Майкл Грубер - Книга воздуха и теней Страница 67

— Вы ростовщик.

— И корпорация «Ситигруп»[71] ростовщик, и банкир Морган ростовщик — что, по-вашему, у них нет своего интереса? Я даю кредиты, как, к примеру, дал их этому заведению. Никто другой не даст им денег, вот они и идут к Шванову, а за это я становлюсь совладельцем, и все счастливы.

— А если они не счастливы, то ваши люди приходят сюда и ломают им ноги. Это единственное, что отличает вас от Моргана.

Он снова напряженно улыбнулся и взмахнул рукой.

— Я не имею никакого отношения к типам, собирающим с них деньги. Это все внешние источники дохода совершенно других фирм, уверяю вас.

— Внешние источники?

— Да. Допустим, вы покупаете кроссовки «найк». Откуда вам знать, кто их делал? Может, прикованная цепью к машине похищенная китайская девушка, которую морят голодом и бьют. Это «найк» — вот все, что вы знаете, уважаемая фирма. Думаю, даже сам Найк не знает, кто конкретно делает его вещи. Если вы хотите быть абсолютно непорочны, идите в церковь, не в бизнес. Согласны?

— Вообще-то, нет. И раз уж вы заговорили о похищенных девушках, мне почему-то кажется, что это люди одного из ваших «внешних источников» позапрошлой ночью напали на моего служащего и похитили из моего дома молодую женщину.

Шванов сделал знак официантке и заказал чай и блины. Когда она отошла, он спросил:

— А я тут при чем?

— Надеюсь, вы мне расскажете.

Он помрачнел.

— Похищение — серьезное преступление. Полагаю, вы связались с властями?

— Что касается нападения на моего служащего, да. Но не по поводу похищения. Думаю, мы в состоянии разобраться сами.

Официантка принесла его заказ гораздо быстрее, чем мой. Он отпил чая, немного поел и вздохнул.

— Послушайте, мистер Мишкин, мы с вами деловые люди, так давайте не будем ходить вокруг да около. Вот вам вся история с моей позиции. Профессор Булстроуд приходит ко мне и говорит: Шванов, у меня есть ключ к огромному культурному сокровищу, и я обращаюсь к вам, как к культурному человеку, с просьбой помочь мне найти его и вернуть миру. Чтобы сделать это, нужно немного денег. И я отвечаю: конечно, профессор, конечно, вот вам двадцать тысяч американских долларов, а понадобится еще — только скажите. Понимаете, даже такой бизнесмен, как я, имеет душу и не хочет потратить всю свою жизнь на бани, кабаки с пирогами или бары с девочками. Конечно, я вижу, что дело может принести значительный доход моей фирме. Итак, я даю ему деньги, чтобы он выяснил все насчет сокровища. После этого он покидает страну, никаких известий. Проходит несколько недель, и я получаю из надежного источника огорчительное сообщение. Мне говорят, что профессор вернулся и нашел сокровище, но не желает делиться со Швановым. Ну, и что я делаю? Звоню ему, но он все отрицает: никакого сокровища нет, тупик. Знаете, в моем бизнесе такое случается нередко — люди не желают делиться, и я вынужден был принять серьезные меры…

— Вы пытали его.

— Помилуйте! Я не сделал ему ничего. Я имею не больше отношения к пыткам, чем президент Буш. Как бы то ни было, мои источники сообщают, что профессор отдал бумаги — которые, я убежден, являются моей собственностью — на хранение вашей фирме, мистер Мишкин. К тому же становится известно, что объявилась наследница, имеющая право распоряжаться ими. Естественно, я надеюсь, что она поступит соответствующим образом и вернет бумаги мне. Она контактирует с вами, как с юристом, и я рассчитываю, что вскоре она свяжется со мной и мы уладим дело. А теперь вы заявляете, что она похищена. Об этом мне абсолютно ничего не известно, да поможет мне Бог.

Странно, но я поверил ему, чего никогда не случилось бы, если бы я не знал, что моя Миранда не настоящая.

— Ну, мистер Шванов, это показывает события под совершенно другим углом. И если Миранда Келлог не у вас, зачем мы вообще с вами встретились?

— Зачем? Потому что вы юрист, занимающийся имуществом Булстроуда. Имуществом, часть которого принадлежит мне, а именно рукопись семнадцатого столетия, написанная Ричардом Брейсгедлом. Я видел эту рукопись. Я заплатил за проверку ее подлинности. У меня есть бумаги, удостоверяющие мое право на нее. Все совершенно законно и открыто. Разве не поэтому вы пришли сюда?

— Ну, когда я просил организовать эту встречу, я думал, что вы пытаетесь завладеть рукописью Брейсгедла с помощью насилия и угроз.

