Фил Рикман - Кости Авалона Страница 68

— Тогда нам не пришлось бы приходить сюда.

— Верно.

Движение — и мы оглянулись. Неподалеку от нас по траве проскакал кролик. Нет… ночной заяц. Несколькими прыжками он домчался до живой изгороди и исчез в тумане преданий.

В эту ночь я не искал знамений.

— Как мне отвезти его сердце в Лондон? — задумался Дадли. — Никогда раньше не приходилось заниматься такими вещами.

— Тебе нужен деревянный ларец. Нечто вроде раки для мощей. Я бы предложил обратиться к Бенлоу-костолюбу, только, боюсь, он предложит… и не узнаешь, что хранилось там прежде. Лучше спросить у викария церкви Иоанна Крестителя или Святого Бениния. Они, конечно, заломят цену, но оно того стоит.

— В обычное время я бы только отдал приказ — взмах руки, и готово. — Уткнув кулаки в поясницу, Дадли выгнул спину назад. — Боже, только посмотри на меня… среди ночи, и все руки в могильной грязи. Великий поход. Напомни-ка мне, когда это у Мэлори Артуровы рыцари опускались до рытья могил?

Над нами в полном безмолвии пролетела сова, и Дадли натянул шляпу на голову.

— Знаешь, что она мне подарила? Монастырь, один черт.

— Еще один?

— «Дарую тебе монастырь, — говорит. — Вильям подготовит бумаги».

— Когда?

— Дней десять назад, недели две… Хуже всего, что я не могу даже вспомнить названия этого чертова места. Просто монастырь, несколько сотен акров земли. Только когда я приехал сюда и пару часов походил среди людей, для которых лишняя краюха грубого серого хлеба…

— Ты о деревне Бутли?

— Там никто не боялся меня. Старуха напоила коня, налила мне сидру и дала кусок пирога. Она бы не вышла из дома, если б знала, кто… — Дадли посмотрел на меня. — Странно… Я не думал, что у них есть своя жизнь. Мне казалось, они живут только для того, чтобы прислуживать. И вдруг я начал завидовать им. Всей моей жизнью руководят обстоятельства и борьба за положение. Монастырь или кусок пирога — что из них самое?..

— Тс.

Дадли резко обернулся. Вокруг ни души, однако даже шепот мог далеко разнестись в такую глухую ночь.

— Прости, — прошептал он.

— Разумеется, твоя зависть не продлилась бы долго.

— Конечно, нет. Надолго меня б не хватило. Пару дней в той деревне, и будничная скука одолела б меня. Но всего на пару часов… быть может, это мое выздоровление так повлияло… — Дадли сверкнул зубами в свете тусклого фонаря. — Я даже завидовал когда-то тебе — за то, что ты свободно мог ездить по Европе, учиться и плевать на границы, установленные Господом Богом.

— Теперь я квартирант в доме у матери. Однажды унаследовать дом и заставить его доверху книгами — единственное, на что я могу рассчитывать.

— На большее, Джон, и ты это знаешь. Ты же сам учил меня… Знаешь, учил бесполезным вещам…

— Я учил тебя математике. Учил арифметике, чтобы ты смог подсчитать, сколько тысяч акров земли сумела присвоить твоя семья за многие годы, и… Кажется, мы заболтались. Даром теряем время.

— Теряем, ты прав, — улыбнулся Дадли и перекинул мне через яму лопату. — Твоя очередь.

Он держал фонарь под холмиком сырой земли, которую мы накидали с краю могилы со стороны города. Хватило ума хотя бы на это.

И я с яростью копал землю, стерев нежные ладони до кровавых мозолей. Чем глубже мы продвигались, тем легче поддавались почва и камни. Или нам так только казалось. Нас словно глубже и глубже затягивало в греховность нашего предприятия. Будто мы сами себе рыли дорогу в ад.

Дадли спросил меня сверху:

— Они возвращаются? Мертвецы?

— Думаю, такое случается.

— Но ты ведь ни разу не видел… своими глазами?..

— А ты… в аббатстве?

— Лихорадка. Мы сами создаем себе привидения.

— И, возможно, с помощью магии, создаем призраков, которых видят другие. — Подо мной брызнула ледяная вода, и я отошел на шаг назад. — Кто еще видел призрака Анны Болейн у королевской постели? Хоть кто-то видел?

— Ей нужен мужчина под боком, — ответил Дадли. — И не только Сесил.

О нет. Нет. Не сейчас.

Я продолжал копать, яростно и неутомимо. Снял дублет и остался в одной, мокрой от пота, рубахе. Под сапогами чавкала скользкая, грязная жижа. Но я знал, что бывает земля поопасней, чем эта, и потому снова и снова работал лопатой, пока не сбилось дыхание, не загудело в ушах. И я мог бы поклясться, что за нами вели наблюдение, и вовсе не кролики скакали меж кустов и деревьев — там прятались люди.

