Юлиан Семенов - Горение. Книга 2 Страница 48

— Ничего, Мартын, все хорошо будет!

Несколько раз обращался к сидевшей рядом с ним даме:

— Александра Михайловна, пожалейте меня!

… На следующий день Гапон продолжил прерванный накануне рассказ.

Следующее свидание с Рачковским происходило в присутствии жандармского полковника Герасимова, в отдельном кабинете ресторана.

Свидание началось с того, что Герасимов высказал Гапону свое удивление и восхищение. Закусывали стоя. Герасимов изловчился и под видом выражения своих приятельских чувств ощупал карманы пиджака Гапона и даже похлопал его по задней части тела, чтобы убедиться, что у Гапона нет револьвера. Все это Гапон мне продемонстрировал. Гапон рассказал это в доказательство того, как они «осторожны».

— Рачковский жаловался, что правительство находится в крайне затруднительном положении: нет талантливых людей. А о таких, как Гапон, и думать нечего. Рачковский ломал руки и дрожащим голосом говорил: «Вот я стар. Никуда уже не гожусь. А заменить меня некем. России нужны такие люди, как вы. Возьмите мое место. Мы будем счастливы».

Говорилось о больших окладах, о гражданских чинах, полнейшей легализации Гапона и об «отделах». «Но вы бы нам помогли. Вы бы нам рассказали что-нибудь. Осветите нам положение дел. Помогите нам!»

Тут Гапон заметил:

— Ты понимаешь, надо смотреть шире, надо дело делать. И при «Народной Воле» там служили и все выдавали товарищам. Лес рубят — щепки летят. Дело важнее всего. Если пострадает кто-нибудь — пустяки. Положение такое, что надо его использовать. Раньше я был против единичного террора, теперь — за. Надо им отомстить. Витте и Дурново — это одно и то же. Они только политику ведут такую, что во всем виноват Дурново, а Витте добрый.

— Ладно. О ком они тебя спрашивали?

— Спрашивали о Бабушке, о Чернове. Я сказал, что знаю их. Но больше ничего не сказал.

— Еще о ком спрашивали?

— О тебе спрашивали.

— Что же спрашивали?

— Они говорят, что ты очень серьезный революционер. Что через твои руки большие деньги, должно быть, проходят. Они знают, что ты на рысаках разъезжаешь, кутишь. (Короткое молчание.) Главное, понимаешь, не надо бояться. По мне, хоть с чертом иметь дело, не то что с Рачковским.

— А когда про боевые дружины спрашивали, что ты ответил?

— Сказал, что боевые дружины для него пустяки, но что человек серьезный. А про Ивана Николаевича ничего не спрашивали, — спохватился Гапон. — Я ничего и не сказал, конечно, про Азефа, разве можно? Когда я им сказал, что в очень близких с тобой отношениях, они вдруг откололи: «Вы бы нам его соблазнили». Ей-богу, так, сукины сыны, и сказали. (Ухмыляется.) Про боевую организацию расспрашивали. Я сказал, что ничего не знаю. Они не верят. Но я так сказал, как будто знаю. Они ее очень боятся. Я сказал, что для этого большие деньги нужны. Не меньше ста тысяч. «Хорошо», — говорят. Я тогда сказал, что они должны делать все, что я им скажу. Обещали. Рутенберг не должен быть арестован, говорю. Обещали. Тебе нечего теперь бояться. Тебя не арестуют. Ты мне верь. Прямо поезжай в Петербург. Главное, нечего бояться. Повидаться там, поговорить. Ведь это пустяки. Для меня дело важнее всего.

Помолчал. Потом вздохнул:

— Знаешь, хорошо бы потом взорвать департамент полиции со всеми документами.

— Зачем?

— Ну, как же: там ведь много разных документов про разных лиц. Данные там разные для суда, — продолжал он упавшим голосом.

— Все дела имеются в копиях в жандармском управлении и прокуратуре…

С Гапона струился пот. Он сильно волновался, нервно шагал по комнате.

— Отчего ты на меня не смотришь? — сказал он. — Посмотри мне в глаза.

Я подымал глаза, смотрел на него и видел, к ужасу моему, что передо мной действительно Гапон, видел, что это не кошмар, а действительность.

Я рассказал все Азефу. Заявил ему, как члену ЦК, что, так как дело зто касается партии, я не считаю себя вправе распорядиться самостоятельно и жду распоряжений Ц. К-та.

Азеф был удивлен и возмущен рассказанным. Он думал, что с Гапоном надо покончить, как с гадиной. Для этого я должен вызвать его на свидание, поехать с ним вечером на своем извозчике (рысаке петербургской Боевой Организации) в Крестовский сад, остаться там ужинать поздно ночью, покуда все разъедутся, потом поехать на том же извозчике в лес, ткнуть Гапона в спину ножом и выбросить из саней.

