Александр Сухов - Джоконда улыбается ворам Страница 5

Луи почувствовал, как при подходе к «Квадратному салону», где долгие годы висела «Мона Лиза», учащенно забилось сердце. Слегка умерив шаг, Луи Дюбретон даже принялся считать шаги. Эту дорогу он помнил наизусть и мог бы дойти до картины даже с закрытыми глазами.

А вот и «Квадратный салон»… Луи Дюбретон уверенно пересек зал и в недоумении остановился подле того места, где должна была висеть «Мона Лиза». Вместо картины было всего-то четыре металлических колышка, на которых некогда висела «Мона Лиза».

– Проклятье! – невольно чертыхнулся копиист.

Служащие сняли картину, даже не предупредив. А ведь он проснулся в самую рань специально только для того, чтобы рисовать «Джоконду» в одиночестве; чтобы не слышать едких замечаний посетителей о том, что копия значительно уступает оригиналу. Порой они назойливы и возникает желание поломать кисточки о головы критиков.

Луи Дюбретон испытал неподдельное разочарование. Встреча с прекрасным откладывалась на неопределенное время.

– Послушайте, – обратился художник к смотрительнице, худой, преклонного возраста женщине, сидящей на стуле в углу зала. – Вы не могли бы мне подсказать, куда подевалась «Мона Лиза»?

Подслеповато глянув на подошедшего художника, она произнесла:

– Что, простите?

Луи Дюбретон невольно закатил глаза: старушка не только подслеповатая, но еще и глухая – и этому чудовищу доверяют оберегать величайшую картину мира. Будь он служителем музея, так не отошел бы от шедевра ни на шаг.

– Мадам, я хотел у вас поинтересоваться, где картина «Мона Лиза»? – указал художник рукой на свободное место между двумя картинами.

Пробудившись от грез, старуха с удивлением воззрилась на четыре колышка, на которых прежде висела картина. Поднявшись со стула, она подошла к стене, как если бы хотела убедиться, что это вовсе не обман зрения, не фокусы иллюзионистов, не игра воображения. Однако картина не материализовалась. Ее просто не было!

– Странно, – удивленно проговорила смотрительница. – Куда же она подевалась?

Губы Луи Дюбретона невольно скривились в ядовитую насмешку: смотрительница говорила так, будто разговор шел не о великой картине, а о франке, закатившемся под диван.

– Именно это я и хотел у вас выяснить.

– Но ведь «Мона Лиза» все время висела на этом самом месте, – продолжала удивляться старуха, показывая на торчавшие из стены колышки.

– Я полностью с вами согласен. А может, ее украли? – смело предположил художник.

И вдруг неожиданно для самого себя разволновался от высказанного предположения. Галстук вдруг сделался невыносимо тесным, и он рывком ослабил узел.

Старушка рассмеялась мелким неприятным смешком.

– Занятная шутка! Вы это всерьез?

– Я вовсе не шучу, мадам, – голос художника окреп. – Это вполне могло произойти.

– Это каким же образом, молодой человек? – сурово спросила старушка, посмотрев на Луи Дюбретона поверх очков.

– Самым обыкновенным. Любой из посетителей мог снять ее со стены, затем сунуть в мешок и вынести из здания.

– Здесь есть смотрители, хранители, – боевито уперла она руки в бока. – Охрана, наконец! И вы думаете, они позволят вынести?

В старушке понемногу просыпался демон. Не самая подходящая минута, чтобы вступать с ней в перепалку, но Луи Дюбретона было уже не остановить.

– Извините, мадам, но какой от вас может быть толк, если вы сидите в своем углу и не видите дальше своего носа?

– А вы нахал, молодой человек! – взвизгнула старуха. – Сегодня же я обращусь к господину директору, чтобы он распорядился не пускать вас больше в музей!

Продолжать разговор дальше не имело смысла. Подхватив под мышку папку, художник вышел из «Квадратного салона» и быстрым шагом направился в служебное помещение, где размещался кабинет начальника охраны.

Служебные помещения Лувра как бы существовали отдельно от музея. Не уступавшие ему по площади, они представляли собой изолированный мир, совершенно незнакомый посетителю, со сложной системой переходов, длинных извилистых коридоров и потайных дверей. Возможно, что он был не столь торжественным и помпезным, как представительская, центральная, часть музея, – с залами, заполненными впечатляющими картинами, гравюрами и статуями великих мастеров прошлых исторических эпох, – но не менее интересная. В служебных помещениях музея существовала своя жизнь, которая не была видна посетителям музея, здесь пребывала административная служба, охрана, реставраторы и все те, кому вменялось следить за блеском фасада музея. Впечатляли многочисленные узкие коридоры, зачастую лишенные лоска, собственно, они были точно такими же, какими существовали сотни лет, невольно погружая в атмосферу средневековой Франции, и по которым можно было кратчайшим путем пройти из одного корпуса до другого. Узкие коридоры как будто были нужны для того, чтобы перемещаться по временным эпохам.

