Ирина Глебова - Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко Страница 5

Дворник стал стучать в двери лишь тогда, когда в разгромленном магазине появились милиционеры. Им первым он рассказал то, что слышал. Потом повторил свой рассказ под протокол в кабинете у Кандаурова… Крик заставил его замереть, притаиться за дверью. Потому что это был смертельный, переходящий в хрип вскрик сторожа – он узнал голос. Потом грубый голос спросил: «Где сейф? Веди, быстро!» И дворник с ужасом понял: «Налёт! А приказали этому… заму…» Он стоял, боясь пошевельнуться, и молился о том, чтоб никто не заинтересовался дверью чёрного хода. Топот, обрывки голосов, звяканье железа – он догадывался, что происходит в магазине. Потом снова громкий, довольный голос: «Вязка с понтом! В самый цвет попали». И тонкий, переходящий на визг крик: «Что вы! Не надо! Брысь наказал мне выдать долю, я слышал…» И басистый хохот: «Это и есть твоя доля!». Раздался выстрел, потом удаляющийся шум. Настала тишина, которая показалась дворнику очень долгой.

Сторожа убили бесшумно, ножом. А вот когда сейф уже был взломан и опустошён, бандиты выстрелили в своего наводчика и сообщника – работника магазина. Они уже не боялись, потому что тут же ушли, растворились в ночных переулках – похоже, заранее продумали путь. Имя, которое услышал дворник – «Брысь», тут же напомнило слово умирающего охранника почтового вагона. Теперь можно было с большой вероятностью предположить, что это кличка главаря банды. Оба налёта совершались с помощью сообщников, которых тут же и убивали – второй раз не пригодятся, а выдать могут.

Ещё несколько удачных налётов провела эта банда. Теперь в УГРО она так и проходила – «банда Брыся». Хотя всё также оставалось неизвестным кто он, этот «Брысь», где обитают или собираются бандиты, сколько их. Просто призраки какие-то: наскочили, ограбили, убили, исчезли… Дважды они вновь безжалостно расправлялись со своими наводчиками. Несколько раз милицией проводились облавы по злачным и подозрительным местам, работали негласные агенты, по ночам усилили патрулирование – безрезультатно. Лишь один раз появилась зацепка – в скупку были сданы золотые часы и кольцо из списка похищенных. Такие вещи должны были приниматься по документам, но делалось это далеко не всегда, как и в этот раз. Но перепуганный работник зато подробно описал клиента: лет 25–30, невысокий, худой, косая чёлка, на пальцах наколка «Лёня» и, что особенно важно, – верхняя губа рассечена небольшим, но заметным шрамом. Картотека УГРО быстро идентифицировала этого человека: гопник и карманник Леонид Величко по кличке «Кролик». Где он обитает после недавней отсидки, было неизвестно, но в городе у него имелись родственники. Дмитрий Кандауров сам навестил их. Пётр Григорьевич Величко, старший брат «Кролика», работал на тракторном заводе, наладчиком прессов в кузнечном цехе. Он рассказал историю своей семьи. Когда-то его отец, вдовец с двумя сыновьями, привёл в дом мачеху. От неё тоже родилось двое мальчишек.

– Кровь у этой женщины была поганой, что ли? – пожимал плечами Величко. – Мой родной брат Фёдор и я выросли нормальными, работящими, у каждого – семья хорошая. Вот и у меня жена там же, на ХТЗ работает фрезеровщицей, и сын в ФЗУ учится. Федя на Урале Кузбасс строил, теперь там на домне работает… А вот сводные наши братишки, Юрка и Лёня, с самого начала были как волчата. Хулиганистые. Юрка тоже сидел в тюрьме, спился, три года назад до смерти замёрз под забором. И Ленька из тюрьмы не вылезает. Мы с ним совсем не видимся, где он не знаем…

Где Леонид Величко находится, стало известно на следующий день. Его нашли убитым в подворотне на улице Клочковской. Он обитал там в деревянной пристройке, и хозяин этой халупы рассказал, что у жильца постоянно собирались компании, шли пьянки, громкие ссоры. Соседи жаловались, но он не мог выселить Лёню – боялся его и его дружков. Опросили и соседей. Никто не жалел убитого, он мешал всем. Но все дружно подтверждали одно: накануне у Лёни было тихо. Свет горел, но ни шума, ни голосов не раздавалось. Описать его дружков, тем более кого-то назвать по имени, также никто не смог: «уголовники», «пьянь», «все на одно лицо»… Что ж, ясно – хотел урвать себе личный куш от добычи, и получил за это. Оперативники уже поняли: в банде «Брыся» дисциплина суровая.

… Вспоминая всё это, Дмитрий Кандауров вновь с досадой подумал, что нет у них никаких выходов на банду, а она как минимум дважды в месяц даёт о себе знать. Может быть этот, только что найденный труп, натолкнёт на что-то? Давно, конечно, произошло убийство, но ведь необычное оно, явно необычное. Всё, что выбивается из общего ряда, почти всегда может стать ключом – Дмитрий знал это по опыту.

