Комбатант - Бушков Александр Александрович Страница 48

— Черт с вами! — вскрикнул Гравашоль.

— Это следует расценивать как согласие? — хладнокровно осведомился Ксавье.

— Ладно, ладно! Чтоб вас черти взяли…

— Ну вот и договорились, — усмехнулся Бестужев, все это время сидевший на корточках. — Что произошло, Гравашоль?

Облизнув пересохшие губы, Гравашоль нехотя сказал, кривясь, морщась, отводя взгляд:

— Они нас перехитрили, мерзавцы. Точнее говоря, Тибо оказался предателем, я с ним поквитаюсь, даже если на это уйдет вся жизнь…

— Кто такой Тибо? Ваш сообщник, это понятно, но… Он был здесь за хозяина?

— Ну да, — сказал Гравашоль зло. — Они его купили… Подозреваю, еще в Вене… Он всегда был жадной скотиной и луидоры любил больше, чем идеи… Едва мы с Огюстом вошли, получили по башке и очнулись уже связанными…

— Вы их видели? Гравашоль! Либо полная откровенность, либо…

— Ну конечно, видел, — огрызнулся Гравашоль. — Четверо здоровенных обломов, несомненные американцы, хотя явно прожили немалое время в Париже и знают французский… Американцы, точно. Ими предводительствовала эта стервочка, которую я даже на блудень насаживать не стал бы, а попросту утопил в Сене, выбрав местечко погрязнее…

— Наша общая знакомая мисс Луиза?

— Она самая…

— Как тесен мир… — сказал Бестужев. — Они унесли аппарат… А где был Штепанек?

— Где-где… Здесь. Он приехал с нами. Бог ты мой, какая скотина! Жадная, корыстолюбивая скотина, ради денег готовая на все…

В голове у Бестужева блеснуло ослепительное озарение — непонятные доселе факты наконец-то сложились в целое…

— Так вот оно что! — прямо-таки охнул он. — Похищение, конечно, имело место… но потом вы с ним договорились? Не так ли, Гравашоль? Вы нашли общий язык, верно? Именно что договорились. Потому-то все поголовно отмечали, что Штепанек ничуть не похож на жалкого, угнетенного пленника, что он держался как свой… Он взял у вас бриллианты, верно? Бриллианты на сто тысяч франков золотом…

— Точно, — сказал Гравашоль угрюмо. — Сначала у меня, в общем, в мыслях не было… Я просто хотел прихватить в Вену не бумажки, а камушки — поначалу казалось, что его можно купить под видом благонадежных коммерсантов, а потом уж объяснить истинное положение дел… Но его стало мотать по самым неожиданным местам, а там нагрянули конкуренты, возможности все не подворачивалось… Мы его похитили, да. Но этот мерзавец чрезвычайно быстро освоился и, едва речь зашла о бриллиантах, предложил свои правила игры. Он был кругом прав, скотина этакая: было бы крайне опасно принуждать его к сотрудничеству пытками и угрозами. Чересчур велики шансы, что в решающий момент он выкинул бы коленце… Я не считаю себя самым умным человеком на свете. И прекрасно понимал, что сам с аппаратом не справлюсь… а он, принуждаемый силой, мог бы дать неправильные объяснения… Точно, мы договорились. Можно сказать, мы его наняли, чтобы проделать определенную работу, как нанимают поденщика… — Гравашоль не без горечи рассмеялся, трескуче, невесело. — Выгодная работенка, а? За несколько дней безопасной работы с аппаратом получить камушки на сто кусил золотом… Я даже не мог его потом пристукнуть, не расплатившись: он мог бы принести немалую пользу и в дальнейшем со своим аппаратом, что прекрасно понимал, о чем мне и сказал с ухмылочкой… «Вы же не настолько глупы, месье Гравашоль, чтобы резать курицу, несущую золотые яйца?» — передразнил Гравашоль, зло гримасничая. — Короче, он был нанят.

— А дальше?

— Дальше, извините, не знаю, — с горьким юмором сказал Гравашоль. — Лежал связанный, как колбаса, если пользоваться вашим остроумным сравнением. А они толковали в другой комнате. Поскольку он ушел с ними без шума и борьбы, я, скудоумный, делаю вывод, что они договорились, чтоб им всем гореть в аду… Ну конечно, этот прохвост моментально усмотрел всю выгоду новой сделки: с американцами ему совершенно нечего опасаться, он законнейшим образом отправится с ними за океан и будет вести честную жизнь респектабельного буржуа…

— Камешки он вам, разумеется, не вернул? — спросил Бестужев.

