Элизабет Редферн - Музыка сфер Страница 51

Сердце Александра сжала тревога.

— Ральф, — сказал он. — Я совсем забыл. Ральф, их кучер.

Джонатан шагнул к нему и остановился.

— Ральф. Ральф Уоллес. Как он выглядит?

— Дюжий и очень тихий. Со страшным шрамом на одной щеке.

А Джонатан тер кулаком о кулак, бормоча:

— Значит, не наемный кучер, а слуга Монпелье. Каким же дураком я был! — Он резко обернулся к Александру. — Скажи, что еще тебе известно о Ральфе?

Александр заколебался, что было ошибкой, так как Джонатан мгновенно устремился к нему, как охотник к добыче.

— Скажи! — повторил он, и Александр, увидев холодную решимость в его глазах, вздрогнул и попятился.

— Мне сказали, — заикался он, — что когда-то, много лет назад, Ральф попытался убить свою жену. Он был совсем как помешанный, жена издевалась над ним, как могла, и вообще она не умерла…

Джонатан спросил негромко, напряженно:

— Как он пытался ее убить?

— Принялся душить…

Джонатан наклонил голову, словно в безмолвном подтверждении. Александр ждал, охваченный теперь настоящим страхом. Он сказал, когда был уже не в силах терпеть молчание:

— Ты обещал, Джонатан. Ты сказал, что, если я отвечу на твои вопросы, ты объяснишь, в чем, собственно, дело.

Александру было показалось, что Джонатан его не услышал и даже вообще не слушал. Затем Джонатан поднял голову, и выражение его усталых голубых глаз говорило о неизбывном отчаянии.

— Я разыскиваю убийцу, — сказал он.

Александр ахнул.

— Убийцу Элли, — продолжал Джонатан, и голос его становился все напряженнее, — убийцу еще и других девушек здесь, в Лондоне.

— Но при чем тут Монпелье?

— Последняя жертва уцелела, Александр. И рассказала мне, что человек, заманивший ее туда, где на нее напали, говорил о звездах и про кого-то по имени Селена.

Александр мотнул головой.

— Нет…

— Быть может, это был Гай… или кто-то, служащий ему, — добавил Джонатан наконец, видимо, заметив состояние брата. — Кем бы он ни был, убийцу необходимо отыскать, Александр. У него есть протекция, но его необходимо остановить, прежде чем он снова убьет…

Он умолк, так как дверь открылась, и вошел Дэниэль, весь дрожащий. Мальчик посмотрел сначала на Джонатана, потом на Александра и прошептал:

— Я услышал, что люди кричат.

Джонатан отступил в сторону. Александр быстро подошел к мальчику и втянул его в комнату.

— Все хорошо, Дэниэль. Бояться не надо.

Джонатан прошел к открытой двери.

— Александр, — сказал он, — обещай, что узнаешь побольше об этих людях. Ты должен снова туда отправиться завтра вечером.

— Джонатан? Я не могу отправиться туда так скоро.

— Ты должен! — Джонатан шагнул назад в комнату. Голос у него был жестким, и Дэниэль всхлипнул от страха. — Ты должен узнать про Ральфа, Александр. Узнать, всегда ли он сопровождает Гая в город. Помни о девушках.

— Хорошо, — ответил Александр в полном расстройстве, обнимая дрожащего Дэниэля. — Хорошо. А теперь, пожалуйста, уйди…

— Завтра, — повторил Джонатан. — Я буду ждать известий от тебя.

Он наконец повернулся и вышел из комнаты.

Снаружи церковный колокол отбил время — два часа ночи. Мерцающие уличные фонари были погашены в полночь. Накрапывал дождь, так что звезды тоже были погашены. Александр ласково велел Дэниэлю вернуться в постель, затем следом за братом спустился по лестнице, чтобы запереть дверь на улицу. Он услышал дальний стук колес тяжелой повозки золотарей. Они выполняли свою грязную, но необходимую работу, которая при свете дня делала их изгоями, отрезанными от живого мира.

Александра все еще била дрожь. В этот миг он отдал бы все, лишь бы взять назад то, что сказал Джонатану про Ральфа. Ральф — хладнокровный убийца? Нет, этого не может быть. Александр ничем не был обязан Ральфу, но все равно испытывал к нему жалость. Тогдашнее его преступление, вне сомнения, было порождено причиненными ему муками, а не бездушием злой натуры. Он надеялся, что подозрения Джонатана рассыплются в холодных лучах зари. Да-да, конечно, так и будет. Его брат по-прежнему не справляется с горем из-за смерти дочери. Он потребовал, чтобы Александр побывал у Монпелье завтра же — но как он может навязать им свое общество так скоро?

Он поднялся к себе и достал пакет с бумагами, которые Ротье вручил ему. Он вскрыл пакет и уставился на тщательные записи Гая его наблюдений Селены. Что угодно, лишь бы изгнать вторжение Джонатана из мыслей. Перед ним лежали безмятежность и красота, перед ним лежала цель. Неохотно свернув листы после недолгих минут предварительного знакомства, он решил приступить к работе над ними на следующий день.

