Виктор Мережко - Сонька. Продолжение легенды Страница 49

— Значит, Матильду и Мари Дюпон ты в доме не видел?

— Имен не могу знать, — спокойно и с достоинством ответил дворецкий. — Разные господа и дамы к княжне приезжали, но кто такие, не моего ума дело.

— Веди в подвалы! — неожиданно приказал Гришин.

— Чего желаете там? — удивился Никанор.

— Веди, узнаешь!

Дворецкий послушно направился в сторону широкой лестницы, ведущей вниз, по пути включил свет. Следователь не отставал.

Сонька с дочкой быстро и бесшумно двинулись по лестнице наверх, Анастасия осталась стоять на прежнем месте.

В помещении, куда пришли Никанор и Гришин, было прохладно и довольно сыро.

Двинулись по длинному, довольно широкому коридору, от которого направо и налево уходили более узкие, слабо освещенные.

Никанор повернулся к сыскарю.

— Куда дальше, господин следователь?

Тот в упор посмотрел на него.

— Они где-то здесь?

— Кто? — искренне не понял дворецкий.

— Дамы!.. Из Франции! Аферистки! Мать и дочь!

— Прикажете открывать все двери?

— Что ты из себя дурочку корчишь?.. Они ведь где-то здесь! Мне уже донесли!

— Какую из дверей велите открыть? — спокойно спросил дворецкий.

Егор Никитич вдруг придвинулся к нему вплотную.

— Я ведь и придушить могу!.. Говори!.. Где ты их прячешь?.. Говори же!

Никанор спокойно и неожиданно легко для его возраста отвел руки следователя от себя, поправил воротничок, так же спокойно произнес:

— Извольте следовать наверх. Княжна должны уже освободиться, — и двинулся в обратном направлении.

Сверху действительно им навстречу легко спускалась Анастасия. Она с недоумением смотрела на дворецкого и незваного гостя.

— Что вы там делали, господа?

— Господин следователь пожелали осмотреть подвальные помещения, — объяснил Никанор.

— Зачем? — наивно удивилась княжна.

— Мне, барышня, неведомо.

Гришин подошел к княжне, почтительно склонил голову.

— Следователь сыскного отделения Гришин.

— Я вас помню.

— Благодарствую. Простите, княжна, но мне необходим конфиденциальный разговор с вами.

Анастасия жестом показала ему следовать за нею, они вошли в большой зал, сели друг против друга в кресла.

— Слушаю вас, господин следователь, — улыбнулась девочка.

— Вы, мадемуазель, наверное, слышали о скандале, который разразился вчера в Петербурге?

— К сожалению, я редко бываю в публичных местах и могу не знать последних новостей, — по-прежнему улыбаясь, ответила княжна.

— Дело касается двух сторон. Вашего родственника полицмейстера Василия Николаевича…

— Что с ним могло произойти? — прервала следователя мадемуазель.

— Он стал жертвой знаменитой воровки Соньки Золотой Ручки, — печально усмехнулся Гришин.

— Она обворовала его? — засмеялась девочка.

— И обворовала, и опозорила. Над Василием Николаевичем потешается весь город.

— Это ужасно, — нахмурилась княжна. — Воровку задержали?

— Пока не удалось. Но рассчитываю это сделать с вашей помощью.

— Вы шутите?.. С моей?!

— Именно так, — кивнул следователь и довольно поспешно объяснил: — Вы, конечно, помните двух французских особ, якобы ваших родственниц и якобы прибывших из Франции?

— Помню. А почему «якобы»? — нахмурилась девочка.

— По той причине, что они и не француженки, а уж тем более никакие не ваши родственницы!

— А кто же они?

Егор Никитич выдержал паузу, готовя сюрприз, с улыбкой сообщил:

— Они как раз те самые знаменитые воровки — Сонька Золотая Ручка и ее дочь.

Княжна искусно расширила глазки.

— Вы шутите.

— Никак нет. Нам не до шуток, мадемуазель. Дело нашей чести — задержать преступниц.

— Вы хотите, чтобы это сделала я?

— Повторяю, с вашей помощью.

— Можете разъяснить?

Следователь вздохнул, поелозил в кресле, не зная, как подступить к делу.

— Они ведь у вас гостили, мадемуазель?.. И не однажды.

— Да, это так.

— Так вот… По нашим сведениям, преступницы могут прятаться в вашем доме.

Девочка возмущенно отшатнулась, посмотрела на Егора Никитича как на сумасшедшего.

— Простите, по каким сведениям?

— Нам известно, что после того, как Сонька обворовала полицмейстера, она имела неосторожность прикатить к вам.

— Мне это неизвестно.

— Зато известно нашим агентам. Ее видели выходящей из кареты именно возле вашего особняка!

