Еремей Парнов - Александрийская гемма Страница 50

— Так прямо и было написано? Бред и чушь? — усомнился заметно уязвленный Березовский.

— Из песни слова не выкинешь, — мстительно ухмыльнулся рассказчик.

— И чем мотивировался столь суровый приговор?

— Насколько я мог разобраться, двумя позициями. Во-первых, он считает, что мальтийские, а заодно и альбигойские реликвии могли попасть в Россию самыми различными путями. Нет, он не отрицает твою версию. Более того, даже приводит имена наиболее видных французских аристократов, нашедших приют при дворе Екатерины, а затем Павла. В частности, виконта де Каркассона, зачисленного в Измайловский полк поручиком,

— Какая нам разница, кто именно, спасая голову от гильотины, прихватил с собой ритуальные сокровища? Корнет де Кальве, достославный предок нашей Веры Фабиановны, или твой Каркассон! Историческая логика от этого ничуть не страдает.

— Согласен, Юра, ты только не горячись. — Люсин обстоятельно переложил отменно зажаренное мясо с огненного металлического лоточка к себе на тарелку. — Это, в сущности, мелочь… Ешь свою бледную рыбину, а то остынет. — Проткнув вилкой румяную корочку, пустившую розоватый сок, он поднял недопитую рюмку: — За удачу, Юрок, за новый виток спирали! Я уже заранее радуюсь нашей совместной работе. И не только потому, что без твоей помощи рискую утонуть в исторических топях. Не это главное…

— Понимаю, старик. — Задетый за живое Березовский не притронулся к еде. — Мне тоже чертовски хочется вернуться ко всем этим куртуазно-герметическим играм. Сколько интереснейшего материала осталось еще за бортом!

— В самом деле? — вяло удивился Люсин.

— Ну, так излагай дальше. Чего замолк?

— Чем дальше, тем хуже… Боюсь аппетит тебе испортить.

— А ты не бойся. Мы не слабонервные. — Березовский развалил вилкой анемичную картофелину, лениво стывшую в масляной водице. — Поручика я приму к сведению.

— Дальше действительно начинаются осложнения. Твой оппонент, например, вообще считает, что Павел располагал лишь незначительной частью документов. Основная масса, по его мнению, осела где-то в Чехословакии, то есть в Чехии. Богемии по-тогдашнему.

— Откуда это следует?

— Откуда следует? — Люсин взглянул на друга с лукавой нежностью. Он испытывал почти позабытое чувство счастливой приподнятости, предвкушения праздника, когда нет большей радости, чем само ожидание. Ему необыкновенно нравилась и эта беседа, напрочь вырывавшая из набившей оскомину повседневности, и чинная неторопливость обеда, и то, что Юрка ни капельки не изменился. Остался все тем же нетерпеливым, мгновенно вспыхивающим ребенком, невзирая на грусть умудренности, затаившуюся в глазах. — Такое имя, как Роган, тебе что-нибудь говорит?

— Герцог-кардинал? Который оказался замешанным в скандальном деле об ожерелье? Я исследовал эту версию.

— Имеется в виду другой Роган, родственник. Он бежал от якобинского террора в Австрию и был с распростертыми объятиями принят при дворе императора Священной Римской империи. — Люсин заглянул для верности в блокнот. — Связанный кровными узами почти со всеми правящими династиями Европы, он в любой стране чувствовал себя как дома. Купив поместье где-то в Северной Чехии, этот Роган де Жомини сделал все от него зависящее, чтобы сосредоточить в своих руках фамильные реликвии. Именно ему император поручил вести матрикулы ордена Золотого Руна…

— Здорово! Один — ноль в твою пользу.

— Не в мою, Юра. Мы с тобой в одной команде.

— А этому химику можно верить?

— Дворец Роганов австрийской линии превращен ныне в музей. Его архивы, кстати почти не изученные, сохранились в целости и сохранности.

— Ничего себе. — Березовский виновато шмыгнул носом. — А я-то, кретин, дал волю фантазии…

— Ничего, все еще поправимо. Чехия, чай, не за горами?

— Положим, за горами, но дело, конечно, не в том… В свете того, что ты сообщил, тайна альбигойских сокровищ выглядит несколько по-иному. Могут открыться совершенно неожиданные стороны.

— Они уже открылись, Юра. Мой химик, зовут его Георгий Мартынович Солитов, не вижу оснований скрывать, считает, что их вообще никуда не уносили. Они по сей день покоятся где-то в монсегюрских пещерах.

— Не может быть! А наш ларец?

— Мало ли… Я не готов ответить тебе. Мне это вообще не по силам. Я лишь излагаю точку зрения Георгия Мартыновича.

— И это все ты вычитал из его закладок?