Взять его.

— Давай, Джон. Говори все, что считаешь нужным сказать.

Я поднял лопату.

— Ты же знаешь, что у вас нет будущего. — Снова вонзил лопату в мокрую землю. — Ты женат.

— Пока женат.

— Нет… что бы ты там ни говорил… О боже.

Лезвие лопаты скользнуло по твердому предмету.

— Она нездорова, — ответил Дадли.

Я вынул лопату из ямы. Хотелось швырнуть ее подальше в кусты и убежать. Но я не смог даже пошевелиться. На окраине участка выросла тень, и я вздрогнул.

— Люди думают, будто я прячу ее в деревне, — продолжал Дадли. — На самом деле с ней что-то не так… Она больна.

Эйми. Его жена.

— Чем?

— Всем. Боли. Недомогание. Слабость.

— Может быть, у нее в голове?

— Кажется, нет. Мы говорили об этом. Она сказала мне… правда, сказала: «Наверное, я скоро умру». Как будто она узнала об этом от самого Господа Бога.

— Может, обратится к врачу?

— Уже обращалась. К нескольким. Шуты гороховые, Джон. Не знают, с чего начать.

Как и я. Он держал светильник у ног, и потому лица Дадли мне не было видно, но внутренним зрением я снова представил его в поту и горячке.

У меня было полужелание, чтобы она… исчезла из моей жизни… Хотя полужеланий, кажется, не бывает?

— Ты любишь ее, — отчаянно сказал я. — Ты любишь Эйми.

— Всегда любил. У нас был брак по любви. Часто ли такое случается с людьми моего положения?

Дадли уселся на земляной холм, свесив ноги над ямой и надо мной.

— Разбила мне сердце своим взглядом. Говорит так, будто думает, что это предопределено. Для высшего блага страны.

— Говорит… с кем?

— Не знаю. Не смею даже и думать. Встаю на колени в своей часовне, ненавижу себя и громко взываю к Богу… — Дадли наклонил ко мне лицо, залитое мерцающим светом. — Джон, я не знаю, о чем я молюсь. Не скрою, я прошу для себя, но чувствую, что это более…

В долине одна сова отвечала другой. Совы. Духи мертвых.

Прошу тебя, Боже, не надо знамений. Не теперь.

— Я молю Бога, — продолжал Дадли, — чтобы Он открыл мне свою волю. Чтобы я хотя бы узнал, что правильно… что предначертано…

— Помоги мне, — ответил я.

Я стоял на плоском камне.

— Мы с Бет родственные души. Родились в один час, в один день.

Похоже, Дадли сам сочинил эту легенду и старался рассказывать ее при каждом удобном случае. Но так ли было на самом деле, мне неизвестно. Однажды он попросил меня составить единый гороскоп для королевы и для него самого, но я отказался.

— Мы лежим, болтаем, смеемся всю ночь и наводим в мире порядок. Рассуждаем о том, что мы могли бы еще сделать, и это больше… Пойми ты, наконец: наша связь больше, чем просто любовь.

— Ты мне можешь помочь? — Я опустил руку и почувствовал воду. Камень лежал в воде. — Посвети мне.

— Это неправильно, — возразил Дадли. — Святотатство.

— Да.

Я не знал, что он имеет в виду — то, что мы делали, или то, о чем он говорил. Неправильно было и то, и другое.

Дадли распластался на краю ямы, опустив фонарь ниже, и я разглядел под камнем нечто похожее на окостенелую кисть руки. Быстро осмотревшись, я начал копать круговой канал, чтобы отвести воду.

— Ладно, вылезай, — сказал Дадли. — Я сам все сделаю. Моя душа — потеря.

Тело накрыли тремя плоскими камнями — либо для того, чтобы дикие звери не добрались до него, либо для того, чтобы однажды положить сверху еще одно. Сумев поднять каждый камень по очереди, Дадли передавал их мне.

Под ними, сквозь тонкий слой почвы, проглядывали ошметки материи. Остатки погребального савана.

Срезав лопатой со стен ямы тонкие пласты глины, Дадли покидал их себе под ноги, и стоял теперь в образованной таким образом нише у тела, лежащего на возвышении, словно на земляном помосте. А вокруг — канава черной воды. Стоячей могильной воды.

Бездействие было для меня еще хуже — мысли и чувства уже не утопишь в тяжелом труде. Без дублета мои плечи и грудь замерзли, пальцы рук онемели, а подозрение, что за нами следят, стало почти невыносимо. Казалось, тени крадутся через поля костей за моей спиной, поднимаются и тянут лапы…

По спине пробежала дрожь. Свет фонаря колыхнулся за мутным стеклом.

— У-у!

Дадли отскочил назад, словно пара мертвых рук потянулась за ним. Затем я тоже почувствовал запах.