Еремей Парнов - Ларец Марии Медичи Страница 46

– Здравствуй, брат во Люцифере, – торжественно ответствовал дворянин, повторяя тайное приветствие. – А теперь рассказывайте, ле Kappe, время не терпит. Вы и так отсутствовали слишком долго.

– Задача была не из легких, сударь… Кстати, я до сих пор не знаю, как мне именовать вас.

– Меня зовут ла Моль, шевалье.

– Рад познакомиться с вами, граф! – привстал в полупоклоне ле Kappe. – Много о вас наслышан!

– И я, шевалье, и я… Но не будем терять времени на пустые любезности! Что вам удалось узнать об этом авантюристе? Орден очень интересуется им. Вы это знаете, ле Kappe.

– Да, граф. Знаю. Тем более что вот уже скоро год, как я только этим и занимаюсь. Вчера я имел честь доложить командору…

– Забудем это, ле Kappe, забудем, – с живостью перебил его ла Моль. – Было ли у меня время расспрашивать про ваш доклад в Тампле? Не лучше ли вам будет просто ответить на мои вопросы касательно самозванного графа? Если только вы ничего не имеете против?

– Спрашивайте, господин ла Моль, я весь к вашим услугам… Только Сен-Жермен вряд ли самозванец.

– Но помилуйте, сударь! – Ла Моль развел руками и засмеялся. – Я никогда не слышал о таком графстве!

– Это верно, – согласился ле Kappe. – Такого графства нет. Но это не значит, что тот, кто носит это имя, не является человеком благородной крови. Напротив, граф, уверяю вас: это человек очень высокого происхождения.

– Вам удалось раскрыть его инкогнито?! – удивленно воскликнул ла Моль. – Это же великолепно!

– Не совсем так, граф, – несколько охладил его порыв ле Kappe.

– Но, по крайней мере, национальность?

– Одно тесно связано с другим.

– Тогда рассказывайте как знаете! Я постараюсь не мешать вам своими вопросами. Но учтите, шевалье, я умираю от любопытства.

Граф совершенно отбросил ритуальную условность и говорил с ле Kappe как светский человек со светским человеком. Лейтенант воспринял это как должное.

Служанка принесла вино в пыльной бутылке.

– Что ж, дорогой граф… – Ле Kappe наполнил бокалы анжуйским и встал, приглашая ла Моля присоединиться. – Я менее всех расположен мучить вас… Не угодно ли?

Они стоя чокнулись и, пригубив вино, возвратились на свои места.

– Он действительно сказочно богат? – не выдержал ла Моль.

– Во всяком случае, он не знает нужды в деньгах. – Ле Kappe допил свой бокал и потянулся за бутылкой. – Поэтому не выгоды ищет он, когда прибегает ко всякого рода мистификациям. Да, дорогой ла Моль, дело обстоит именно так, чтобы ни болтали в свете его завистники. И он, повторяю, не самозванец, а действительно принадлежит к знатному роду.

– Весь вопрос: к какому?!

– Да, – согласился ле Kappe. – Это серьезный вопрос. Но, уверяю вас, у него есть веские причины скрывать свое происхождение.

– И национальность, шевалье?

– Я же сказал, что одно связано с другим. Впрочем, последнюю ему вовсе не надобно скрывать. Достаточно одного умолчания. Ведь он без всякого акцента говорит на многих языках. Он всюду выставляет себя как иностранец, хотя в Париже его без труда можно принять за француза, во Флоренции или Риме – за итальянца, в Петербурге – за русского. Но он обожает, разъезжая по свету, менять имена. Чуть ли не на каждой почтовой станции… В Генуе и Ливорно он назвался русским графом Салтыковым, в Голштинии и Гессене выдал себя за испанского гранда.

– Вы настаиваете на этом слове – «выдал»? – подчеркнуто акцентировал ла Моль.

– Простите, граф? – не понял ле Kappe.

– Суть в том, что многие полагали, будто бы он в действительности испанец: незаконный сын испанской королевы Марии и неведомого красавца простолюдина.

– Очередная легенда о Сен-Жермене! – отмахнулся ле Kappe. – И менее всего претендующая на то, чтобы оказаться правдой.

– Вы полагаете, шевалье?

– Уверяю вас, граф.

– Где же тогда истина?

– В поисках ее я и убил столько времени и сил.

– Я весь внимание, шевалье!

– Мне удалось установить, милый ла Моль… – Лейтенант медленно выцедил вино. – Да, мне удалось установить, что он сын венгерского князя Ференца Ракоци, поднявшего народное восстание против австрийской ветви Габсбургов!.. Как вам это понравится, граф?

– Невероятно! – прошептал пораженный ла Моль. – Этого я меньше всего мог ожидать.

– И тем не менее именно это и есть истина. Если, конечно, она вообще возможна там, где прошел Сен-Жермен.

– Расскажите подробнее!

