Элизабет Редферн - Музыка сфер Страница 57

В гостиной чуть пахло камфарой. По стенам тянулись книжные полки, в шкафчиках за стеклянными дверцами виднелись ряды пузырьков с аккуратно надписанными ярлычками. Джонатан быстро оглядел комнату в лучах заходящего солнца и прошел к письменному столу в углу. Сердце у него колотилось.

Гусиное перо, недавно использовавшееся, все еще торчало рядом с открытой баночкой чернил. Ротье, видимо, покинул дом второпях, возможно, вызванный к больному. На столе были в беспорядке разбросаны исписанные листы, подтверждая, что писавшего неожиданно прервали.

Джонатан оперся обеими руками о стол и посмотрел на одно из писем. Но он уже знал, что увидит там.

Названия звезд. Звездные цифры. Господи, теперь он узнавал их сразу!

Он тяжело дышал, край стола резал ладони. До чего похоже, до чего же похоже на дуврское письмо, то, которое украли из запертого ящика его стола! Или это копия? А другие списки, лежащие тут, эти другие листы с названиями звезд, они тоже копии других писем, отосланных в Париж?

На столе аккуратной стопкой лежали и чистые листы. Джонатан потянулся за пером и чернильницей, говоря Лакиту:

— Следи за улицей. Предупредишь, если увидишь, что Ротье возвращается.

— Слушаю, сэр! — Лакит важно встал у окна, и умирающие солнечные лучи позолотили его оловянные пуговицы.

Джонатан писал с яростной торопливостью, против обыкновения радуясь, что теперь эти невнятные названия ему хорошо знакомы. Сначала он переписал письмо, выглядевшее копией того, которого он лишился; затем приступил к следующему. Вновь звезды, цифры, величины — от первой до шестой. И некоторые из этих цифр тоже неверны? «Капелла, 0.1; Хаф, 2.27; Алифа, 3.6; Гиансар, 3.9». Он вновь и вновь макал перо в черные чернила, исписывая один лист и хватая следующий. Второе письмо было длиннее первого. Он прочел дату вверху листа: 15 июня. Если это копия, а письмо отослано, какие сведения оно несло в себе? Сведения, которые Ротье получил от Прижана?

В лихорадке догадок Джонатан присыпал песком исписанные им листы, а затем вернул все на столе в прежнее положение. Темнело, а зажигать свечи он не хотел. Пора уходить, пока Ротье не вернулся. Голова у него разламывалась, горло болело, а запах камфары действовал гнетуще, напоминая ему о затемненной спальне его матери, о ее долгом умирании.

Он спрятал сложенные листы в карман. Затем, уже поворачиваясь, чтобы уйти, увидел на углу стола маленькую книжечку. Вид у нее был потрепанный, позолоченные буквы на корешке поблекли. Он взял ее и прочел название: Лефевр «Мифология».

Французский справочник с заголовками в алфавитном порядке и простенькими рисунками. Из тех книжек, какие школьники приносят на уроки. Когда он взял ее, она раскрылась на странице, отмеченной прядью рыжих волос, стянутых голубой лентой. При виде рыжей пряди он ощутил почти физический удар. И понял, что у него затряслись руки. Принудил себя успокоиться и увидел вверху страницы имя Séléné, а под ним рисунок женщины в ниспадающем одеянии и в венке из цветов. И вновь его сердце словно остановилось. Имя, которое Монпелье дали своей потерянной звезде. Имя, которым Гайде Монпелье в опиумном дурмане называл рыжеволосых девушек, пока изуродованный шрамом кучер Ральф ждал поблизости.

Лакит тревожно окликнул его.

— По Ингл-стрит приближается всадник, сэр. Думается, доктор. Сэр, он остановился у проулка, который ведет к конюшне позади «Белого вепря».

Джонатан пожирал заложенную страницу голодным взглядом.

«Séléné. Dans la mythologie grecque, déesse de la lune et soeur du soleil. Pendant qu’Endymion, son amant, dormoit d’un sommeil éternel dans une grotte du Mont Latmos, Séléné s’y rendoit chaque nuit, lui chantoit et parsemoit de fleurs son corps étendu…»

«Селена. В греческой мифологии богиня Луны и сестра Солнца. Пока Эндимион, ее возлюбленный, спал вечным сном в пещере на горе Латмос, его еженощно навещала Селена, пела ему и осыпала его распростертое тело цветами…»

Лакит дергал его за плечо.

— Он спешился, сэр! Это доктор! Он ведет лошадь по проулку…

Джонатан захлопнул книжку. Прядь рыжих волос осталась на месте. Затем он повернулся от стола, сказал «быстрей!», и они бросились вон из комнаты. Лакит проделал свой фокус с замком с почти магической скоростью. Они сбежали по лестнице и мгновение спустя уже шли по улице в противоположном направлении от проулка, откуда должен был показаться Ротье.

