Дело медведя-оборотня - Персиков Георгий Страница 6

Вдруг доклад Рафикова потерялся в гулком шуме, и Роман завертел головой в поисках его источника. Острая боль пронзила его макушку, и он понял, что это шумит у него в голове. «Да что такое? Что со мной?!» – перед глазами Муромцева всплыла огненная надпись. Он моргнул несколько раз, и она исчезла, но боль никуда не ушла. Роман бросил папиросу в жестянку из-под монпансье, которая служила пепельницей, и, не дослушав рапорт, вышел в коридор. Нестор и отец Глеб переглянулись, но так и остались сидеть в ожидании начальника.

Спустя пару минут Муромцев вернулся в кабинет – Рафиков со скучающим видом сидел уже не на табурете, а на подоконнике и зевал.

– Так что, мне продолжать? – спросил он Романа. – Или отложим до утра? На вас лица нет, уважаемый! Да и коллеги ваши спят на ходу!

– Нет, нет, продолжайте! Мне уже лучше, а коллеги привыкшие.

– Как вам угодно, – сказал Рафиков, не поверив ему, ведь Муромцев был бледен, как луна в туманную ночь. – Так вот, был отдан приказ, на основании которого произвели первичный учет всех нападений диких зверей в лесах по всей губернии. За последний месяц таковых случаев было выявлено всего три.

– А почему за месяц? – скрипучим голосом спросил Роман, превозмогая боль. Он буквально чувствовал, как раскаленный шар внутри головы снова бьется о стенки черепа, грозя расколоть его как перезрелую тыкву.

– А за какой период, по-вашему, надо было проверить, милостивый государь?

– Убийца мог действовать продолжительное время, несколько лет, например! И очевидно, что нападал он исключительно на девиц, точнее, на девочек. Из этого можно сделать предварительный вывод, что убийца одержим порочной страстью! Это тоже надо было учесть при сборе материала!

– Милостивый государь! – воскликнул Рафиков и выдавил из себя смешок. – Вполне может быть, что в ваших порочных столицах такая дичь вполне нормальное явление! Но в нашем, как вы изволили выразиться, медвежьем углу сие попросту невозможно!

Муромцев удивленно приподнял брови, пытаясь вспомнить, когда это он назвал их город или губернию медвежьим углом, но так и не вспомнил.

– Да, мы допускаем, – тем временем с жаром продолжал Рафиков, – что девочка торговала своим телом, отчего ей не удалось сохранить гимен в целостности! Гимен – название девственной плевы на латыни.

– Я знаю об этом, – сухо ответил Роман.

– Хорошо, так вот, скорее всего, девочка та была из самых низов общества, распущенных, безграмотных, темных и аморальных! И наверняка употребляла алкоголь, что для подростков в той среде обычное явление, тем более что многие волости поражены нынче повальным пьянством и неурожаем. Вот вам и объяснение разрыва гимена! А вы про какой-то нож говорите, ну право слово! А что касаемо следов вокруг тела, так их мог оставить охотник, грибник или сборщик хвороста – наткнулся на тело, натоптал вокруг с перепуга и дал деру!

– Милостивый государь! – Муромцев вскочил и подошел вплотную к Рафикову. – То есть вы сейчас подвергаете сомнению результаты исследований наших экспертов?!

– Достопочтенный Роман Мирославович, – тихо, но твердо ответил Рафиков, – такова наша обязанность – все подвергать сомнению! А что касаемо до ваших так называемых экспертов, то тут грех не сомневаться.

Рафиков взял со стола лежавшую картонную папку на шнуровке и показал ее Муромцеву, а потом Нестору.

– Вы – господин Барабанов, не так ли? А может быть, товарищ Барабанов, если точнее?

Нестор вздрогнул и замер, глядя на папку немигающими глазами, как кролик на удава.

– Может, кого-то здесь вам удалось одурачить, – продолжил Рафиков, и голос его стал резким и холодным, и даже легкий акцент куда-то пропал, – но меня у вас обмануть не получится. Я знаю про вас достаточно! Вас ведь с позором уволили из петербургского университета за участие в запрещенной организации «Свобода народа»?! Вполне очевидно, что такой опытный химик и биолог, как вы, занимался не только пропагандой, как сообщали наши агенты, а кое-чем поинтересней?

