Сергей Зверев - Налейте бокалы, раздайте патроны! Страница 7

Война изменила многое, но офицерские собрания даже и на войне оставались главным местом встреч, своеобразным военным клубом.

Именно здесь Голицын высказал предложение, суть которого сводилась к следующему: кто желает участвовать в рейде по вражеским тылам? Целью являлся захват или хотя бы уничтожение тевтонского чудо-оружия.

Как и ожидал Голицын, после его предложения желающих оказалось более чем достаточно, так что пришлось выбирать. Отряд должен был быть невелик, всего 10–12 сабель. В его состав вошли добровольцы из разных кавалерийских частей — гусары, уланы, казаки. В данном случае действовать приходилось как раз не числом, а умением. Маленькому, маневренному отряду компактность придавала нужную мобильность. Естественно, все офицеры подобрались из числа лихих рубак. Среди набранных офицеров выделялся корнет Булак-Балахович, которого Голицын назначил своим заместителем.

Этот офицер уже успел прославиться на фронте как человек редкой отваги и мужества. На его счету было несколько рейдов по тылам противника, что сыграло немаловажную роль в выборе Голицыным заместителя. Корнет сразу же вызвал у него доверие. Обстоятельно поговорив, поручик узнал о нем всю подноготную. Происходил Станислав с Браславщины — озерного края Северо-Западной Беларуси, из обедневшего шляхетского рода, работал агрономом. С началом войны он вместе со своим братом Язепом добровольцем ушел на фронт, взяв свое собственное оружие, лошадей и амуницию. Сначала он служил во 2-м лейб-уланском Курляндском императора Александра II полку.

— Но как найти этот загадочный «танк»? — размышляя вслух, спросил корнет Белый. — Фронт большой, танк наверняка отлично охраняется, да и режим секретности…

— Все очень просто, — лаконично изрек Булак-Балахович. — Следует захватить немецкого «языка», желательно офицера, и вытрясти из него всю информацию…

— Кроме того, командующий решил отправить на поиски и захват танка не один, а целых два конных отряда, — произнес поручик. — Так что у нас есть и коллеги в этом деле.

— Зачем? Что за странная игра? — с недоумением взглянул на него корнет.

— Два лучше, чем один. Так, видимо, считает генерал. По его мнению, таким образом больше шансов отыскать чудо-оружие, к тому же конкуренция лишь добавит рвения… Правда, — добавил поручик, — второй отряд — это обычные рядовые, кавалеристы под командованием какого-то молодого офицера. Кто именно возглавляет второй конный отряд, где и когда он будет выступать — неизвестно.

— Неужели вам не сообщили? — спросил хорунжий Кочнев.

— Видимо, не посчитали целесообразным, — развел руками поручик. — На это у них есть свои, наверное, весомые причины. То ли штабисты боятся утечки информации в случае пленения кого-нибудь из конников, то ли какой-то особый режим секретности…

Каждый из офицеров предлагал идеи в «общий котел», которые рассматривались всеми самым тщательным образом. Наконец после полуторачасового обсуждения стратегия поисков была определена.

— Когда выступаем? — послышались голоса.

— Медлить, господа, не будем, — авторитетно произнес Голицын. — Завтра и отправляемся. Времени для того, чтобы уладить все свои дела и подготовиться, у нас достаточно, так что я вас не задерживаю.

Поручик, усевшись наконец на койку, с наслаждением вытянул ноги. Да, денек выдался насыщенный событиями, что тут и говорить. Однако последующие дни обещают стать еще более наполненными приключениями. К ним Сергей Голицын был готов. Походные сумки уже подготовлены, все соответствующие формальности улажены. Через несколько часов должен был начаться рейд по вражеским тылам.

Буквально полчаса назад поручик получил письмо от Ольги. И вот теперь последнее дело, остававшееся на своей земле, и было — прочтение этой весточки. Поручик взглянул в окно. Какой-то странный шум привлек его внимание. В стекло, привлеченная ярким светом лампы, с силой билась большая ночная бабочка — бражник. Не видя преграды, отделявшей ее от желанного света, мотылек с гудением раз за разом пробовал проникнуть внутрь, и, естественно, безуспешно.

Усмехнувшись, Голицын достал из нагрудного кармана френча письмо. Несколько мгновений он вглядывался в конверт. На нем изящным, так хорошо знакомым ему почерком значилась фамилия адресата. Надорвав конверт, поручик извлек листок бумаги, неуловимо пахнущий тончайшими духами. Этот запах напомнил ему о тех временах, таких близких и теперь таких далеких. Напомнил о любимой, которая сейчас была далеко…

Весь обратившись во внимание, офицер жадно пробегал глазами строчку за строчкой. В письме Сеченова сообщала, что у нее все нормально. Она писала о том, что выполнила свой план: теперь она — санитарка в госпитале для нижних чинов и вносит посильный вклад в победу над супостатом.

