Алексей Поярков - Ликвидация. Книга вторая Страница 6

— Ну вот, — продолжал Виталий. — Нам как молодой семье выделят в Москве комнату в общежитии… Но это временно, потом дадут, конечно, квартиру. Москва сейчас — одна сплошная стройка… Купим автомобиль. Какую ты марку хочешь?

— Не знаю, — задумалась Тоня. — Может быть, «Хорьх»?

— Ого, — засмеялся Виталий, — губа у тебя не дура.

— Просто я полгода назад давала концерт в Кишиневе, — объяснила Тоня, — и там первый секретарь приехал на «Хорьхе». Черный такой, длинный…

— Секретарь? — ухмыльнулся майор.

— Машина, глупый.

— Ты устроишься в облфилармонию, будешь концерты давать, — продолжил Виталий. — А потом, чем черт не шутит, вдруг тебя в ГАБТ возьмут?.. Представляешь, правительственный концерт… В ложах сидят иностранные дипломаты, вокруг генералы, на тебя смотрит сам Сталин… А ты непринужденно выходишь под бурные аплодисменты, и тебя объявляют: «Два сольди»! Выступает заслуженная артистка Союза ССР Антонина Царько!..

Тоня рассмеялась. Оркестр на эстраде заиграл мелодию из фильма «Джордж из Динки-джаза», и Виталий галантно встал, приглашая даму на танец.

Настенные часы в кабинете Гоцмана показывали два часа ночи. Горела настольная лампа. Напротив Давида сидел Арсенин, глаза у обоих были красные от усталости.

— Андрей, мне надо, шобы ты подробно рассказал — шо ты делал днем двадцать шестого июня, когда убили Родю…

— Так я же рассказывал, — пожал плечами врач.

— А надо еще разок. И все подробно…

Арсенин понимающе усмехнулся — ну что же, надо так надо. И тут же, заметив, что Гоцман непроизвольно потер грудь, озабоченно произнес:

— Да вы походите…

Давид нахмурился, но все же встал, начал расхаживать по кабинету.

— С какого момента рассказывать?

— С предыдущего вечера… С одиннадцати часов, минута к минуте.

Настенные часы показывали три. Якименко, сидевший перед Гоцманом, крепко поморгал воспаленными глазами и даже пару раз дернул себя за усы, отгоняя сон.

— …Ну вот, а потом я прибежал сюда, и мы поехали на Арнаутскую, — договорил он.

— Когда узнал за убийство Роди?

— Ну вот тогда же.

— От кого?

— Так вы же сами сказали, — обескураженно проговорил капитан. — Когда спускались до машины.

— До этого не знал?

— Так от кого?.. Давид Маркович, ну шо вы в третий раз-то?..

— Устал, — качнул головой Гоцман. — Устал, соображаю туго.

Он склонился над протоколом. «Отдохнуть бы ему, — подумал Якименко, глядя, как скрипит по плохой серой бумаге перо. — Куда-нибудь на недельку хотя бы… Сесть на пароход и до Крыма… Хотя, говорят, там жрать нечего, отлов дельфинов разрешили… — Мысли окончательно спутались, и Якименко позатряс головой. — Да нет, куда ему отдыхать. Все же встанет без Давы».

— Распишись. — Гоцман придвинул к Лехе протокол и добавил неожиданно: — Слушай, ты в подброшенный пятак попадешь?

— Из пистолета? — оживился Якименко, расписываясь и возвращая бумагу. — Со скольки шагов?

— Вопрос второй… — Голос Гоцмана стал жестче. — Какая система оружия любимая и какая знакома лучше всего?..

— Э-э… так известно ж, любимая всегда та, которая есть… — Недоумение Лехи, казалось, росло на глазах. — ТТ… хоть его и заклинило, когда я в Чекана стрелял. А любимая — ну, «парабеллум», если речь о пистолетах идет… Автомат — ППС…

— Где научился так стрелять?

— Так я ж в разведроте служил, — захлопал глазами Леха.

— А я ей командовал, — кивнул Давид. — А в пятак не попаду.

Леха растерянно развел руками, снова подергал ус.

— Ну как… Я ж еще до войны нормы сдавал… А потом… Стреляли много. У нас патронов-то без счета было. Любая система — пожалуйста.

— И все так хорошо стреляли?

— Да нет… Тут же талант нужен. Я и не целю вовсе… Просто смотрю, кудой попасть. Ну вот как пальцем тыкаю и попадаю… А шо?

— М-да, — задумчиво хмыкнул Давид. — Как в Чекана стрелял во дворе, так не попал. Вроде как заклинило даже. А так говоришь, шо и не целишь вовсе…

Якименко уже открыл рот, чтобы возмутиться, но скрипнула дверь. Офицеры обернулись. На пороге стоял, слегка покачиваясь, бледный майор Кречетов. В первую секунду Гоцману и Якименко показалось, что он ранен, но они тут же уловили явственный запах алкоголя.

