Далия Трускиновская - Кот и крысы Страница 5

Чаще всего женщины казались ему похожими на детей, играющих в какие-то непонятные взрослому человеку игры. Разве что Марфа несколько приближалась к его представлению о разумном существе, но Марфа немолода - было время поумнеть! И, перебрав чертову пропасть мужиков, от них немало нахваталась. Один Ванька Каин, чьей любовью всякий раз похваляется, чего стоит…

На этом месте размышлений прибыл Никодимка с тазиком, бритвой, полотенцем и прочим цирюльным прикладом. Усадил поближе к окошку, окутал пудромантелем и принялся наводить порядок. Потом прибежал с поварни мальчик, принес горячей и ледяной воды для компрессов. После бритья очень способствует свежести и цвету щек, как уверяет Никодимка. А нужна ли оная свежеть в тридцать один год?

Потом Левушка, поев, потребовал, чтобы господин обер-полицмейстер тут же показал ему свои новые владения. Пришлось повести по пустым комнатам, которые нисколько петербургского гостя не удивили - он и не такое видывал. Наконец оказались в большом помещении, с которым Архаров решительно не знал, как быть. Отапливать - на дрова разоришься, а оставить осенью и зимой без тепла - зданию на пользу может не пойти.

– Ишь ты, бальная зала! - восхитился Левушка. - Послушай, а ведь тут разминаться можно!

И тут же выхватил из ножен шпагу.

– Уймись, - сказал ему Архаров, подумав при этом, что приятель прав - тут можно учить полицейских, так, чтобы без посторонних глаз, не менуэты же разводить.

Левушка попрыгал, кидаясь в свои знаменитые выпады - таких выпадов ни у кого в Преображенском полку более не было, оба бедра вытягивались в прямую линию, Левушка буквально садился на пол, еще делал движение плечом и доставал кончиком шпаги на локоть дальше, чем мог бы предположить противник.

– Поупражняемся? - предложил он.

Архаров понимал, что надо бы, давно он не сжимал шпажного эфеса, но отказался - возможно, потому, что не желал позориться.

– У меня к тебя просьба, - сказал он. - Нужно одну барыню навестить, поспрашивать. Там такое дело - воспитанница сбежала. Я этих московских чиновных старух видеть не могу - дуры, а спеси - через край.

– Думаешь, я их обожаю? У меня тетка - так больше часа вытерпеть не могу, - признался Левушка. - А она хочет, чтобы весь белый свет к ней на поклон ездил. Узнает, что я у тебя остановился, - со свету сживет.

Подумал и добавил:

– А может, и не сживет? У нее и без меня тесно.

Левушкина беззаботность, как всегда, действовала на Архарова просветляюще - плохое настроение, сгустившееся было, рассеялось.

– Стало быть, я на тебя рассчитываю. Ну, пошли.

Тимофей и Федька отправились было вместе с Левушкой - помочь принести из кареты пожитки и рассказать полицейские новости. Клаварош увязался за ними, радостно перебрасываясь с гостем французскими словечками.

– Федя, стой! - вдруг велел Архаров. - Надо твою кабацкую находку все-таки как следует допросить. Коли он сопли уж утер, тащи сюда.

Недоросля Вельяминова, и впрямь несколько угомонившегося, вернули в архаровский кабинет.

Усадили в то же кресло. Хозяин кабинета взял стул с овальной спинкой, сам установил его напротив кресла, сел, Федька встал возле бюро.

– Ну, сударь, рассказывай, как ты в «Ленивке» оказался, - велел Архаров.

– В какой «Ленивке»? - удивился недоросль.

– Кабак так именуется, на улице того же названия.

– Самый старый на Москве, - вставил Никодимка.

– Врешь, «Под пушками» - самый старый, - тут же перебил его Федька.

– Цыц, не то обоих выставлю, - даже не оборачиваясь, прикрикнул Архаров. - Ну так как же тебя, сударь, туда занесло?

Недоросль смотрел на пряжки своих башмаков и молчал.

– Федя?

– Прятался он от кого-то, - скучным голосом доложил Федька. - Думал, наденет посконный кафтан и спрячется.

– Прятался. Похвально. Дворянин прячется в кабаке. Достойное занятие, - столь же скучно произнес Архаров.

– Я желал не посрамить чести… - совсем тихо сказал Вельяминов. - Пистолет купил… и чтобы потом не узнали…

– Мать честная, Богородица лесная! - воскликнул Архаров. - Федька, а ведь вы дурака поймали! Как есть дурак! Вам рядом с ним делать нечего! И что у тебя, сударь, за горе такое, ради которого ты Бога не побоялся, застрелиться решил? Дома у тебя блоха с печки упала?

Он кричал с умыслом - чтобы растормошить недоросля, услышать крик в ответ, а через тот крик добраться до правды. Но Вельяминов только рукой махнул.

– Стыдно ему, - подсказал Федька.