По словам Краснова, члена ЦК, Азеф зашел к нему, сообщил о рассказанном мною и спросил его мнения. Краснов ответил Азефу, что при слепой вере в Гапона среди значительной части рабочих может создаться легенда, что Гапон убит из зависти революционерами, которым он мешал и которые выдумали, что Гапон предатель. ЦК не может предъявить доказательств его сношении с полицией, кроме моих показаний о разговоре с Гапоном, происходившем с глазу на глаз. Самым подходящим решением вопроса Краснов считал убийство Гапона на месте преступления, то есть время его свидания с Рачковским.

Азеф присоединился к мнению Краснова, добавив, что его особенно удовлетворяет двойной удар: Гапон и Рачковский, так как он давно уже думал о покушении на Рачковского (который, как выяснилось впоследствии, считался в охранке другом Азефа).

Я колебался, но в конце концов согласился.

Мне было поручено принять предложение Гапона и согласиться пойти с ним на свидание с Рачковским. В мое распоряжение был предоставлен член Б. О. Иванов. По плану Азефа, я должен был при помощи Иванова (в роли извозчика) и ряда частных извозчиков симулировать организацию покушения на министра внутренних дел Дурново. Цель этой симуляции — заставить Рачковского, убедившегося при помощи установленного за мною полицейского наблюдения в том, что я руковожу террористическим предприятием в Петербурге, охотнее искать свидания со мной. Всякие мои сношения с ЦК я должен был прекратить, чтобы не навести на его следы полицию.

В случае удачи покушения и ЦК и я должны были заявить, что «ЦК постановил, а Боевая Организация мне поручила смыть кровью Гапона и Рачковского грязь, которой они покрыли 9-е января».

Краснов и Субботин уехали. Азеф занялся технической разработкой плана покушения, давая мне детальные инструкции: где, на каких улицах, в какие часы ставить извозчиков, в каких ресторанах бывать, как сноситься к ним, как получить разрывной снаряд. Весь план «симуляции» был настолько легковесен, что при практическом обсуждении его возможность неудачи вырисовывалась еще яснее… »

Гапон был повешен эсерами, когда во время свидания в Териоках открыто пригласил Рутенберга перейти на службу в охранку; приговор, однако, ему вынесен не был, причина казни не сообщалась никому, и в стране пошли слухи: «Революционеры убили честного человека, испугались его популярности».

Еще до казни Гапона ловкий Мануйлов организовал скандал в прессе против министра Тимирязева и замесил скандал этот на Деньгах, которые похитил газетчик Матюшинский, посещавший перед тем министра в его кабинете по прямой подсказке того же Мануйлова.

… К Дмитрию Львовичу Рубинштейну чиновник для особых поручений при премьер-министре явился сияющий.

— Чудом я вас от Гапона спас, — сказал томно, упав в кресло, — последние недели совершенно не спал, потерял аппетит, с филером ездил

— страшился бомбы; бесконечные траты, нервотрепка: как бы выглядели ваши друзья и вы, пригрей попа?? «Проклятые буржуи хотели провести в вожди рабочих провокатора!» Вот ведь чем бы все кончилось, не пойди я на риск стать на защиту ваших интересов против интересов Дурново…

Рубинштейн сокрушался, благодарил Мануйлова-Манусевича за верность, выписал чек на пятьсот рублей, хотя правду знал: нашел пути к Ратаеву, помощнику Рачковского, тот ему все открыл. Но, убедившись в злодейской оборотистости Манусевича, решил его придержать возле себя, такие нужны, «кто обманул, тот и победил», попросил только составить краткий отчет о проделанной работе. Тот, не зная ничего о встречах Рубинштейна с Ратаевым, согласился, оговорив, однако, что подлинных имен упоминать не будет. На том сошлись. На прощание Рубинштейн спросил:

— А ну, как на духу, Иван Федорович — кто сейчас, по-вашему, самый сильный в сферах? Дурново?

Тот вздохнул, соболезнующе поглядел на Рубинштейна, ответил тихо:

— Дмитрий Львович, вы чего со мною хитрите? Не надобно так, мы же умные с вами… На царстве может прийти один лишь человек, как Годунов в былые времена, только зовут нынешнего Годунова Петром Аркадьевичем.