– Родился он 28 мая 1696 года и был наречен Леопольдом-Георгом, по-венгерски Липот-Дердь. Но через четыре года вдруг было объявлено о кончине малолетнего сына князя Ференца…

– И что?

– Это было ложное известие, сударь. Наследник Ракоци был жив и здоров. Его укрыли в надежном месте, отдали под надзор верных, испытанных друзей. Ференц Ракоци, которого самого чуть не отправили в детстве на тот свет, сделал все, чтобы обезопасить сына, оградить его от наемных убийц.

– Да, на это у него были основания, – прошептал ла Моль.

– Еще бы! Особенно если учесть, что год спустя после мнимой кончины сына князь и княгиня были арестованы.

– Все это выглядит достаточно убедительно. – Ла Моль потянулся к столу поставить бокал. – Вы, конечно, располагаете доказательствами?

– Несомненно. Если вы знаете, у Ракоци после Леопольда-Георга было еще трое детей – два сына и дочь.

Граф молча кивнул.

– Так вот, в его завещании были упомянуты четверо! Черным по белому князь Ференц написал, что поручил старшего сына заботам друзей.

– И сказано, каких именно?

– Герцога Бурбонского, герцога де Мейна, графа Шарлеруа и… – ле Kappe сделал небольшую паузу: – И… графа Тулузского.

– Что? Графа Тулузского? Чародея и ясновидца, который исчез при загадочных обстоятельствах?

– Именно так, милый ла Моль! Чародея и ясновидца… Добавьте к этому еще и наследника тулузских графов Раймундов…

– Замечательно, ле Kappe! Это заставляет нас на многое взглянуть иными глазами… Недаром же сей загадочный Сен-Жермен особенно выделял из своих знакомых именно этих четырех!

– Обратите также внимание, ла Моль, что в числе многочисленных псевдонимов Сен-Жермена есть и такой… – Ле Kappe вновь на мгновение замолк, как бы подчеркивая этим всю значимость своих дальнейших слов: – Граф Цароки!

– Граф Цароки? – нахмурился, словно что-то припоминая, ла Моль. – Это мне ничего не говорит.

– Анаграмма фамилии Ракоци, – подсказал ле Kappe.

– Ах да! Действительно… Вы просто великолепны, ле Kappe!

– Благодарю, граф.

– Кто еще, кроме вас, посвящен в тайну?

– Четверо наших аристократов, которых я имел честь вам назвать, если, конечно, граф Тулузский жив…

– И больше никто?

– Затрудняюсь вам сказать со всей определенностью.

– Ах, дорогой ле Kappe, это же очень и очень важно для меня! Разве командор не сказал вам, что орден поручил именно мне вступить в контакт с этим загадочным СенЖерменом?

– Сказал, что такое поручение уже дано. Но имени не назвал.

– Так вот, это я, дорогой лейтенант.

– Сочувствую, граф. Не в обиду будет сказано, но вам предстоит неравное партнерство.

– Я знаю, – сокрушенно поник ла Моль. – А что делать?

– Делать нечего, – согласился ле Kappe. – Но вернемся к тайне. Если вас интересует мое мнение, то в нее, по-моему, посвящен еще и сам король!

– Возможно… – задумчиво кивнул ла Моль. – Людовик действительно слишком благоволит ему…

– Более того. Он распорядился воздавать Сен-Жермену почести как принцу крови.

– Да-да. Это очень странно.

– Вам все еще странно, ла Моль?

– Нет, дорогой ле Kappe, теперь уже нет… После вашего рассказа я все вижу в ином совершенно свете. Раньше я полагал, что король выделяет Сен-Жермена в благодарность за услугу.

– Вы имеете в виду трещину в бриллианте?

– Да, ле Kappe, король очень дорожил этим камнем и, когда Сен-Жермен уничтожил трещину, был совершенно счастлив. Кстати, как это возможно – устранить трещину?

– Есть много путей, – усмехнулся ле Kappe. – Во-первых, просто подменить королевский камень, подсунуть вместо него очень похожий, только целый.

– А во-вторых?

– Во-вторых, можно так же хорошо изучить науки, как граф Сен-Жермен.

– Вполне, граф… Но это не исключает, конечно, более простой версии с подменой. Сен-Жермен сказочно богат и располагает, конечно, обширным собранием бриллиантов. На балу в Версальском дворце его видели с такими бриллиантовыми пряжками на туфлях, что двор был потрясен… Говорят, что маркиза де Помпадур не сводила с них глаз.

– Но он-то сам уверяет, что действительно умеет лечить камни и научился этому в Индии.

– Он многое говорит… – протянул ле Kappe. – Больше всего он любит, как бы случайно проговорившись, упомянуть о давно прошедших событиях, в которых якобы принимал участие.

– Да. Знаю, – согласился ла Моль. – Недавно в свете зашла речь о Франциске Первом, и Сен-Жермен привел всех в великое смущение, обмолвившись, что часто беседовал с покойным Франсуа.