Рафиков бросил папку на стол и подошел к Нестору:

– Чем вы там занимались? Изготавливали бомбы? Или распространяли холеру? А у нас здесь тоже решили панику посеять? Или как это у вас говорится – «создать революционную ситуацию»?! Не выйдет!

Все это время Барабанов смотрел на Рафикова ненавидящим взглядом, его руки, сложенные на груди, напряглись так, словно он представлял, как уже душит этого шпика.

– Молчите? – усмехнулся Рафиков. – Понятно, нечего сказать. А про нашего прозектора Женьку и говорить нечего, его заключения ничего не стоят. Глаза зальет дедовской медовухой и строчит в отчетах, что аллах на душу положит. Так что все мне понятно и с изнасилованиями, и со штырями этими, которые, кстати, могли и подбросить! Фантазии-с, провокации и пьяный бред.

Рафиков подошел к двери, открыл ее, показывая тем самым, что разговор окончен.

– Вам, уважаемый Роман Мирославович, – добавил он, – простительно после ранения впадать в ажитацию, а про вас, отец Глеб, и говорить нечего, вам такое вообще не понять, поскольку вы лицо духовное, то есть человек наивный и доверчивый. За сим предлагаю дело ваше закрыть и продолжить поиски зверя и охоту на бешеного медведя! Не смею вас более задерживать, господа!

Первым из кабинета быстрым шагом вышел Нестор, за ним отец Глеб. Муромцев, выходя следом, вдруг схватился за голову, вскрикнул и рухнул на грязный затертый паркет. Барабанов бросился к нему, доставая на ходу из кармана пузырек с нюхательной солью, но начальник группы был в глубоком обмороке и в себя никак не приходил. Лицо его стало восковым, и Нестор с тревогой щупал пульс на руке и шее. Отец Глеб стоял рядом и тихо читал молитву.

Глава 6

Дело уже шло к утру, а Муромцев так и не пришел в себя. Пока Нестор и отец Глеб тащили до гостиницы тяжеленные носилки (от вежливо-казенной помощи Рафикова Барабанов отказался наотрез), сыщик несколько раз открывал глаза, обводил все вокруг бешеным, непонимающим взглядом и немедленно проваливался обратно в забытье.

В гостиничном номере стоял запах нашатыря, уксуса и барабановской махорки. Муромцев метался на желтоватых простынях и глухо стонал, иногда разражаясь потоком невнятных слов. Нестор удерживал компресс на лбу больного, не выпуская из зубов чадящего окурка, и бормотал что-то на латыни.

– Нестор, брось ты это, – устало отозвался отец Глеб из дальнего конца комнаты. – Жар у него сильный и не спадает. Опасно, самим нам, увы, наверное, не справиться…

– Это все потому, что вы кровопускание не дали провести!

– И правильно сделал, – не уступал батюшка, – потому как ты больше привык кадавров разделывать, а к живому человеку, я тебя со скальпелем подпускать, извини, побаиваюсь. В больницу его нужно везти, да побыстрее.

– В больницу?! – возмутился Барабанов, едва не проглотив окурок. – Да вы в своем ли уме, отец Глеб? Они же только этого от нас и ждут! Наверняка там все уже кишит шпиками! Этот негодяй… – Он тревожно обернулся на дверь и понизил голос: – Этот негодяй Рафиков уж точно об этом позаботился. Мы не можем отдать Романа Мирославовича прямо к ним в руки, да еще в таком беспомощном состоянии.

В подтверждение его слов сыщик снова громко застонал и, разметав руки в припадке горячечного бреда, едва не снес приготовленные Нестором медицинские склянки. Друзья навалились на него, с трудом удерживая Муромцева на кровати. Спустя минуту, когда он обессиленный вытянулся на простыне, они дружно выдохнули, Барабанов принялся обтирать пот со лба больного, а отец Глеб заменил вымокшую насквозь подушку.

– Я и сам ему тут обеспечу достойный уход. Не хуже любой сестры милосердия, – продолжал настаивать Нестор. – А живые от мертвых не сильно и отличаются, органы все те же. Только вот мне кажется… Вы видели что происходило с Романом Мирославовичем за пару минут до приступа? – Отец Глеб нехотя кивнул, Барабанов продолжал: – Он стал как будто сам не свой от слов этого… бульдога! Мне кажется, что приступ вызвала какая-то психическая реакция… Только вот что это было – ума не приложу. Что вы так помрачнели? Да не буду я кровопускание делать! Полно вам уже!