— Что вы имеете в виду, говоря о насилии и угрозах?

— Вы послали людей ко мне домой с целью выкрасть рукопись. Вы послали людей в мой гимнастический зал с целью запугать его владельца, в результате чего меня оттуда выгнали. И, как уже сказано, я предполагал, что вы похитили Миранду Келлог.

Он покачал головой и погрозил мне пальцем.

— Прежде всего, я никогда не посылал людей ничего красть. С какой стати? Что касается гимнастического зала, это простое недопонимание. Я хотел лишь встретиться с вами в неофициальной обстановке, не имея намерения никого запугивать. Часто бывает трудно контролировать исполнителей. Я переговорю с владельцем, и вас восстановят, с моими извинениями.

— Спасибо.

— Всегда рад. А теперь, каким образом я могу вернуть себе свое имущество?

— М-м-м… ну, здесь возникла проблема. Мне очень жаль, но женщина, назвавшаяся Мирандой Келлог, на самом деле не Миранда Келлог. И более того, теперь эта женщина исчезла вместе с рукописью. Думаю, нас обоих перехитрила одна и та же особа.

На мгновение Шванов сбросил свою маску добродушного бизнесмена, и в его глазах сверкнуло нечто поистине жуткое. Но тут же исчезло. Он горестно улыбнулся и пожал плечами.

— Ну, вполне возможно. Человек что-то выигрывает, что-то теряет, верно? Если вы сумеете определить ее местонахождение, могу я рассчитывать, что вы свяжетесь со мной? У меня есть все оформленные по закону бумаги, удостоверяющие, что старинный документ — моя собственность.

Я заверил, что непременно так и поступлю, и попросил его сделать то же самое.

— Естественно, — сказал он, — и любые другие бумаги того же типа, конечно.

— В каком смысле «другие бумаги»?

— Я располагаю информацией, что вместе с письмом Брейсгедла были обнаружены и другие исторические документы. Люди, продавшие Булстроуду рукопись, не отдали их. Думаю, так не принято в деловых кругах. Скажите, мистер Мишкин, эти бумаги у вас?

— Нет.

— Ну, если вы случайно на них наткнетесь, не забывайте, что они тоже принадлежат мне.

— Я запомню.

Только тут до меня дошло, в чем истинная причина того, что он согласился встретиться со мной, — он предполагал, что проклятые шифрованные письма у меня. Это мгновенно обесценило все, что он говорил.

— Спасибо. Уверен, мы закончим дело к обоюдному удовольствию. Было приятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки. Он достал из кармана толстую пачку денег и бросил двадцатку на стол.

— Это для девушки. Я угощаю.

Потом он пристально посмотрел на меня, наклонив голову набок и прищурившись, словно сравнивал то, что видит, с неким мысленным образом. То, что он сказал дальше, едва ни заставило меня упасть с кресла.

— Знаете, просто поразительно, как сильно вы похожи на своего отца.

— Вы знаете моего отца?

— Конечно. У нас есть кое-какие совместные инвестиции. В государстве Израиль. — Он встал. — В следующий раз, когда увидитесь с ним, пожалуйста, передайте ему сердечный привет от меня.

И он вышел, оставив меня с раскрытым от изумления ртом.

Мой лорд, от преданного слуги вашего лордства, с самыми сердечными пожеланиями благополучия вам и вашему дому. Я уже давно не получал письма от вас, мой лорд, и от мистера Пиготта тоже; но, без сомнения, у вас есть дела поважнее. Мои новости такие, что У. Ш. закончил пьесу, ту, что о королеве Марии Шотландской. Он сам сказал мне, и я стал умолять его дать мне ее прочитать. Сначала он ответил, нет, я еще буду править ее, как обычно, но я был настойчив, и он уступил. Я прочел исчерканные страницы. Мой лорд, я думаю, мы промахнулись, выбрав этого человека. Если только я не ошибаюсь в своем суждении, он сделал совсем не то, что мы ему приказали. Но судите сами, я напишу вам, что запомнил, поскольку он не позволил мне скопировать ни строчки.

Есть пролог, где говорится, что в этой пьесе представлены две великие королевы и их спор, от которого зависела судьба обоих королевств. Несмотря на раздоры в церкви, Англия победила! Однако жаль как проигравшую, так и победительницу. Или что-то вроде этого. Вот что он сделал. Мы думали, он покажет, какая Елизавета была деспот и тиран. Он так и сделал, но заодно описал, как она тоскует, что из-за ее бесплодной утробы королевство достанется сыну другой женщины, той самой, которую она вынуждена убить. Она горько сожалеет о своем одиночестве, потому что из-за политики она должна убить единственного человека, что мог быть ей другом.