А. Веста - Оракул Страница 46

Для свадебного банкета, следуя моде, Парнасов снял загородное палаццо и выписал из Рио-де-Жанейро целую школу смуглых танцовщиц самбы, а вместо лимузинов купил роскошные конные экипажи. Орловские рысаки были подобраны волос в волос, а золоченые фаэтоны отделаны стразами и самоцветами.

Из Парижа прибыл знаменитый повар Оливье Жюльен, мастер по приготовлению пиявок, откормленных лебединой кровью. Любимое блюдо Рема Мерцалова, его будущего зятя, должно было расположить их к дружеским отношениям. Кроме того, к свадебному столу был заказан венский пирог из Вены и страсбургский из Страсбурга. В течение недели грузовые самолеты с трюфелями, устрицами, креветками и еще тысячами мелких, милых и незаменимых вещей один за другим приземлялись на аэродроме в Жуковском.

От волнения Парнасов набрасывался на еду в два раза чаще и к началу семейной жизни степенной походкой и горделивой осанкой походил на антарктического пингвина, прячущего под брюхом в плюшевых складках драгоценное яйцо.

Глава 5

Триумф и гибель Германа Парнасова

Уж полночь близится, а Германна все нет.

В то погожее летнее утро новоиспеченный муж был не на шутку озадачен. Нет, не холодностью жены, хотя, если честно, медовый месяц уже начал слегка горчить. Ночи напролет Ксения пропадала в компьютерном зале, оформленном в стиле высокого техно. Она появлялась под утро бледная, изможденная с искусанными губами, точно всю ночь любодействовала с демоном, и в ее зрачках белесым призраком плавала чья-то косматая борода.

Страшась признаться самому себе, Герман чуял, что попал в хитро расставленную ловушку. Вроде бы еще вчера он и мечтать не смел об Окси, а теперь вот она рядом, погляди. Да такая, что страшно дотронуться. Блестит вся, и даже бюст цвета жареной курочки светится в вырезе платья как лакированный. Нет, до всей этой красы дотронуться можно лишь зажмурившись! И во время их короткой и неуклюжей близости, Парнасов предпочитал не открывать глаза. Изредка Ксения, словно опомнившись, пыталась слепить их расползающееся на куски гнездышко.

— У тебя есть что-то волшебное, единственное, необычайное, то, чего нет у других, — ворковала она, и молодой муж замирал в сладком предвкушении.

— …У тебя есть я! — заключала Окси гипнотическим голосом. — Ну когда? Когда ты мне покажешь эти бумажки?

Ах, если бы она просила показать что-нибудь другое, если бы не все эти расспросы, где он прячет свою золотую иголочку, то бишь гримуары. Сначала Парнасов отшучивался, потом загрустил, а дня через три после свадьбы стал незаметно избегать общества своей ненаглядной. В небе все чаще журчал его яркий, как игрушка, спортивный самолетик. Жизнь любого гения сопровождают причуды и капризы. Парнасова сопровождала носатая кукла в полосатом колпачке набекрень.

— Первым делом, первым делом самолеты, и хрен с ними, с этими девушками! — высказал наболевшее Парнасов. — Плутишка Буратино, собрат по несчастью, тебя тоже никто не любил. Дуры бабы! — ворчал Парнасов, пряча за ворот летной куртки Буратино.

Он застегнул под подбородком шлем, молодцевато запрыгнул в кабину, азартно осмотрел рычаги и кнопки, огладил тумблеры и завел мотор.

— Моя девочка, дарлинг, крошка, — бормотал он припасенные для Окси любовные заклинания, и его ярко раскрашенная «Кобра» отвечала на его прикосновения нежным рокотом и сдержанным нетерпением.

Штурвал в самолетике был скорее декоративной деталью. Параметры полета задавал бортовой компьютер. Разбежавшись по взлетке, самолет в два прыжка оторвался от асфальта и, покачивая крыльями, взмыл вверх. Внизу замелькали приморские дачки, полоса прибоя и, как вогнутая чаша, засинело море.

Внезапно мотор чихнул и задышал с перебоями, мерный рокот перешел в зябкую дрожь. На панели запрыгали взбесившиеся «зайчики». Парнасов попытался выправить положение и, согласно инструкции, запросил ответа, но электронный мозг не реагировал на команды.

— Прошу прощения, ваш компьютер уже используется другим пользователем, — прозвенел фарфоровый женский голосок.

Удары крепкого кулака и не менее крепкое слово знаменитого мастера слова не возымели никакого действия. Самолетик накренился, и синева в выгнутой чаше всплеснулась, грозя сомкнуться над головой Парнасова.