– Сам вижу. Девку обрюхатил? - тут Архаров вспомнил воспитанницу княжны Шестуновой и вмиг загорелся надеждой, что два дельца между собой увязаны. - Обрюхатить сумел, а под венец с тобой не пускают?

– Кабы девка… - прошептал Вельяминов и залился краской.

– Мне из тебя каждое слово клещами тянуть?

– А давайте, ваша милость, я в него вдругорядь кружку мадеры волью! - додумался Федька.

– Я в тебя в самого кружку дегтю волью.

Но Федькино средство, скорее всего, было единственным. Недоросль молчал, как записной вор. Архаров уж пригрозил, что пошлет за Шварцем. Безуспешно.

– Ну, хорошо. Молчишь - и молчи, - рассудил Архаров. - Федя, проводи кавалера. Выведи за ворота, убедись, что убрался.

Вельяминов вскочил.

– Я не могу! - воскликнул пылко. - Мне так нельзя!

Федькина физиономия расцвела - в допросе наметилась явственная подвижка.

– И мне нельзя, - возразил Архаров. - Держать тебя тут взаперти без причины не имею права. Ты закона не преступал, за руку не схвачен - ступай с Богом!

– Вы не можете меня выгнать!

– Отчего ж не могу? Ты в моем доме без моего ведома оказался. И недосуг мне разбираться… Ступай, сделай милость, не то прикажу - под руки выведут.

– Нет, нет, я не могу! - и недоросль длиннейшей разразился французской тирадой, в которой Архаров и Федька уловили неоднократно повторяемое слово «крюэль». То бишь, толковал о чьей-то жестокости.

Архаров понимал по-французски прескверно, а Федька кое-чего нахватался у Клавароша, но не настолько, чтобы допросы проводить. Да и по русски черта с два поймешь, когда так частят.

– Федька, тащи сюда Клавароша! - распорядился Архаров. - Пробил его час - пущай толмачит!

– С особенной охотой! - крикнул Федька и поскакал за французом наверх - туда, где обустраивался Левушка.

До явления Клавароша и обер-полицмейстер, и недоросль молчали.

– Вашей милости слуга! - сказал, входя, Клаварош.

– Переведи, что господин Вельяминов толкует.

Но господин Вельяминов, красный, как морковка, помотал головой. Клаварош любезно обратился к нему по-французски, тот соблаговолил кратко ответить, Клаварош не отстал, завязалось нечто вроде беседы, и опять «крюэль», и раз примерно шесть - «тромпери», и столько же «онер», то есть - честь. Жестокость, опасность и честь - приятнейшее сочетание, особливо коли дураку на голову рухнуло.

– А знаете, Николай Петрович, что этот фаля сейчас нам преподнесет? - спросил Федька. - Он, сукин кот, объявит, что по-французски ему сподручнее, нежели по-русски.

– И соврет, - отвечал Архаров. - Ты глянь, как Клаварош морщится.

Федька уже ничему не удивлялся. Раз начальство говорит - то так оно и есть. Не раз проверено!

И Архаров более не удивлялся тому, что люди, казалось бы, неглупые, не видят того на лицах, что прекрасно видит он сам. При ответах недоросля француз несколько кривился, как если бы нюхал кислятину, которую зачем-то предстоит пить. Из чего выходило, что недоросль шпарит по-французски хоть и бойко, но с ошибками.

– Его карточные шулера обобрали, - сказал, повернувшись к Архарову, Клаварош. - Завезли куда-то, новомодной игре обучили, сперва проиграл все, что при себе имел, потом дал расписки, на сколько - не хочет говорить.

Архаров и Федька быстро переглянулись.

Это был след! Долгожданный след!

– Значит, с горя и от ужаса, что расплатиться не сможет, решил застрелиться! - выкрикнул Федька. - Но какого рожна для этого тащиться в «Ленивку»?

– Боялся, что у трезвого у него на себя рука не поднимется, - предположил Архаров. - Оно не так уж глупо. Хотя на вид - дурак дураком.

Господин Вельяминов резко к нему повернулся.

– За таковое оскорбление, сударь!… - и схватился было за то место, где у приличного человека имеется шпажный эфес. Но шпаги на боку не случилось - то ли потерял, то ли проиграл - и второе вероятнее, потому что вряд ли щеголек таскал шпажонку с дешевым эфесом, а на дорогой мошенники могли польститься.

– А это видел? - Архаров, шагнув вперед, поднес к носу Вельяминова свой знаменитый кулак. Тот и обалдел.

– Среди дворян не полагается!…

– Как еще полагается. Я этим самым кулаком господина князя Орлова так благословил - по сей день почесывается.

Орлов действительно был уже князем, и не абы каким, а Священной Римской империи. Архаров сам проследил, чтобы в Санкт-Петербург было от него отправлено достойное поздравление с его собственным росчерком внизу. Впрочем, поздравлять-то и не с чем - титул входил в ту гору отступного, которое получил бывший фаворит от государыни - лишь бы впредь в ее дела не мешался. И кому он теперь такой нужен, чем ему заниматься - никто не знал, не ведал.