Он начал обходить комнату, задергивая занавески, расставляя стулья по местам, гася немногочисленные свечи. Однако все это время вопреки его усилиям сохранять спокойствие руки у него тряслись, потому что француз, заманивавший девушек навстречу смерти, называл их «Селена».

Наконец Александр лег спать, стараясь двигаться как можно осторожнее. Дэниэль спал, но сразу очнулся из какого-то сна, и его глаза широко раскрылись в ужасе.

— Все хорошо, мой милый. Все хорошо, — сказал Александр, обнимая его. Дэниэль тотчас уснул. Уснул и Александр — тяжелым томительным сном. Ему снились Гай и Августа. У Августы на шее была красная лента, и пальцы Гая с нежностью поглаживали это украшение. Затем Гай непонятным образом превратился в Ральфа. Изуродованное шрамом лицо было искажено каким-то жутким чувством, большие руки сомкнулись на красной ленте, и он принялся медленно, любовно душить Августу де Монпелье.

Александр вырвался из этого сна, его толстое тело покрывала испарина. Он долгое время лежал без сна, а дождь стучал в оконные стекла и сыпался на булыжник внизу.

XXXII

Не свет, но видимая тьма

Лишь открывала зрелище их мук.

Дождь все еще шел, когда Джонатан почти в три утра пешком направился через Холборн, мимо «Линкольнз-Инн Филдз» к Ковент-Гардену, куда ни ночь, ни дождь не принесли покоя. Шум музыки и азартных игр тем громче вырывался из лачуг и кабаков Пьяццы. Пьяные гуляки будто назло безжалостной погоде, пошатываясь, выходили из-под портала кабака «Лебедь» на углу кладбища при соборе Святого Павла в намерении до конца ночи попользоваться гостеприимством кофейни «У Тома Кинга». Некоторые по пути туда валились на булыжник или сворачивали к сточной канаве, чтобы вдосталь поблевать. Ну и конечно, уличные девки, промокшие, облепленные жалкими платьишками, все еще предлагали свои услуги.

Джонатан обошел Пьяццу от Рассел-стрит до Кинг-стрит. Он выглядывал Розу. В тени собора, укрываясь от дождя, собралась компания потаскух. Они пересмеивались, но ни на миг не переставали высматривать клиентов среди прохожих. Ему показалось, что между ними мелькнула совсем юная с рыжими волосами, но когда он подошел ближе, она исчезла.

А за ним следили. Из толпы шлюх одна, с ярко накрашенным лицом, оглядела его оценивающим взглядом.

— Кого-то ищете, мистер?

— Да, — сказал он смущенно. — Кое-кого.

— Так не стесняйтесь!

Они все разразились смехом.

Тыльной стороной ладони он стер с лица дождевые капли.

— Вы не поняли. Я ищу девушку с рыжими волосами. И видел ее тут минуту назад…

— Рыжую? Тут рыжих нет, мистер. Но Молль наденет парик, ежели пожелаете, а то кто-нибудь из девочек уведет вас за кладбище, где такая темь, что можете вообразить, будто волосы у нее рыжие, черные или другого цвета, какой пожелаете. Это вас ублаготворит?

Они засмеялись. Как они смеялись!

— Нет, — сказал Джонатан. — Я ищу одну девушку. Ее зовут… — Он умолк, и ладони у него вспотели, потому что он поймал себя на том, что чуть было не произнес имя своей дочери. — Ее зовут Роза, — еле выговорил он наконец.

Женщина постарше в залатанном шелковом платье, с гнилыми зубами и кислым дыханием наклонилась совсем близко и сказала:

— Шли бы вы, мистер. Если вы тут не дела ради, так освободите место другим.

Джонатан, растерявшись, отступил во мрак. Мимо, чуть было не сбив его с ног, прошла ватага пьяных подмастерьев. Он попятился к стене собора, чтобы устоять.

Хотя близилась заря, для тех, кто зарабатывал тут на жизнь, ночного покоя не существовало: кабатчики, торговцы съестным, лоточник, сбывавший свои непристойные гравюры скалящимся пьяницам, задерживавшимся у его лотка; ни передышки для бедных потаскух, которые в промокшей насквозь легкой одежде с волосами, слипшимися в крысиные хвосты, в возрастающем отчаянии прохаживались вдоль лачуг Пьяццы ради шиллинга, лишь бы не остаться голодными на следующий день. Не смыкая глаз до зари, когда явятся рыночные торговцы и начнут устанавливать свои прилавки. Только тогда ночные обитатели Ковент-Гардена исчезнут, будто призраки в брезжащем свете, чтобы урвать столько сна, сколько удастся, прежде чем приготовиться на следующую ночь предлагать по требованию удовольствие или же забвение.