Поручик ненадолго оторвался от чтения и представил Ольгу санитаркой, ухаживающей за больными и ранеными… Как это все было странно! Как быстро время расставляло каждого по своим, ведомым только ему местам!

«…Не волнуйся, береги себя и никогда не снимай ладанку, — писала Ольга. — Я знаю, я чувствую, что она охранит тебя от всех бед».

Прочитав весточку, Голицын был счастлив, однако ощущал какие-то странные сомнения. Несмотря на пространное и подробное письмо, ему показалось, что Ольга что-то недоговаривает. Но что именно, сказать было нельзя.

Вздохнув, поручик потер виски и взглянул на часы. Времени, чтобы отдохнуть, оставалось немного. А ведь очень скоро он должен быть в хорошей форме и с ясной головой. Достав ладанку, поручик поцеловал ее, не переставая думать об Ольге. Прикоснувшись головой к подушке, Голицын почти сразу уснул.

Глава 6

Через несколько часов после вышеописанных событий сквозь ночной лес двигался конный отряд. Путь всадников лежал по направлению к линии фронта, находившейся уже рядом. Дорога, идущая через густой лес, была в это время почти невидимой. Кроны высоких деревьев, смыкаясь вверху, создавали коридор, ведущий в беспросветную темноту. Кони шли на удивление тихо — на расстоянии нескольких десятков метров топота почти не было слышно. Размытые силуэты казались привидениями, возникшими из лесной чащи. Однако никакой мистики не было — копыта коней были просто подвязаны тряпьем, а потому не издавали топота. Подобная практика применялась еще с незапамятных времен, когда нужно было бесшумно продвигаться, остерегаясь противника. Не раз подобный прием, несмотря на свою простоту, достигал желанного эффекта, позволяя нападавшим либо подобраться максимально близко к противнику и обрушиться на него, словно снег на голову, либо помогал незаметно миновать вражескую стражу, пробираясь дальше. Именно это сейчас и происходило.

Хоть всадники и были одеты в форму немецких кирасиров, принадлежали они к совсем другой армии. Если бы рядом с ними вдруг оказался сторонний наблюдатель и прислушался к редким фразам, звучавшим из уст конников, то он был бы немало удивлен — немецкая речь здесь и не звучала. Слова произносились шепотом и по-русски. И на самом деле, все военнослужащие, двигающиеся в тумане через ночной лес, были уроженцами страны, занимающей одну шестую часть мирового пространства.

Ближайшей задачей отряда было незаметно миновать немецкие дозоры. Суровые лица, практически невидные в ночи, проплывали одно за другим в сторону небольшого озера, видневшегося впереди, чуть слева от дороги. Над водной гладью этого почти круглого водоема подымался туман. Командовал «кирасирами» юный безусый офицер.

Прапорщик, хоть и был крайне молод, держался уверенно и признаков беспокойства, несмотря на ночную и непростую дорогу, похоже, не испытывал. Кирасирская форма вражеской армии сидела на нем прекрасно. Вообще, было видно, что любую одежду молодой человек привык носить с каким-то особым изяществом.

— Ваше благородие, а как мы с нашими связь держать будем? — обратился к нему унтер-офицер, тоже, как и все, в немецкой форме.

— Через беспроволочный телеграф, — пробасил молоденький «немец».

— Через это, что ли? — кивнул унтер на ящики, которыми была нагружена вьючная лошадь, идущая позади.

— Вот именно, Шестаков, — кивнул собеседник. — Другого, братец ты мой, у нас не припасено.

— Вот ведь как мысль-то вперед шибко идет! — качнул головой унтер. — Разве лет тридцать назад можно было про такое и подумать? Да ни в жисть!

Офицер в ответ лишь пожал плечами.

— Как раньше-то: письмо надо было писать, вестовых каких слать. Пока туда, пока сюда — сколько времени уходило. А сейчас — разложил этакий вот аппарат, сделал, чего там следует, а письмо твое, глядишь, уже и получили, — продолжал вполголоса рассуждать Шестаков.

Беспроволочный телеграф, о котором шла речь между прапорщиком и унтером, — это радио, весьма помогавшее уже в русско-японскую войну. Во время Первой мировой войны радио использовалось уже шире и часто играло огромную роль в военных действиях.