Сложил документы и запер их в сейф, набросил пиджак, собираясь уходить. Работникам его отдела не обязательно было носить форму, вот он и был сейчас в светлых летних брюках, таком же пиджаке, парусиновых туфлях. Пистолет тоже остался в сейфе – Дмитрий брал его только когда шёл на конкретные задания. А сейчас он направлялся всего лишь в первый городской или, как его ещё называли, «медицинский» морг. Там работала анатомическая лаборатория милиции, там хранились тела, проходившие по криминальным делам, до тех пор, пока не отдавался приказ их хоронить. Убитый в Борках ещё не был похоронен, и Дмитрий решил лично осмотреть его более тщательно.

Не любил он бывать в этом месте. Слава Богу, давно уже не приходилось отсюда забирать своих ребят – убитых в перестрелках или на заданиях. И всё равно, если нужно было, старался отправить в морг кого-то из сотрудников. Но сегодня – даже объяснить этого не мог, – решил сам пойти, хотя особой необходимости не было. Не раз Дмитрию приходилось слышать лестное для него: «У Кандаурова исключительная интуиция! Наследственная…» Намекали, конечно, на его дядю – следователя Петрусенко. Да, вот уж кто умел мгновенно заметить детали, сопоставить, сделать вывод и принять решение. Конечно, Дмитрий много лет работал рядом с Викентием Павловичем, многому от него научился. Но как и Петрусенко, он хорошо знал, что ничего не происходит из ничего. Ex nihilo nihil – как говаривали любимые Викентием Павловичем древние римляне. И они были правы! Множество знаний и сведений – больших и мелких, – словно витают в воздухе вокруг того, кто бьётся над разгадкой тайны. Человек ощущает их присутствие особыми импульсами-подсказками. Тот, кто умеет улавливать эти подсказки, приобретает славу «провидца». Вот как нынче: что толкнуло Дмитрия пойти в морг? Он не мог сказать, но последовал этой «подсказке» без колебания.

Доктор Цветов, заведующий анатомическим отделением, сидел во дворе на лавочке. Здание морга, куда входили и самые разные исследовательские лаборатории, было обнесено высокой каменной стеной – от глаз любопытных, да и просто чтобы не травмировать людей.

– Митя! – окликнул он Кандаурова. – Ты ко мне? Присядь, я докурю.

Они знали друг друга много лет. Когда-то молодой медик Аркадий Цветов стал одним из первых сотрудников только что созданной при губернском управлении полиции судебно-медицинской лаборатории. Занимался и серологией – изучением особенностей крови, и токсикологией – наукой о ядах. Не раз помогал в расследованиях Викентию Павловичу, когда того ещё называли «сыщиком Петрусенко». Был одним из тех немногих дореволюционных сотрудников, кто остался на своём месте. И вот уже лет десять возглавлял патологоанатомическое отделение.

Пожимая руку доктору, Дмитрий сказал:

– Аркадий Петрович, хочу посмотреть убитого в Борках.

– Что-то не так? – поднял бровь Цветов.

Дмитрий улыбнулся:

– Да разве к вам могут быть претензии! Всё дотошно исследовано и описано. Но, понимаете, там, в Борках, когда тело нашли, оно ещё было как бы «ничьё», я тогда лишь мельком на него глянул.

– Ясно, ясно. Теперь тебе его вручили?

– Точно. Вот и хочу сам посмотреть. Вдруг что-то не доглядел, не заметил.

– Пошли. – Цветов затянулся последний раз. – Надо, значит посмотрим.

Дмитрий заставил себя тщательно осмотреть тело – с ног до головы. Цветов, натянув длинные резиновые перчатки, помогал, осторожно переворачивал, попутно комментируя: этот кровоподтёк уже трупный, эта пулевая рана на бедре давняя, года три-четыре, эта ссадина, похоже, прижизненная… Ничего нового. Лицо убитого было изуродовано выстрелом. Казалось он, чуть повернув голову на бок, смотрит вывороченными глазницами. Вздохнув, Кандауров уже собирался развернуться и уйти, но тут доктор, подчиняясь заданному ритму, повернул голову другой стороной. Открылась правая щека, более сохранившаяся, ухо, выстриженный висок… Дмитрий щёлкнул пальцами:

– Стоп! Оставьте так.

Он наклонился ближе, осматривая остриженные волосы убитого. Ещё раньше он обратил внимание, что волосы эти были густыми, тёмными. У него самого – почти такие же. И он, конечно, регулярно посещает парикмахерскую, обычно одну и ту же, недалеко от Управления. Там его знали и стригли всегда так, как он выбрал для себя когда-то: на висках и затылке покороче, под машинку, впереди и на макушке – ножницами, средней длинны. Поскольку волосы у него были густыми и слегка волнистыми, они лежали свободно, открывая лоб. Многие из его знакомых и коллег стриглись приблизительно так же. Но были и такие, кто отпускал длинные пряди, зачёсывая их со лба на затылок, кто-то носил боковой пробор, кто-то щеголял «бобриком». Не то, чтобы Дмитрий на это обращал внимание, нет. Однако, профессиональный «сыскной» взгляд сам всё замечал и фиксировал – механически. Вот и теперь он сразу увидел – необычная стрижка. Раньше такой не встречал.