Джонатан отпустил Лакита, который словно бы огорчился, что все закончилось, и вновь углубился в темень, так как ему предстояло посещение, отлагать которое больше было нельзя.

XXXVI

Человеческий ум упивается продолжением и расширением своих познаний.

Джон Морроу, семидесяти семи лет, один из самых умелых дешифровальщиков на службе Его Величества Тайной Канцелярии, проживал теперь на Сент-Джеймс-Плейс примерно в полумиле от Уайтхолла и лишь всего в нескольких шагах от старого Южного департамента на Кливлен-роу, где прежде был столь знакомой фигурой.

Его гостиная на втором этаже была обширной и холодной даже летом. Теперь огонь в камине угасал, и некому было им заняться. Поднявшись с кресла с помощью трости, он сердито проковылял к двери и дернул шнур звонка, подавая сигнал своей экономке.

Ей бы следовало знать, ворчал он себе под нос, этой бабе следовало бы знать, что в огонь надо подбросить еще угля, что комната становится холоднее, когда солнце заходит за крыши. Теперь, когда он постарел, ему требуется тепло. Оно поддерживает его жизнь, ему нельзя мерзнуть, как и делящим с ним одиночество бесценным кошкам, которые сонно распростерлись на коврике перед камином. Однако их зеленые и янтарные глаза внимательно следили за всеми его движениями. Кошки хранят свои секреты, они никому не покоряются. В течение многих лет секреты были сутью его жизни: секреты правительств, и шпионов, и военных. Никто не был способен раскрывать секреты с таким умением, как раскрывал их он.

Вошла экономка, виновато робея. Он сердито приказал ей развести огонь по-настоящему и принести ему чаю, чтобы он согрелся. Затем он проковылял назад, опустился на кушетку перед камином и погладил шелковистую шерсть лежавшего там серого кота. Кошачий хвост задергался с раздражением. На кого? На угасающий огонь? На него, нарушителя покоя? Он уважал своих кошек больше, чем людей: они не откликались на любовь, на заботливый уход, они просто требовали то, что им было положено.

Стук в дверь. Без сомнения, экономка с углем.

— Войдите, — сердито крикнул он.

Затем его слезящиеся глаза выпучились, а ближайшая к нему кошка выгнула спину и поднялась с коврика, потому что вместо экономки вошел мужчина с седеющими волосами и бледно-голубыми глазами. Сжимая в руках книги и бумаги, он спросил с порога:

— Мистер Морроу, сэр, разве вы не получили моего письма?

Морроу потянулся за тростью и гневно поднялся с кресла.

— Кто вы? Им не следовало впускать вас сюда, никак не следовало! Или вы не знаете, что я болел?

Он заковылял по комнате к непрошеному гостю, а тот шагнул ему навстречу и поспешно сказал:

— Глубоко сожалею, что побеспокоил вас, мистер Морроу. Я Джонатан Эбси. Вы меня помните? Я служу в Министерстве внутренних дел. Я приносил вам письма в Тайную Канцелярию… — Он захлебнулся кашлем. У него у самого был совсем больной вид.

Морроу сказал сварливо:

— И что?

— Я… Мне необходима ваша помощь, сэр.

Морроу тяжело оперся на трость.

— С какой стати я должен вам помогать? Я больше для правительства не работаю. Слишком много развелось людей, молодых людей, которые воображают, будто знают все. Так подите к кому-нибудь из них. — Он с отвращением покачал белоснежной головой. — Молодые умники! Им они платят куда больше, чем когда-либо платили мне, а я был самым лучшим из них.

— Я это знаю, сэр, — сказал Джонатан негромко. — Потому и пришел сюда.

Морроу бросил на него пронзительный взгляд.

— А вас не прислал этот мужлан Кинг, а? Новый товарищ министра? Не терплю его. Наглый выскочка… Знаете, когда его назначили, я подал в полную отставку. Прежде я помогал, когда меня просили, но с тех пор — ни единого раза. Поллок, ну, тот был куда лучше, но они сочли, что ему ума не хватает для повышения.

— Джон Кинг меня не посылал, мистер Морроу. Я решил прийти сам. Я глубоко верю, что вы единственный, кто способен мне помочь.

Одна из кошек встала с коврика, прокралась к своему хозяину и начала тереться о его ноги, глядя на непрошеного гостя янтарными глазами. На самом деле Морроу помнил Эбси, да-да, хотя и не собирался признаваться в этом так сразу, ведь они все думают, будто ты все позабыл, эти молодчики. Эбси, клерк, который его восхищал, чуть ли не самый умный из них всех: лояльный, умеющий хранить секреты, прекрасно чующий всякие неприятности. И сверх всего он питал положенное уважение к старшим.