Княжна овладела собой, села прямо, лицо ее вдруг стало жестким.

— То есть вы предполагаете, что я прячу злоумышленниц в своем доме?

— Не вы, разумеется… Возможно, кто-то из вашей обслуги. Дворецкий, к примеру. Но Сонька и ее дочь, прибыв в ваш дом, больше его не покидали.

Девочка встала с кресла, властно и совсем по-взрослому подняла худенькую руку и указала на дверь.

— Господин следователь, аудиенция закончена. Если воровки не покидали мой дом, то вы обязаны его покинуть!

От растерянности тот даже не смог сразу подняться.

— Я, мадемуазель, ни в коем разе не желал оскорбить вас.

— Вы это сделали!.. Я не прячу в доме преступниц! Помните это и помните также, что мой дом отныне для вас закрыт!

— Но я могу получить санкцию прокурора на обыск! — промолвил сквозь зубы Егор Никитич.

— Через моего адвоката, — кивнула девочка и позвала дворецкого: — Никанор, проводи господина!

— С превеликим удовольствием, — ответил тот и повел Гришина к выходу.

Анастасия дождалась, когда незваный гость скроется из поля зрения, быстро заспешила обратно.

Сонька и Михелина ждали ее в большой комнате, где стоял рояль, и при появлении девочки вопросительно повернулись к ней.

— Приезжал следователь, — просто сообщила та. — Я его прогнала.

— По наши души? — усмехнулась Сонька.

— А по чьи же еще? Даже спустился в подвал, желая вас найти.

— Никанор ничего не брякнул? — нахмурилась Михелина. — Он недолюбливает нас.

— Никанор любит меня, — разъяснила девочка. — А это больше, чем все остальное. — Подошла к Соньке, попросила: — Сыграйте свою любимую. Пожалуйста…

— Продолжим занятие музыкой? — усмехнулась та.

— Почему нет? Мне нравится с вами заниматься.

Воровка повернулась к роялю, положила пальцы на клавиши, легонько прошлась по ним, и комната наполнилась темой Соньки, в которой было все — судьба, любовь, счастье, грусть…

Василий Николаевич Агеев, в парадном мундире, хмурый и сосредоточенный, подкатил в карете к департаменту полиции, окинул взглядом толпу просителей, дождался, когда ворота для его экипажа откроются, и в это время к нему бросились ювелир Абрам Циммерман с сыном Мойшей, также ждавшие приема.

В руках Циммермана-старшего было несколько газет со скандальными заголовками.

— Господин полицмейстер!.. Остановитесь, выслушайте, бога ради! — закричал он, цепляясь за дверцу. — Я насчет этой дамы из Франции!

— Не время! — попытался оттолкнуть его Василий Николаевич.

— Как не время, если она оказалась той самой Сонькой, которая уже грабила меня в Одессе?.. Мойша, скажи господину полицмейстеру, чего ты молчишь?

— Господин полицмейстер, — открыл было рот сын, но тут с двух сторон подскочили полицейские и потащили бедных евреев прочь от кареты.

— Господин полицмейстер! — продолжал кричать Абрам Циммерман. — Она опять у меня украла!.. Вы помните? Вы были с ней, и она украла!.. Что мне делать, господин полицмейстер!.. Это около трехсот рублей!. Я разорен! — Увидел перед собой сына, взвился от возмущения: — Чего ты стоишь, Мойша?.. Чего молчишь?.. Почему со всякими идиотами должен разговаривать я?

— Потому что вы никогда слова не даете мне сказать, папа!

— Не даю потому, что ты идиот!.. И твоя покойная мама — идиотка! Все идиоты!

Кристина, в ярко-красной шали на плечах, вышла из кареты, внимательно осмотрелась, махнула извозчику, чтобы тот скрылся в переулке, остановилась у чугунной решетки Екатерининского канала.

Увидела, как саженях в полустах подальше остановилась также еще одна повозка, их нее выпрыгнул поляк, повернулся в ее сторону, едва заметно поприветствовал ее движением руки, в которой была трость.

Третьего экипажа, с поэтом, пока еще видно не было.

Впереди причудливо играли на солнце купола Спаса на Крови.

Обер-полицмейстер столицы Карл Иванович Штолль, типичный немец, высокий и тощий, в золоченых очах, смотрел на Василия Николаевича с легким пренебрежением и брезгливостью. Тот стоял бледный и вспотевший, ждал не только разноса, но и крайней меры — изгнания из полиции.

— Излагайте, Василий Николаевич, если вам есть что изложить, — с чудовищным акцентом предложил немец.

— Излагать нечего, — пожал плечами Агеев. — Вы и без того все знаете.