Иван Любенко - Маскарад со смертью Страница 6

Тем временем доктор, склонившись над трупом, молча записывал огрызком химического карандаша только ему понятные «иероглифы» в небольшую книжицу. Закончив осмотр, полицейские вполголоса обменялись мнениями, сели в карету и отбыли назад в управление. На крытой повозке приехали санитары. Уложив труп и накрыв его рогожей, они отбыли в морг городской больницы. После их отъезда любопытная толпа полностью потеряла интерес к горестному событию и стала расходиться.

Оставаться на скорбном месте смысла не было, и Клим Пантелеевич собрался было удалиться, но его внимание вдруг привлек едва заметный и немного спутанный кусок толстой проволоки, торчащий из разросшегося куста барбариса. Легко просунув трость в середину зарослей, Ардашев вытащил находку. «Ну конечно, обычная струна от фортепьяно», – подумал адвокат и, аккуратно завернув ее в белоснежный носовой платок, положил в карман сюртука.

Мало надеясь на удачу, присяжный поверенный все же решил попытать счастья в поиске других улик. Но это было не просто. Молодой следователь добросовестно «вспахал» прилегающий к скамье участок, и после него найти что-нибудь, казалось, будет делом невозможным.

«Повезло однажды – повезет и дважды», – Клим Пантелеевич вспомнил знакомую еще с детства поговорку и, присев на корточки с обратной стороны лавочки, раздвинул примятую траву как раз в том месте, где в момент убийства предположительно мог находиться злоумышленник. На мокрой после ночного ливня земле ясно отпечатались четкие следы каблучных набоек. А в левом углублении, острием вверх, виднелся глубоко утопленный в грязи крохотный сапожный гвоздик со шляпкой в форме треугольника. И вторая находка, завернутая в клочок брошенной кем-то конфетной обертки, перекочевала на дно того же бокового кармана, где уже покоилась найденная струна.

Теперь благодаря легко узнаваемым характерным приметам обуви можно было попытаться поискать следы преступника с уже известными признаками. У самой кромки дороги, куда, слава богу, не успел добраться следователь, адвокату удалось обнаружить четыре никем не затоптанных, почти параллельных и находящихся на достаточном расстоянии друг от друга следа с характерными подковками, подбитыми гвоздями со шляпками треугольной формы. Потоптавшись немного подле еще «не остывшего» скорбного места, Ардашев наконец продолжил прерванный путь домой.

Несмотря на то что бывшему коллежскому советнику приходилось в жизни видеть многое, все же это убийство потрясло его. Еще в прошлую среду он встречался с человеком, который был полон скромных надежд и простых намерений, не зная, что судьба отмерила ему только пять суток. И кто-то там, на небесах, уже решил поставить в его жизни трагическую точку, а здесь, на земле, всего лишь исполнили приговор. От осознания людской беспомощности перед фатальной неизбежностью смерти становилось грустно.

Человек спокойный и уравновешенный, Клим Пантелеевич хоть и повидал в жизни многое, но совсем избавиться от тягостных мыслей не удавалось. Сцена гибели Соломона стояла перед глазами. На помощь могло прийти старое и действенное средство – смена обстановки, тем более что еще утром супруги планировали навестить Высотских, и хотя журфиксы, как правило, устраивались в конце недели, изнывающие от безделья хозяева гостям радовались всегда.

Уставшая от провинциальной скуки Вероника Альбертовна с радостью приняла предложение. Правила этикета все-таки предписывали предупредить о визите. К счастью, теперь не было необходимости посылать прислугу с визитной карточкой и справляться о времени. В этом году адвокат попал в число новых абонентов телефонной станции. Супруга приставила к уху слуховой рожок телефона и ласковым голосом проговорила в черную воронку амбушюра:

– Будьте добры, нумер один, двенадцать.

– Соединяю, – пропел знакомый голос телефонистки центральной станции.

После нескольких гудков трубку взяла сама Виолета Константиновна и восторженно сообщила, что сегодня они ожидают гостей числом не более десяти и она была бы рада встрече с Вероникой Альбертовной, а супруг хозяйки с удовольствием составит Климу Пантелеевичу партию в шахматы или на бильярде.

Ардашевы собирались недолго. Извозчик, по обычаю, подкарауливал пассажиров на перекрестке у мануфактурной лавки и, как обещал, домчал быстро и с комфортом.

Многочисленные фотогеновые фонари, точно гвардейская стража, обступили со всех сторон особняк Высотских, а модные голубые ели, украшавшие фасад, придавали серому зданию ощущение таинственности и какого-то зловещего безмолвия.

Городские обыватели размеренно и чинно прогуливались мимо по живописной липовой аллее. Беззаботно и радостно публика собиралась провести очередной августовский вечер 1907 года, и только смутная, необъяснимая тревога продолжала разъедать остатки душевного спокойствия адвоката.