— Так я не понял, Давид Маркович, — наконец растерянно поинтересовался Леха, — за шо вы спросили?

— Так просто спросил… Иди, — махнул рукой Гоцман и, когда за капитаном закрылась дверь, зверем уставился на Кречетова: — Где тебя носило?

— Ты чего, Давид? — с пьяным дружелюбием улыбнулся Виталий. — В театре…

— Я же просил тебя зайти…

— Так я и зашел.

— Сколько часов назад!.. — вспылил Гоцман, вскакивая из-за стола и отшвыривая стул. — Сколько часов назад я просил тебя зайти?!

Майор успокаивающим жестом поднял обе руки:

— Дава, я пошел с Тоней в театр… Не дошел… Выпили шампанского в «Бристоле»…

— Я — тебя — просил — зайти!!! — яростно отчеканил Гоцман, хлопая ладонью по столу. —А ты — исчез! И теперь заявляешься пьяный!!!

— Я не пьяный! — протестующе взмахнул руками Кречетов и, пошатнувшись, плюхнулся на табуретку.

Гоцман отвел глаза. И тоже тяжело уселся на свое место. Не глядя, пошарил в ящике, извлек чистый лист бумаги, сунул ручку в чернильницу, яростно поскреб по дну.

— Извини, — наконец тихо произнес Кречетов. — Что случилось?

— Вспоминай вчерашний… вернее, уже позавчерашний день, когда убили Родю,— жестко, не глядя на собеседника, проговорил Гоцман. — Все, минуту за минутой. Если, конечно, на это способен…

— Так я же ни на шаг от тебя не отходил, — пропустив колкость мимо ушей, недоуменно развел руками Кречетов. — Ты можешь объяснить, к чему именно ты клонишь? Только спокойно и без нервов…

— А то, шо Лужов не мог быть один, — снова зло оскалился Гоцман. — Ясно, шо действовал он с ходу… И веревки не заготовил. И со шкафом крупно рисковал. Мы могли его там заметить, могли отправить Родю в камеру. Но с чего он знал, шо на квартире главный — именно Довжик? И шо там нет телефона?

В кабинете повисла пауза.

— Ну, во-первых, — медленно заговорил Кречетов, — я тебе уже успел соврать… На минуту я от тебя все-таки отходил. Помнишь, я вышел за водой для Роди?.. Лужов стоял тогда у двери и, в принципе, мог слышать о Довжике… О том, что в квартире нет телефона, догадаться нетрудно, их вообще в городе мало… А версия с напарником — любопытная. Давай разложим…

Он потянулся за графином, жадно выпил стакан воды. Гоцман, неодобрительно наблюдая за ним, пробурчал:

— И сколько ж ты того шампанского выдул?

— Та-ак!.. — Не отвечая, Кречетов извлек из кармана кителя платок, вытер губы. — Какие у нас есть версии?.. Первое: кто-то следил за Родей. Увидел, что того забрали, позвонил Лужову и приказал убрать…

— При этом он не вмешивается, пока мы тянем раненого Родю до машины, — скептически вставил Гоцман.

— Он мог быть безоружен — чего вмешиваться-то?

Гоцман задумчиво кивнул и тут же поднял палец:

— Во, еще… Он позвонил от имени Довжика. А я все время оставляю главным Якименку. Тут — случайно сорвалось. Видно, потому, шо Леша сплоховал тогда во дворе, выпустил Чекана…

— Ну и что? — пожал плечами майор и звучно икнул. — Ой, прости… Откуда ж ему знать твои привычки?.. Просто выбрал старшего по званию. Кроме того, я уже сказал, что Лужов мог слышать и сам… Вторая версия… — Он покачался на табуретке. — Все-таки Охрятин.

— С какого боку?

— Давид! Когда душат человека, он так молотит руками и ногами, что надо быть полнейшим идиотом, чтобы чего-нибудь не заподозрить… То есть Лужов душит Родю, а тот совершенно тихо и мирно прощается с жизнью — не кричит, не дергается, да?.. А Охрятин, стоящий под дверью, ничего этого не слышит?.. По-моему, надо еще раз его пощупать, надо…

Оба помолчали. Наконец Кречетов шумно вздохнул. Гоцман поморщился от запаха ядреного перегара.

— Ну и третье. Самое поганое… Это кто-то из своих.

— Ладно, — скрипнул Гоцман, обмакивая перо в чернильницу. — Тогда давай еще раз сначала. Вспоминай день убийства Роди, минута за минутой…

Глава третья

— Здравия желаю, товарищ майор!.. — Свежий, выспавшийся Саня, только что заступивший на дежурство, бодро кинул ладонь к фуражке, приветствуя старших по званию. — Доброе утро, Давид Маркович!..

Совершенно опухший за бессонную ночь Кречетов страдальчески поморщился — мол, что ж ты гаркаешь в самое ухо!.. А Гоцман, рассеянно взглянув на Саню, покивал — здравствуй, здравствуй.