Александр Арсаньев - Продолжение путешествия Страница 5

– В одном из тех, которые вам вряд ли удастся посетить, Катенька. И жалеть об этом не стоит, хотя с точки зрения антропологии – это весьма любопытное местечко.

Петр явно наслаждался моей реакцией на его внешность и не торопился стать серьезным.

Но уже через несколько минут рассказал, что побывал в одном из тех мест, куда не всегда рискует заглянуть даже полиция.

В пригороде Саратове, у знаменитой Лысой горы расположился район трущоб, в которых издавна находят себе приют все те, кого у нас принято называть отбросами общества. Я там, разумеется, никогда не бывала, но по рассказам мужа составила себе довольно четкое о нем представление. Опустившиеся мелкие ремесленники, бурлаки, портовые грузчики составляли там лучшую часть публики, что же говорить об остальных – нищие, горькие пьяницы и их чудовищные подруги… Поголовное пьянство, разврат, азартные игры и поножовщина были здесь в порядке вещей.

Если человек попадал туда однажды, то у него практически не было шанса оттуда выбраться. Это был своеобразная сливная яма, куда попадало все то, что не сумело найти себе места в нормальной жизни. Александр уверял меня, что подобный район существует в силу необходимости в любом городе мира. С одной стороны, играя роль жупела и тем самым выполняя воспитательную функцию для определенной части городского населения, а с другой – очищая здоровую часть города от нежелательных элементов. Мы неоднократно спорили с ним на эту тему. Потому что несмотря на все его доводы, мне не хотелось мириться с подобным порядком вещей.

Туда-то и занесло сегодня днем Петра Анатольевича. И, как оказалось, небезрезультатно.

Дело в том, что к Лысой горе стекались не только все нечистоты человеческого материала, но и вся городская информация криминального и околокриминального характера. Иметь осведомителя в Худобке, как называли свой район его аборигены, было заветной мечтой каждого полицейского.

И, насколько я поняла, Петр побывал там сегодня не в первый раз. Вполне возможно, что у него там были даже друзья.

Мой приятель обладал счастливым даром находить общий язык с любым представителем рода людского, в том числе с ворами и каторжниками.

В результате этого визита Петру удалось узнать имена своих обидчиков. Он перечислил мне несколько кличек, из которых мне запомнились Федька Крюк и Леша Маленький. Мы еще не знали, каким образом сумеем воспользоваться этими сведениями, но в любом случае это была дорожка, в самом конце которой находилась Люси собственной персоной, а это уже немало.

Более важной с моей точки зрения была другая новость:

Кузьма – тот самый полицейский чин, что исчез вместе с Люси два дня тому назад, нашелся. Точнее сказать, нашлось его тело. То есть самого Кузьмы уже не было в живых по крайней мере двадцать четыре часа.

Его труп, обезображенный до неузнаваемости, обнаружили местные крестьяне на дне глубокого оврага на окраине села.

И это могло означать лишь одно: Люси оставила за собой еще один кровавый след.

Примерно так поступает затравленная волчица. Она убивает все живое на своем пути безо всякой на то причины и потому значительно опаснее обычного зверя, который убивает лишь по необходимости.

– Вы полагаете, – спросила я своего приятеля, – несчастный помог ей бежать?

– В таком случае, – не сразу ответил он, – она весьма щедро отплатила ему за услугу. И, я бы сказал, оригинально.

И если она благодарит подобным образом, то как же выглядит ее месть?

– Как она выглядит, вы можете узнать, посмотревшись в зеркало, – с улыбкой ответила я на его риторический вопрос, пытаясь свести на шутку его чересчур мрачную мысль. Но мне это не удалось.

– Я не думаю, что она на этом успокоится, – грустно произнес Петр. – Скорее всего, это было всего лишь предупреждение, или угроза, а сама месть – впереди. Именно поэтому я все-таки советую вам уехать в Европу.

– Кажется, Петр Анатольевич, дворянскую честь вы считаете исключительно мужской привилегией, – ответила я ему, тем самым дав понять, что даже обсуждать эту тему считаю нецелесообразным.

– Ну, как знаете, Екатерина Алексеевна, но хотя бы меры предосторожности я бы на вашем месте принял.

– Разумеется.

На этом наш разговор был завершен. О том же, каким образом я отреагировала на благоразумные рекомендации своего друга, можно судить по тому, что не успела Алена закрыть за ним двери, как я велела запрягать карету. И через четверть часа Степан уже подогнал лошадей к парадному подъезду моего дома.

