, доверху наполненная светло-серым веществом, чем-то похожим на комок сахарной ваты.

— Осип, посмотри, — кивнул на банку я.

Шор подошёл, взглянул и сразу отпрянул.

— Пироксилин!

Брылов словно ждал этой секунды, он кинулся на меня, пытаясь отобрать револьвер, но я врезал ему в скулу. Голова моряка дёрнулась.

— Хватит, Брылов! Хочешь, чтобы я тебе ногу прострелил?

— Не хочу! — признался моряк.

— Зачем тебе пироксилин?

— Рыбу хотел глушить.

— Да он издевается, гад! — ринулся к нему Осип, вскинув кулак.

Брылов закрыл глаза.

— Ладно! Ваша взяла, мильтоны! Я всё расскажу…

После того, как моряк открыл рот, он его практически не закрывал. Показания лились рекой. А в конце Осип подозвал меня, чтобы показать рукав матроской куртки Брылова. На правом рукаве её была кровь.

— Видишь? Похоже, кровь свежая. Странно, что не замыл.

Я кивнул и вернулся к допрашиваемому.

— Это всё?

— Всё без утайки.

— Не всё, — вздохнул я.

— Гражданин начальник, ей-богу: как на духу говорил!

— Нет, Брылов. Ты забыл упомянуть, как вчера убил Гаврилова.

— Вы и это знаете, — опустил голову Брылов.

— Мы многое знаем. А теперь я узнал, почему ты его убил. Когда я назвал фамилию, ты даже не спросил, кто это. Значит, вы были знакомы.

— Ходили когда-то на одном корабле, — шумно выдохнул воздух сквозь ноздри Брылов. — А потом Гаврилова списали на берег, он подался в угро. Когда я увидел его возле дома, где прятался Панов, сразу понял: не случайно. Я не хотел его убивать… Мне пришлось это сделать.

Мои пальцы сжались в кулаки, я заставил себя сделать паузу, досчитав в уме до десяти.

— Осип, сними с него показания. А потом убедись, что он всё подписал.

— Сделаем, — коротко произнёс Шор, с ненавистью разглядывая Брылова.

Было раннее утро, почти все заведения на улице ещё не открылись, но разноцветная вывеска «Русский салон для стрижения и брижения братьев Воган» свидетельствовало, что цирюльня начинала работу с восьми.

На моих часах была четверть девятого.

Я вошёл в салон.

Толстый маленький парикмахер, скучавший без клиентов, отложил газету в сторону и встал с кресла. На его широком лице расплылась фальшивая улыбка.

— Милости прошу! Побрить, подстричь? Если хотите — сделаем причёску по последнему парижскому каталогу…

Я машинально тронул рукой голову. Что-то за делами и заботами, действительно, давненько не наведывался к парикмахеру и порядком зарос. Правда, Настя убеждала, что мне так идёт, но… и служба в армии, в милиции, полиции, а потом ещё и уголовного розыска советской России двадцатых, приучила меня носить короткие стрижки. Вдобавок, это ещё и очень практично и удобно.

— Простите, на вывеске написано, что это салон братьев Воган… Вы кто-то из них? — спросил я.

Парикмахер усмехнулся.

— Увы, братья Воган давно уже в Берлине. Я выкупил у них дело, но вывеску менять не стал. Среди клиентов так много людей консервативных… Но вы можете не переживать: стригу я ничуть не хуже братьев!

— Значит, это вы — гражданин Архипов, — теперь уже улыбнулся я.

— Да, а что?

— Ничего… хорошего для вас. Вы арестованы, Архипов. И да, кстати, Панов прячется у вас в подсобке — да?

— Да, — взволнованно кивнул парикмахер.

— Он всё ещё спит?

Архипов снова кивнул.

— Чудесно. Тогда давайте не станем шуметь и тихонечко проведаем нашего общего друга. Вы меня поняли, Архипов?

— Понял.

— Тогда пошли.

В небольшой подсобке при цирюльне стоял стойкий аромат винокурни. По нему сразу можно было понять: выпито вчера было изрядно.

Панов лежал на животе, его левая рука безвольно свисала на пол.

По такому случаю я прихватил с собой пару наручников. Громоздкие, неудобные, ещё дореволюционные — но ничего лучшего в нашем распоряжении пока не было.

При нашем появлении Панов даже не почесался, продолжил храпеть как ни в чём ни бывало.

— Набрался? — поглядел я на Архипова.

Тот понуро вздохнул.

— В одну харю бутыль самогонки