— Да вот представьте, как-то запамятовал, — покривился Гравашоль. — Так и ушел с ними в кармане, прощелыга… Господи боже мой, а я-то в простодушии своем полагал, что ученые и прочие интеллектуалы — сплошные бессребреники, занятые в первую очередь высокими идеями… Эта скотина себя вела, словно прожженный биржевой делец…

«Не один ты роковым образом ошибся в оценке ученых мужей, подумал Бестужев. Да, теперь уже окончательно ясно, что с некоторого момента в Штепанеке произошел некий надлом, и он стал совершенно другим. Такое случается, и нередко. Видимо, непризнание и бесприютные странствия его изрядно ожесточили, и он целиком и полностью отдался жажде денег, совершенно не задумываясь о моральной стороне дела. Хладнокровно прикарманил полученный от нас первоначальный платеж, согласился сотрудничать с Гравашолем за горсть камушков… сотрудничать в подготовке покушения на его величество короля Италии… видимо, он полностью уже неразборчив в средствах, его интересует лишь звонкая монета…»

— Ну что же, — сказал Бестужев. — Остались кое-какие мелкие детали, которые тоже лучше обговорить прямо сейчас, не откладывая на будущее…

…Аркадий Михайлович Гартунг, как обычно, выглядел олицетворением вальяжности, невозмутимости и самого искреннего доброжелательства — но временами поглядывал с такой ласковой укоризной, что Бестужев поневоле чувствовал себя нашкодившим кадетом.

— В первую очередь, конечно, вас следует поздравить, — сказал Гартунг. — Схватить неуловимого Гравашоля, за которым столько лет гонялась вся французская полиция… Они все в шоке…

Бестужев пожал плечами:

— По совести говоря, схватили его не мы, он сам, можно так выразиться, достался…

— Но ведь именно вы с инспектором его убежище обнаружили? Он мог и освободиться, не явись вы… Все же, Алексей Воинович, предприятие было рискованнейшее. У вас и в самом деле не нашлось времени уведомить меня… или начальство инспектора де Шамфора?

— Времени не было, — твердо сказал Бестужев. — Нам все равно не успели бы прийти на подмогу. Пришлось рисковать.

— Я рискну предположить, что дело в нашем честолюбивом инспекторе. Вы не знаете парижской обстановки, вам простительно. А уж он-то обязан был знать, сколько телефонов в Париже и сколько быстроходных авто имеется в распоряжении бригады… Но оставим эту тему. Есть дела поважнее. Гравашоль за решеткой — это прекрасно, это обрадует политическую полицию всей Европы… вот только в нашем главном деле, получается, мы не подвинулись ни на шаг?

Бестужев опустил голову:

— Кто же мог ожидать от американцев такой прыти и хватки? Отдаленная провинциальная страна, чье влияние в мировых делах ничтожно…

— Мне приходилось общаться с тамошними уроженцами, — сказал Гартунг. — Эти господа проявляют прямо-таки невероятную прыть и хватку, когда речь идет о деньгах, а уж если о больших… Да, опростоволосились…

— От нас уже ничего не зависело, — поднял голову Бестужев. — Даже если бы мы сразу сообщили наши сведения, любые агенты опоздали бы точно так же, как опоздали мы…

— Совершенно верно. Вас никто и не винит, Алексей Воинович, я имею в виду, так сказать, общую ситуацию… То, что наш инженер казался сребролюбивым и проявил нешуточное умение устраивать свои финансы, не меняет дела. Главное, он в бегах, вернее говоря, нашел новых хозяев, энергичных и в средствах не стесненных. Они все, разумеется, постараются как можно скорее отплыть в Америку… И вы уже ничего не в состоянии предпринять толкового… Ну ничего, я беру дело в свои руки. Хотя положение наше щекотливое. Официально объявлять розыск господина инженера никак нельзя — в этом случае придется открыто признать, что он, собственно, был платным соучастником анархистов, а это его передает в руки французской Фемиды, откуда выручать его будет гораздо труднее. Он, конечно, малый оборотистый и наверняка придумал уже какую-нибудь сказку… Что он может заявить, как по-вашему?