И скорее всего, я поторопилась это сделать именно потому, что снова почувствовала неприятный холодок – ощущение само по себе неприятное, и способное перерасти в леденящий душу ужас, если позволить овладеть ему своим сознанием.

До этого момента я постоянно носила траур по своему мужу, а в этот вечер решила снять его и надела одно из самых красивых своих платьев, чтобы моя печаль по безвременно ушедшему Александру не была воспринята моими врагами, как стремление спрятаться или, как выразился Петр, «мимикрировать».

А в существовании самих этих врагов я уже не сомневалась. И в тот же день получила весьма убедительное подтверждение их незримого присутствия в моей жизни.

Собственно говоря, выехала из дому я безо всякой цели. Имея в виду совершить небольшую прогулку по городу, по его прихорошившимся молодой листвой улицам и бульварам. Но унылое неторопливое движение по знакомым до последнего булыжника улицам скоро наскучило мне, и я приказала Степану направить лошадей в направлении Лысой горы.

Нет, я не собиралась совершить какой-то отчаянный поступок, на это у меня хватило благоразумия. Просто с ее вершины открывался чудесный вид на город и его окрестности. И мне захотелось испытать вновь это удивительное чувство, когда наблюдаешь человеческую жизнь с высоты птичьего полета. Люди и животные кажутся оттуда маленькими и смешными. И весь город напоминает замечательную сказку о городке в табакерке.

Москвичи любят устраивать пикники на Воробьевых горах. В Саратове для этих целей есть несколько не менее живописных возвышенностей, поскольку весь город расположен как бы в чаше, края которой представляют собой древние, покрытые лесами холмы.

Самый замечательный вид открывается, с моей точки зрения, с Соколовой горы, именно оттуда по преданию любовался Саратовом Император Петр, и подарил городу все окрестности, что открылись оттуда его суровому взору. Но туда мы любили ездить с Александром, и я еще ни разу не бывала там без него. Да, честно говоря, посмотреть на те трущобы, о которых с таким увлечением рассказывал Петр Анатольевич, мне тоже хотелось. А выбранный мною маршрут проходил в непосредственной близости от этих мест.

Любое передвижение оказывает на мое настроение благотворное воздействие. Вот и теперь, не успели мы приблизиться к городской черте, как всю мою тревожность и уныние, как рукой сняло. И на моем лице заиграла улыбка.

Это не преувеличение, поскольку я считаю это выражение лица естественным для человека, если у него ничего не болит, или его жизнь не омрачена каким-либо прискорбным событием. С моей точки зрения, даже животные – если к ним приглядеться повнимательнее – чаще всего улыбаются. А у них, мне кажется, куда как меньше оснований для радости, чем у нас.

А когда до меня донесся запах цветущих шелковиц, покрывающих южные склоны Лысой горы, я пережила одно из тех чудных мгновений, когда ощущаешь прикосновение к неведомому, но откуда-то знакомому миру. В детстве я называла это чувство поцелуем ангела и считала его самым лучшим предзнаменованием.

Сытые здоровые лошади легко одолели довольно крутой подъем, и через некоторое время мы оказались на вершине. Я попросила Степана остановиться и вышла из кареты, вдохнула изрядную порцию свежего прохладного ветерка, который не затихает здесь ни на минуту и, щурясь от яркого предвечернего солнца, окинула взглядом город.

Он буквально утопал в цвете фруктовых деревьев и напоминал картинку из детской книжки. Мне всегда казалось, что эти картинки рисуют исключительно счастливые люди, и так оно и должно быть, чтобы в памяти ребенка на всю жизнь сохранились воспоминания о чем-то чудесном и радостном, пережитом им в детстве. И чтобы, повзрослев, при встрече с чем-либо подобным уже в реальной жизни он не прошел бы мимо, а остановился на мгновенье, задержал дыханье, и прошептал: «А все-таки жизнь прекрасна»!

Надо ли говорить, что, возвращаясь с этой чудесной прогулки, я находилась в самом прекрасном расположении духа и даже что-то тихонечко напевала вполголоса.

Поэтому, когда у самого дома ко мне подбежал неизвестно откуда взявшийся чумазый уличный мальчишка, я встретила его радостной удивленной улыбкой. И только когда он торопливо сунул мне в руки пакет, развернулся на пятках и умчался прочь, осознала всю странность произошедшего. Но, тем не менее, продолжала улыбаться, распечатывая таинственное послание.