Так Гучков — значительно позже Веженского, магистра Ордена, — узнал о Столыпине Петре Аркадьевиче… «Его Превосходительству Э. И. Вуичу, директору департамента полиции. Милостивый государь Эммануил Иванович! Поскольку Вы изъявили желание постоянно знакомиться с деятельностью государственного преступника В. И. Ульянова („Н. Ленина“), находящегося ныне в розыске, спешу препроводить Вам данные, которые страдают разрозненностью и слабой документированностью, поскольку, во-первых, у департамента нет еще надежной агентуры в рядах большевистской фракции РСДРП, а, во-вторых, Ульянов и его единомышленники — в отличие от фракции меньшинства — мастерски владеют навыками конспирации, что затрудняет как филерскую работу, так и освещение секретными сотрудниками Отделений Охраны, получившими задание сблизиться с околобольшевистской средою. Однако удалось установить, что государственный преступник Ульянов („Н. Ленин“, „Фрей“, „Куприанов“, „Отец“, „Эрвин Вейков“), несмотря на арестное предписание судебной палаты от 7.1.1905, от полиции скрылся, продолжая весьма интенсивную работу по подготовке РСДРП к 4-му съезду, именуемому „объединительным“. Его литературная работа касалась, в основном, вопроса о необходимости бойкота Государственной думы, аграрной проблемы, теории и практики вооруженного восстания. Ульянов („Н. Ленин“) провел Петербургскую общегородскую конференцию, состоявшуюся в доме гр. Паниной, где особенно остро полемизировал с государственным преступником Л. Мартовым (Цедербаум, охранным отделениям известен, фотографическая карточки в деле имеется), единственным, по сведениям, человеком, с которым Ульянов в течение многих лет поддерживает дружественные личные взаимоотношения. Затем Ульянов принимал участие в проводах в САСШ литератора А. Пешкова („Горький“, охранным отделениям известен, фотографические карточки в деле имеются), куда последний едет по просьбе большевистской фракции с целью пополнить партийную кассу публичными выступлениями перед американскими аудиториями. Затем Ульянов провел несколько недель в Финляндии, где работал вместе со своими ближайшими сотрудниками Л. Красиным („Винтер“, „Зимин“), Крупской („Саблина“), Луначарским („Воинов“, охранным отделениям известен, фотографические карточки в деле имеются), составляя якобы платформу к 4-му съезду, пригодную для объединения обеих фракций РСДРП. С этой программой, так и не попав в сферу филерского наблюдения, Ульянов отправился в Москву, где обсуждал платформу с известными охранному отделению И. Скворцовым („Степанов“), Ц. Зеликсон („Бобровская“), Р. Залкинд („Землячка“), Таратута („Виктор“), а также, по неподтвержденным сведениям, провел инструктаж членов боевой организации и военно-технического бюро. Адреса, где проходили встречи, Московскому Охранному отделению до сих пор установить не удалось. В целях организации агентурной работы среди обеих фракций (а лишь это позволит по-настоящему освещать деятельность В. Ульянова („Ленина“), который ныне стал ведущей фигурой среди русских революционеров и от него зависит не только позиция РСДРП, но и других партий, как-то к. -демократической и с. -революционной, вынужденных