Самолетик вошел в плоский штопор в пять витков. Пилота вдавило в кресло, как пластилинового, кожа на лице старчески обвисла, веки закрылись под собственной тяжестью. Со сверхчеловеческим усилием Герман занес руку над пультом, кулаком разбил пластмассовый колпачок и вдавил кнопку катапультирования. Сиденье подскочило, вой падающей машины смешался со свистом морского ветра. Автоматический парашют раскрылся, упруго вздрогнул и потянул Парнасова назад в небо. Подхваченный ветром, Парнасов взлетел к облакам. Прошло немного времени, и парашют начал плавно снижаться, и едва датчики кресла коснулись волны, как сработал химический компрессор и под писателем надулся надежный плотик.

Он достал из-за пазухи Буратино и радостно расцеловал его в обе щеки:

— Мы живы, дружище! Вот тебе и кресло-катапульта времен борьбы против культа!

Он дрейфовал весь день, подгоняемый свежим бризом. Палящие лучи нещадно жгли его лицо, но Парнасов был счастлив и спокоен. В его кресло наверняка вмонтирован маячок. Эскадрильи МЧС уже подняты на ноги, еще полчаса и его обязательно найдут. И он не ошибся. Легкая щекотка в ушах вскоре окрепла и перешла в настойчивый рокот. Из-за облака, похожего на кошачью голову, вынырнул самолет-разведчик и помахал ему крылом. Вскоре на горизонте показался белый скоростной катер. Он летел, высоко задрав нос и разрезая морскую пашню на белоснежные ломти. Но радость Парнасова оказалась преждевременной, на носу катера восседал его злой гений. На этот раз калека был одет в белый китель с золотыми эполетами и капитанскую фуражку.

Безвольно дрейфующего Парнасова зацепили тралом, подняли на палубу и без всяких церемоний заперли в трюме. Дальнейшее он запомнил урывками. С завязанными глазами его погрузили в самолет. Очнулся Герман Михайлович в странной комнате с прозрачными стенами. Сквозь пуленепробиваемый пластик на него глазели морские чудовища, рыбы-меч и гигантские осьминоги. За другой стеной резвились гигантские пиявки, похожие на траурные ленты. За стеной напротив, как скутеры, проносились акулы, но не черноморская пятнистая мелочь, а самые настоящие — тигровые. Сопоставив все данные, Парнасов сделал вывод, что его прячут в подвале столичного аквапарка, принадлежавшего его тестю Мерцалову. Суп из акульих плавников был прописан Мерцалову как общеукрепляющее средство, и предприимчивый Рем Яхинович так поставил дело, что этот живой деликатес всегда плавал у него под рукой.

Прошло несколько недель одиночного заключения в прозрачной камере внутри огромного аквариума. Не выдержав пытки голодом, Парнасов сдался и взялся за перо. Под пристальным взглядом спрутов он писал свой последний роман, предчувствуя, что, поставив точку в «Опровержении», он подпишет себе окончательный приговор. Нихиль установил гибкую систему поощрений: за три страницы бойкого текста Парнасов получал полбуханки хлеба, за десять страниц — кусочек сливочного масла и уж совсем редко за сданную главу — шоколадку или рюмочку кагора, на выбор.

Однако в тот день, когда Парнасов закончил книгу, все вокруг него волшебно изменилось. Его стали кормить как на убой, соблазняя морскими языками, лобстерами и все новыми изысками мэтра Оливье Жульена. Но поедая деликатесы, Парнасов тучнел и мрачнел, предчувствуя, что на этот раз роет себе могилу не вечным писательским стилом, а серебряной вилкой.

Книга 3

Код Апокалипсиса

Глава 1

Агент на контракте

Филя ходит в долину, Филя дует в дуду…

Змеиные горы — край безымянных кладбищ, затерянных в топкой трясине, где спят кулацкие косточки, и даже братские жальники сталинских каторжан успели порасти густым пихтачом. Летом над болотами висят тучи гнуса, зимой лежат непролазные снега, и лишь перестук колес да рев паровозного гудка тревожат пугливую тишину. Поезда ползут между седых туманных сопок, и, глядя на угрюмый пейзаж за пыльными стеклами, всякий проезжающий по железной магистрали думает одно и то же: что, мол, загнать сюда человека можно только силой или страхом.

Щурясь на низкое зимнее солнце, Иван смотрел в окно тамбура. До станции Красные Мудрачи оставалось минут пять. Оттуда — бросок на Лебяжье: теплое озеро посреди заснеженных сопок. Задание на озере подвернулось случайно. Бывший коллега по «морянке», так в обиходе называли офицерскую школу ВМС, разыскал его и предложил выгодный контракт с фирмой «Гидра». Название фирмы указывало на ее «водяные» интересы, и Славороссов, одинокий морской волк, откликнулся на ключевое слово. Некогда в священной древности предприимчивый Геракл окунул свои стрелы в ядовитую кровь Лернейской Гидры и взял от нее «лучшее». Иван Славороссов тоже надеялся поживиться от «Гидры» и заполучить щедрые командировочные в «зеленых».