6

Тревожные будни полиции

Утром в полицейском управлении всегда царила повседневная и слегка напряженная рабочая неразбериха. Нижние чины с папками носились верх и вниз по лестницам, а начальство размеренно и чинно шествовало по коридорам первого этажа. Обычно так продолжалось до обеда. Затем все расходились по кабинетам или отправлялись в город.

Полуденное солнце окончательно разморило начальника Ставропольской губернской полиции Ипполита Константиновича Фен-Раевского. Прогнать внезапно нахлынувшую дремоту лучше всего было стаканом хлебного кваса, приготовленного из ключевой воды, бежавшей по глиняным трубам из лесного родника, что в предместье Ставрополя. Старики считали этот источник целительным и спасающим от многих болезней. Как утверждал местный доктор Конради, вода из урочища Карабин действовала как успокоительное средство и отличалась повышенным содержанием йода. Главное – отпив несколько глотков удивительного напитка, всегда удавалось найти нужные слова и аргументы для очередного отчета вышестоящим начальникам. Да и здоровье, подорванное нервной работой и многолетними вредными привычками, мятному квасу никак не противилось.

Наполнив хрустальный стакан, Ипполит Константинович стал набрасывать план срочной депеши в Санкт-Петербург о готовящихся мероприятиях по обезвреживанию банды Рамазана Тавлоева, головореза и убийцы, по кличке Рваный. Прозвище свое он получил еще в семнадцать лет, когда, несмотря на разорванную чабанской собакой кровоточащую лопатку и прокусанную руку, проскакал на лошади до своего родного аула почти двадцать верст.

Спустя месяц, когда раны затянулись, а русские пастухи успокоились, Рамазан купил у соседа винтовку, вернулся и, перестреляв всех собак, угнал чужую отару. А досадившего ему чабана привязал к стволу сухого дерева, что лежало поперек волчьей тропы на водопой. С наступлением темноты за несколько верст были слышны крики мученика, перекрывавшие даже шум быстрой реки Кумы. Обглоданный труп нашли только через три дня.

Бежавший с этапа на Читинскую каторгу, приговоренный к семнадцати годам за убийство, воровство и разбой, уроженец Башиганских песков, сын даргинца и черкешенки вселял ужас всем почтарям губернии. Последние три месяца курьеры отказывались отправляться в уезды без охраны. Большое Дербетовское приставство, Трухменское и даже спокойный Медвеженский уезд стали зоной действия шайки. В этой ситуации помочь могли только решительные и продуманные действия. Медлить было нельзя. Уже на 1 августа насчитывалось четыре вооруженных нападения на почтовые фаэтоны, перевозившие наличность для выплаты жалованья земским чиновникам, учителям и врачам. Во всех случаях свидетели безжалостно уничтожались.

Разграбив карету, сопровождающих отводили в сторону от почтового тракта и убивали из маузера выстрелом в голову. А двум несчастным фельдъегерям, чей мундир напоминал полицейский, перерезали горло от уха до уха. Оставшихся лошадей с помощью перекупщиков продавали цыганам. Благодаря сведениям от осведомителя в ресторане гостиницы «Варшава», полового Федьки Кожемяки, был установлен, задержан и помещен в тюремный замок Ставрополя один из скупщиков ворованных коней. Через него планировалось выйти на Рваного. Однако старый прощелыга отказался сотрудничать с полицией, уверяя, что он всего лишь «хотел купить пегую пару подешевле, а продать подороже и знать не знал и духом не ведал, что лошади были казенные», а что до клейма – так он сразу его и не разглядел, потому как стар да зрением слаб. А купил их у какого-то черкеса, фамилию у него не спрашивал. Никакого Рваного или Рамазана он не знает. «Обманул мазурик, сказал, что кобылы его. Теперь вот и лошадок забрали, и гроши потерял. Вы уж, господин полицейский, помогите да найдите жулика», – фальшиво кривляясь, лепетал оказавшийся дважды судимым за воровство Степан Безуглов.

Другие облавы на Рваного тоже закончились неудачей. В самом начале года стало известно о нелегальном доме терпимости, открывшемся под вывеской «Массажный салон» на Мещанской улице. Некая Фатима Загилова поселила в снятых ею апартаментах девиц легкого поведения. До поры до времени полиция лишь наблюдала за деятельностью «красного фонаря» и никаких мер не предпринимала. Когда же сводница зашла слишком далеко и попыталась через портье гостиницы «Коммерческая» предложить постояльцам услуги своих подопечных, с нею провели беседу, по окончании которой она «добровольно» согласилась на тайное сотрудничество с полицией.