Рита Мональди - Secretum Страница 54

Все слуги на вилле сгорали от нетерпения увидеть невесту. О ней знали только, что она не отличалась особой красотой. Но в любом случае украшение места празднества сделало бы честь свадьбе самой Венеры. Площадь перед церковью и окружавшая церквушку низенькая ограда были великолепно украшены свежайшими цветами в терракотовых вазах и в рогах изобилия из ивовых прутьев. Между ними висели гирлянды свежесрезанных цветов и корзины, до верху наполненные лимонами, яблоками и «бешеными яблоками»[35] из Нового Света (которые красивы, но несъедобны), а также колосьями с зерном и различными фруктами.

Удобные кресла в первых рядах и стулья из позолоченного, украшенное резьбой дерева – в задних были установлены правильным полукругом, чтобы ни один гость не загораживал другому видимость.

В одном углу, прислоненные к ограде и прикрытые на всякий случай камчатной тканью, уже стояли пучки жезлов, удерживаемые вместе цветными лентами и украшенные цветочными венками. В конце церемонии мы, домашние слуги, наряженные в честь праздника, должны были размахивать этими жезлами в радостном ликовании. Вся маленькая арена из стульев и кресел была увенчана открытой сверху купольной крышей из дерева и папье-маше, опиравшейся на четырехугольные двойные колонны с прекрасными капителями и полуциркульными арками, увитыми цветами, плющом и пучками дикорастущих трав.

Все другие свадебные украшения (церковная парча из красного бархата, покрывала из золотого шелка, занавеси с фамильными гербами молодоженов) были готовы и празднично задрапированы. Две служанки как раз укладывали последние подушки из мягкого плюша на стулья. Из капеллы был слышен отеческий голос дона Тибальдутио, раздававшего последние указания служкам на мессе. Мне стало легче на душе: по крайней мере, с подготовкой церемонии бракосочетания задержки не было.

Я почувствовал потребность преклонить колени перед алтарем и еще раз вознести молитву благодарности за свое спасение от смерти. Дело в том, что внутри часовни стояла статуя Кармельской Богоматери – именно ей аббат Мелани на протяжении стольких лет доверял три мои жемчужины, тем более у меня усилилось желание тоже обратиться к образу Пресвятой Девы, дабы вверить ей наши судьбы на ближайшие дни. Я вошел в церковь, отыскал уединенный уголок и опустился на колени.

Вскоре после этого дон Тибальдутио вышел из ризницы и бросил взгляд на меня. Он начал устанавливать принадлежности для литургии и делать последние приготовления, но при этом не выпускал меня из виду. И я знал почему. Дон Тибальдутио – добродушный крепкий монах-кармелит, жил в маленькой комнатушке за ризницей. Находясь на таком значительном удалении от зданий поместья, он частенько чувствовал одиночество и поэтому пользовался моим присутствием (когда я приходил в часовню помолиться либо работал в саду или в вольере), чтобы немного поболтать со мной. Его должность домашнего капеллана семьи кардинала и государственного секретаря Спады была весьма важной, и его братья по ордену многое бы отдали за то, чтобы занимать ее.

Однако вместо того, чтобы использовать свое положение в практических целях, например выслушивать просьбы и передавать их своим хозяевам, дон Тибальдутио хотел быть исключительно духовным пастырем. И его паствой были не столько члены семьи Спады, постоянно находившиеся в деловых поездках, сколько скромная Прислуга, уже много лет в почти неизменном составе круглый год проживавшая на вилле Спада.

И хотя проводить церемонию венчания племянника и наследника кардинала Фабрицио было огромной честью для дона Тибальдутио, он с удовольствием отказался бы от нее.

Когда я завершил свою молитву у ног святой Богоматери с горы Кармель и поднялся, ко мне подошел дон Тибальдутио со своей обычной открытой и ласковой улыбкой. Он, как всегда, по-отечески положил мне руку на голову и спросил, как поживает моя Клоридия.

– Ты правильно делаешь, что доверяешься нашей любимой Богоматери. Ты знаешь особые молитвы на время святого года? Ежели нет, то могу занять тебе на время свою тетрадку, могу ее сейчас принести, если хочешь. Я только что закончил приготовления к радостному событию сегодняшнего дня, и у меня осталось немного времени.