Потянув на себя служебную дверь, Луи Дюбретон оказался во времени Ренессанса. На овальном потолке, затертом толстым слоем штукатурки, просматривались фрагменты фрески «Тайная вечеря», нарисованной неизвестным мастером эпохи Возрождения. Лица были изображены настолько искусно, отражая противоречивые эмоции памятного вечера, что их можно было принять за живые. А вот одежды апостолов лишь неряшливо собраны в складки, как если бы их расписывали подмастерья. Кто знает, может быть, так оно и было в действительности.

Луи Дюбретон прошел по небольшому холодному коридору и остановился перед высокой деревянной дверью со старинной медной ручкой. Прежде в этом крыле проживали фрейлины королевы, и, дотронувшись до металлической поверхности, Луи Дюбретон невольно подумал о многих поколениях любовников, что тайком, со свечой в руках пробирались темными коридорами к своим возлюбленным. Сейчас в этой комнате находился кабинет начальника охраны, добродушного сорокапятилетнего здоровяка Пьера Мориса.

Коротко постучавшись, художник дождался снисходительного «войдите» и, приоткрыв нешироко дверь, прошел в комнату.

Круглый, краснощекий (не то от благодушного настроения, не то от выпитого бургундского), он располагал к себе с первого же взгляда, и у Луи с начальником охраны сложилось нечто вроде приятельских отношений.

– О-о, Луи, дружище! Какими судьбами? – удивился Пьер Морис. – Опять пришел рисовать «Мону Лизу»? Она тебя явно очаровала. – Неожиданно сделавшись серьезным, добавил: – Впрочем, не только одного тебя. Я тут тебе такое могу порассказать…

– Господин Морис, картина…

– А может, ты хочешь нарисовать с нее копию и продать ее как подлинник какому-нибудь американскому толстосуму? – погрозил пальцем Пьер Морис, добродушно улыбаясь. Заметив, как сконфузился художник, миролюбиво произнес: – Ну что ты в самом деле? И пошутить нельзя? Так в чем там у тебя дело?

– Господин Морис, «Моны Лизы» нет на своем месте, – приглушенно произнес Луи Дюбретон.

– Что значит «нет»? – рыжеватые ресницы начальника охраны невольно затрепетали, как если бы их потревожил ветер.

– Я пришел, чтобы дорисовать копию, а вместо нее увидел только пустую стену, – развел он руками.

– Забавно, однако! Ха-ха-ха! – энергично рассмеялся Пьер Морис. – Ты меня рассмешил. Хочешь сказать, что картину «Мона Лиза» кто-то украл? Я правильно тебя понимаю? Никогда не подозревал, что ты такой шутник. Да ты присаживайся, чего стоишь.

Луи Дюбретон потерянно опустился на стул.

– Признавайся, любезный Луи, ты, видно, вчера очень хорошо провел время, вот тебе и мерещится всякая чертовщина. У нас в музее ничего не пропадает, тем более «Мона Лиза». Ты давай прими со мной рюмочку, подлечи голову, а там все встанет на свое место. – Достав из шкафа две рюмки и бутылку «Бордо», он аккуратно налил вино в приборы по самую кромку.

– Послушайте, господин Морис, я прекрасно себя чувствую, мне не нужно никакого «Бордо»! – протестующе отставил он от себя рюмку с вином.

– И все-таки ты его выпей, – настаивал Морис.

– Даже если я сейчас выпью, то картина вряд ли появится!

– Эх, знаю я вас, художников, сначала всю ночь курят абсент, а потом мерещится невесть что!

Покосившись на разлитое в рюмки вино, начальник охраны взял стопку за длинную ножку, после чего аккуратно выпил содержимое в два глотка.

– Господин Морис, я вас умоляю пройти со мной в «Квадратный салон» и убедиться, что «Моны Лизы» на месте нет.

Промокнув салфеткой испачканные губы, произнес:

– Что ты с ним будешь делать! Давай взглянем.

Спрятав фужеры с бутылкой вина в стол, Пьер Морис вышел из кабинета, увлекая за собой художника. Вышагивая по паркету, он повел его по длинному коридору, где прежде бывать Луи не доводилось.

– Ты женат, Луи? – неожиданно спросил начальник охраны.