корректировать свои заявления после выступлений Ульянова в повременной печати) полагал бы возможным поставить вопрос об откомандировании Вашего покорного слуги в Швецию, дабы, находясь в непосредственной близости от участников съезда, выяснить с полной определенностью возможность агентурной работы. Рискну высказать предположение, что я смогу начать эту операцию, ибо подобного рода опыт мною приобретен во время работы в Варшаве. Из числа участников съезда я ни с кем, кроме Ф. Дзержинского (Доманского), не встречался, однако он, по сообщению начальника Варшавской охраны, будет на этих днях заарестован и, по заверению И. В. Попова, в Стокгольм прибыть никак ие сможет. Полагая на благоусмотрение Вашего Превосходительства свои соображения, остаюсь Вашего Превосходительства покорнейший слуга Г. Глазов». «Поручика ОСМОЛОВСКОГО сотрудник „ЗДИСЛАВ“ РАПОРТ НЕДЕЛЮ НАЗАД ДЗЕРЖИНСКИЙ-ДОМАНСКИЙ ПРИНЯЛ УЧАСТИЕ В СОБРАНИИ РАБОЧИХ ЗАВОДА „ГУТА БАНКОВА“, КОТОРЫЕ НАМЕРЕНЫ ОРГАНИЗОВАТЬ СВОЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ СОЮЗ, ДОЛЖЕНСТВУЮЩИЙ БЫТЬ НАЗВАННЫМ „С. -ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫИ СОЮЗ РАБОТНИКОВ-МЕТАЛЛИСТОВ“. ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ СОЮЗ НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛ ЗАМЫСЛЕН ЕГО ИСТИННЫМИ СОЗДАТЕЛЯМИ, ЧЛЕНАМИ „НАЦИОНАЛЬНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОИ ПАРТИИ“, ВО ГЛАВЕ С БАНКИРОМ СИГИЗМУНДОМ ВОЛЬНАРОВСКИМ, КАК СООБЩЕСТВО ФАБРИЧНЫХ, ОТСТАИВАЮЩИХ ОДНИ ЛИШЬ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ТРЕБОВАНИЯ ВО ВРЕМЯ ПЕРЕГОВОРОВ С ХОЗЯЕВАМИ. ОДНАКО ДОМАНСКИЙ-ДЗЕРЖИНСКИЙ, ПРИБЫВ НА СОБРАНИЕ, ПОВЕРНУЛ ЕГО ЗА СОБОЮ, ПОСКОЛЬКУ ОН ДОКАЗЫВАЛ, ЧТО БЕЗ ПОЛИТИЧЕСКИХ СВОБОД, ПО ЕГО РАЗУМЕНИЮ, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАВЕНСТВА. „3ДИСЛАВ“. „Подполковника АНАШИНА сотрудник „КОРЯВЫЙ“ ЮЗЕФ ДЗЕРЖИНСКИЙ, ЯВЛЯЮЩИЙСЯ, ПО ОТЗЫВАМ ЛЮБЛИНСКИХ С. -ДЕМОКРАТОВ, ОДНИМ ИЗ АКТИВНЫХ АГИТАТОРОВ СДКПиЛ, НЕОДНОКРАТНО ПРИЕЗЖАЛ В ГУБЕРНИЮ ДЛЯ ПОСЕЩЕНИЯ РЯДА ДЕРЕВЕНЬ ЛЮБЛИНСКОЙ ГУБЕРНИИ. В ЦЕЛЯХ КОНСПИРАЦИИ ОЗНАЧЕННЫЙ ДОМАНСКИЙ СКАЗЫВАЛСЯ ГОРОДСКИМ ОХОТНИКОМ. ДЗЕРЖИНСКИЙ ПРИЗЫВАЕТ КРЕСТЬЯН ВООРУЖАТЬСЯ, ЧТОБЫ БЫТЬ ГОТОВЫМИ ПРИЙТИ НА ПОМОЩЬ ГОРОДСКИМ, КОГДА ТЕ ПОБРОСАЮТ ФАБРИКИ, ОБЪЯВЯТ ЗАБАСТОВКИ И ВЫЙДУТ НА УЛИЦЫ. ОН РЕКОМЕНДУЕТ СОБИРАТЬ ДЕНЬГИ ПО ДЕРЕВНЯМ, ДАБЫ КУПИТЬ ОХОТНИЧЬИ РУЖЬЯ И ПРИПАСЫ К НИМ ДЛЯ ОРГАНИЗАЦИИ СЕЛЬСКОЙ МИЛИЦИИ, КОТОРАЯ БЫ ОХРАНЯЛА НАРОД ОТ ПОБОРОВ. ИМЯ ЕГЕРЯ, У КОЕГО ДЗЕРЖИНСКИЙ ОСТАНАВЛИВАЛСЯ В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ, ВАЦЛАВ САДОВСКИЙ, ГМИНА ШЛИШЯ, ДЕРЕВНЯ МЕДОВА ГУРА. „КОРЯВЫЙ“. „ЛЮБЛИНСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ОХРАНЫ ПОДПОЛКОВНИКУ АНАШИНУ ДЕЛОВАЯ СРОЧНАЯ ТЧК ДОПРОСИТЕ ЕГЕРЯ ВАЦЛАВА САДОВСКОГО ПО ПОВОДУ ДЗЕРЖИНСКОГО ЗПТ ПОСЕЩАВШЕГО ЕГО ТЧК РОТМИСТР СУШКОВ ТЧК“. «ВАРШАВСКОЕ ОХРАННОЕ ОТДЕЛЕНИЕ РОТМИСТРУ СУШКОВУ ДЕЛОВАЯ ПРИ АРЕСТЕ САДОВСКОГО ОБНАРУЖЕНЫ ТРИ ОХОТНИЧЬИХ РУЖЬЯ И ЛИСТОВКИ СДКПиЛ И РСДРП КРЕСТЬЯНСКОЙ БЕДНОТЕ САДОВСКИЙ НАСТАИВАЕТ ЗПТ ЧТО НАШЕЛ ЛИСТОВКИ ВО ВРЕМЯ НАТАСКИ СОБАКИ ЛЕСУ ДЗЕРЖИНСКОГО НЕ ЗНАЕТ И НЕ ВИДЕЛ ЖДУ УКАЗАНИЙ ТЧК ПОДПОЛКОВНИК АНАШИН“.