– Дон Тибальдутио, – с радостью ухватился я за возможность устранить свои сомнения относительно действенности отпущения Грехов в святом году, – именно по этой причине я и собирался попросить у вас помощи и совета…

И, таким образом, я описал ему свое душевное смятение, в котором находился уже несколько часов. Однако я выбирал более осторожные и не такие прямые формулировки, чем когда предается размышлениям наедине с самим собой: если бы я честно поведал ему, насколько отталкивающей представляется мне легкость, с какой объявляются святые годы, то, конечно, сказал бы чистую правду, но вызвал бы возмущение этого правоверного и скромного слуги Господа. Иначе говоря, я употреблял выражения и обороты, которые лишь касались сути моих сомнений, избегая таких слов, как «жадность», «продажность» или «продажа и покупка должностей».

– Я понял, – перебил меня дон Тибальдутио. Поучительно подняв руку и опустив очи долу, он с улыбкой пригласил меня сесть на боковую скамейку часовни.

– Как многие другие, ты спрашиваешь себя, в чем состоит особенность полного отпущения грехов и не является ли, случаем, святой юбилейный год просто предлогом, как это может показаться непосвященным.

– Честно говоря, дон Тибальдутио, это не совсем то, что я имел в виду…

– Особенность полного отпущения грехов, сын мой, – продолжал он, словно не слыша меня, – состоит в том, что обычное отпущение можно получить всегда, а юбилейное – только в Риме, и только в святом году, и только потому, что если такое отпущение дается здесь, то получить его можно только здесь и только в святом году, и ни в каком другом месте на свете, иначе никто не будет совершать паломничество в святом году в Рим, раз он может получить полное отпущение у себя дома. Кроме того, для полного отпущения нужно молиться перед всеми семью алтарями, а в юбилейном году достаточно высшего алтаря. К тому же не стоит забывать о множестве льгот, которые Святой престол приурочил к юбилейному отпущению и которых никогда не бывает при полном отпущении грехов.

Я с удовольствием прервал бы его речь, но спокойный решительный тон капеллана, его взор, обращенный не на меня, а только вниз, и его руки, сложенные как для молитвы, весьма осложняли мое желание возражать ему.

– Правда, дон Тибальдутио, я хотел скорее… скажем так, спросить о том, какие последствия имеет святой год, – успел вставить я, – учитывая факты, что…

Но и в этот раз набожный монах не дал мне сказать ни слова.

– Но влияние святого года самое благотворное: ведь только лица, находящиеся в здравом уме, крещеные и связанные с Церковью святым причастием, имеют право – при условии приобретения юбилейной индульгенции – plenissimam omnium рессаtorum quorum indulgent la m, remissionem, et venlam, иначе говоря, получить полное отпущение всех грехов, как уже совершенных, так и будущих.

После этого он встал, прошел пару шагов и остановился перед исповедальней.

– Но заметь: отпущение грехов освобождает от наказания, но не от самой вины, – сказал он, предупреждающе постучав по дверце исповедальни. – Грех может быть отпущен только через прощение, а оное может быть дано лишь через святое покаяние или как минимум через исповедь in voto, то есть через акт раскаяния и обещание покаяться на Пасху.

– Простите, я, наверное, не очень понятно выразился, – смущенно проговорил я, чтобы прервать эту тираду, поскольку уже не надеялся получить более или менее приемлемое объяснение, – просто я засомневался в действенности индульгенции, в случае если…

– Действенность, действенность: но она зависит от нас, верующих! – ответил он, как и следовало ожидать. – Чтобы получить прощение грехов, достаточно выполнять положенное покаяние, а это, как тебе хорошо известно, означает давать милостыню и, как велит Папа, посетить в один день все четыре патриаршеские базилики и помолиться в них, а кроме того, помолиться в тридцати церквях римлянам или в пятнадцати неримлянам, которые из-за трудностей путешествия имеют особое разрешение. Но не пытайтесь обмануть Иисуса Христа! Наш верховный пастырь Иннокентий XII дал указание о том, что в этом юбилейном году церковным днем считается время от одной вечерни до другой. Ergo, все предписанные храмы следовало посетить за один-единственный день, в крайнем случае, это можно было сделать от полуночи до полуночи, как было принято раньше, но не с обеда до обеда, как, к сожалению, привыкли делать многие римляне ради своего удобства! И так же точно нельзя было являться в церковь ни слишком рано, ни слишком поздно: что толку молиться перед закрытой дверью церкви, чтобы таким образом экономить подаяние для священника!