— Какое там! Много ли уместится на полосках бумаги? Но твоя книга, которую он обстоятельно прокомментировал, послужила мне своеобразным ключом к его разрозненным записям. До сих пор я был совсем обалделым. Полный мрак! А так хоть стало понятно, о чем идет речь. Появилась какая-то привязка по месту и времени.

— Неужели Совершенные сумели перехитрить крестоносцев? Обвели вокруг пальца такую хитрую и жадную бестию, как Монфор? А после сбили со следа ищеек герцога Ришелье? И еще многих и многих охотников до чужого добра… Ведь семь столетий, старик!

— Тебе лучше знать. Но одно могу сказать точно: кое-кому сокровища по-прежнему не дают спокойно спать. В том числе нацистским последышам. Я верю, что существует историческая справедливость. Потомки палачей не смеют быть наследниками мучеников.

— Задал ты мне задачу, — вздохнул Березовский. — А ведь как стройно получалось: альбигойцы, розенкрейцеры, мальтийские братья и в итоге Павел Первый, православный государь, принявший регалии гроссмейстера католического ордена.

— С Павлом тоже накладка вышла, — вспомнил Люсин. — Не все было так, как ты изобразил. Мне даже роман пришлось заново перечитать.

— Сей подвиг тебе зачтется.

— Нет, правда, Юра, твоя историческая логика оказалась безупречной, в смысле расстановки политических сил. Но в остальном…

— Что в остальном? Договаривай, не стесняйся. Меня уже больше ничем не удивишь.

— Ты только не волнуйся.

— И не думаю волноваться! С чего ты взял?

— Что ж, не вижу? Главное, не принимай близко к сердцу. Ведь ничего страшного не произошло. На то и наука, чтобы опровергать самое себя. Птица Феникс, которая не сгорает в огне.

— Не надо мне за науку, как говорили в Одессе. Мне что, роман переписывать? А с фильмом как быть, который снимают?

— Уже начали? — обрадованно заинтересовался Люсин.

— Киносъемочная группа на прошлой неделе в Павловск уехала. Неужели на ходу перестраиваться придется? Сценарий-то утвержден!

— Как-нибудь утрясется, Юрок, не переживай. Кино — искусство особое. Ему на историческую правду, извини, наплевать. Лишь бы интересно вышло. Такого наворочают… Наполеон с Талейраном у тебя фигурируют?

— Нет, вырезали.

— И слава богу! Тогда все в полном порядке. С Наполеоном у тебя неувязочка вышла.

— Какая?

— Небольшая, так себе, пустячок… Насчет интриги по поводу Мальты, чтоб, значит, Россию с Англией перессорить, ты целиком прав, но с гроссмейстерским жезлом слегка дал маху. Не посылал его Бонапарт нашему Павлу, Юра, не посылал. И совсем не по этому поводу встречался посол Колычев с министром Талейраном.

— Только и всего? — Березовский облегченно вздохнул. — На такую выдумку у романиста всегда есть право. Не обязательно изображать только то, что было на самом деле. Не менее достойно попытаться представить себе и то, что вполне могло быть. Тем более что мальтийский жезл действительно существует.

— Весь вопрос где?

— То есть как это где? В Павловском музее! Или у тебя память отшибло?

— Подделка, — глядя куда-то в сторону, бросил Люсин.

— Не верю! На портрете, где император нарисован в полном мальтийском уборе, точно такой же. Один к одному. У твоего педанта-алхимика больная фантазия.

— Просто он ничего не принимает на веру.

— Неоригинальная позиция.

— Да, если все чохом отрицать. Но Георгий Мартынович первым делом стремился произвести проверку.

— Он что, исследовал жезл в лаборатории, травил кислотой? Или, может, спектры какие снимал?

— Зачем? Достаточно привести ссылку на историческое свидетельство. — Люсин вновь взял в руки блокнот. — «Идея подменить жезл принадлежит Талейрану. Приказав личному ювелиру срочно изготовить копию, он переправил ее на Мальту, где и совершил руками своего агента, входившего в состав капитула, подмену. Таким образом, ничего не подозревающие мальтийцы вручили своему августейшему патрону фальшивку. Подлинник же бесследно исчез».

— Вот это пройдоха! — восхитился Березовский.

— Возможно, он бы сумел прожить и подольше, но чего-то не сладилось. Подвел лекарь с омоложением.

— Неужели он мог довериться шарлатанам? Такой ловкач? Никогда не поверю.

— Мог не мог, а когда приспела пора, стал хвататься за соломинку. Думал самого господа бога перехитрить. Не исключено, что мальтийская афера ему понадобилась именно в связи с этим.

— Не вижу ничего общего. Совершенно разные вещи. Да и по времени не совпадают.