Кондратий Жмуриков - Халява для раззявы Страница 7

Максим резко повернулся и с удивлением взглянул на Лоховского. Филимон понял, что перебивать его или смеяться над ним Максим не собирается. Уяснив это, Филимон успокоился и уже без всякого заикания продолжил:

– Теща считала, что за эту марку можно выручить 500 тысяч долларов. Она конечно не специалист, но…

– Проверить стоит. – закончил за Филимона Максим. „Пурку а па“ – почему бы и нет, как говорят французы. Давай ка еще раз и поподробнее о теще и ее марке.

Максим сел за стол, закурил и приготовился внимательно слушать. Филимон стараясь не упустить деталей рассказал об отравлении тещи, ее „смертном наказе“, своем проколе.

– Да, теща у тебя, еще тот кадр. Настоящая бандерша – усмехнувшись сказал Макс. – Ей бы братками командовать, а не с зятем воевать.

Если бы тогда, в тот момент, Максим знал, как он близок к истине, вероятно эта история развивалась бы совсем по другому сценарию. И конечно же в тот момент ни Филимон, ни Макс не ожидали, что круг охотников за маркой значительно расширился…

Мадам теща, так и не приведшая в норму свою сильно расшатанную нервную систему, все еще проклинала злосчастного зятя. С каждой минутой, с каждым часом ненависть становилась все сильнее и сильнее. Конечно же Нина Михайловна не поверила Лоховскому, что магазин закрыт на два дня. Вернее она не придала значения этой информации. Едва одевшись и слегка приведя себя в порядок дородная дамочка как школьница помчалась к магазину.

До „Букиниста“ было всего минут десять легкой трусцой или минут двадцать спокойным шагом. Нина Михайловна галопом преодолела это расстояние за пять минут. Однако у дверей магазина ее настигло полнейшее разочарование. Замок на двери, табличка с вежливой надписью: „Извините, по техническим причинам магазин не работает“ подействовали на женщину как валерьянка на кота. В бешенстве она начала дергать огромную дубовую дверь на себя, бессвязно выкрикивая проклятия и угрозы. Прохожие издали наблюдали как огромная тетка в пальто и домашних тапочках на босу ногу совершает дикий танец у закрытой двери.

Силы оставили Нину Михайловну и она медленно осела в лужу, растекшуюся у дверей магазина. Возвышаясь посередине лужи, как айсберг среди океана, мадам теща колотила руками по грязной жиже, рыдала и смеялась одновременно. Понятно, что в таком „приподнятом“ настроении она не обратила внимание на прогуливающегося Сивухина. Сивухин усиленно делал вид, что он здесь по делу, никакого отношения к Нине Михайловне не имеющему.

Конечно же обладатель великолепного слуха, а также массы других достоинств оказался в данном месте, в данный момент не случайно. Пораскинув мозгами, теми которые еще не успели высохнуть от пьянства, Костик решил, что он непременно должен начать поиски редкой марки. В его воспаленном мозгу уже бродили видения богатой сытной жизни. В ночь того знаменательного дня Сивухин почти не спал. Стоило ему закрыть глаза, как сразу же являлся чудный сон. Огромная светлая комната, в центре которой стоит огромный стол. На столе – огромная гора сосисек всех размеров и фасонов, Рядом сидит он, Сивухин, только не совсем Сивухин. Чистый, выбритый, подушенный одеколоном „Шипр“, а на шее у него – гирлянда из молочных сосисок. Сивухин надкусывает одну за другой десятки, сотни сосисок… Это был прекрасный, чудный сон, который в скором времени должен был превратиться в в такую же прекрасную, чудную действительность.

Проснувшись рано по утру и наскоро перекусив завалявшейся горбушкой черного хлеба, стаканом теплого чая, Сивухин притаился возле приоткрытой двери своей комнаты. Долго сидеть в засаде не пришлось, Нина Михайловна выскользнула из своей комнаты (вернее бывшей комнаты Лоховского) как ошпаренная и выскочила во двор. Остальное было делом техники, Костик незаметно крался за тещей Лоховского до самого „Букиниста“. Сивухину даже не пришлось особо стараться, так как Нина Михайловна была немного не в себе. Она мчалась по улице огромными скачками, что-то бормоча себе под нос, перескакивая через лужи, сшибая на ходу прохожих, размахивая руками. Вряд ли она могла в таком состоянии заметить щуплого Сивухина, телепавшегося на приличном расстоянии сзади.

Разочарование Нины Михайловны срикошетило по Сивухину. Правда в отличие от дамы, Сивухин в обморок не грохнулся и в луже не оказался. Потоптавшись минут пять в отдалении он решительной походкой направился к Нине Михайловне:

– Батюшки, – картинно раскинув ручками и шаркнув ножкой, воскликнул Костик. – Нина Михайловна, голубушка, что вы тут делаете?

Нина Михайловна подняла на Сивухина опухшее от слез лицо. Обращение Сивухина привело мадам Мерзееву в чувство, она огляделась по сторонам с недоумением. С чувствами к Нине Михайловне вернулся и разум и отвратительный характер:

– Не т-т-твое д-д-дело, Сивухин. Я может моржууюсь здесь, – стуча зубами ответила Мерзеева.

– Чего? – такого поворота Костик не ожидал. – Моржуюсь, в смысле моржеванием занимаетесь? Ну ладно, дело ваше.

Нина Михайловна с подозрением смотрела на соседа, пытаясь понять случайно ли он оказался поблизости.

– А я тут это… к приятелю заходил, – выпалил первое что пришло в голову Костик, – смотрю – вы… Надо же, думаю, какая удача. Вот, решил узнать как ваше здоровье после больницы?

„Интересно, – подумала Нина Михайловна, – правда случайно или следил?“

„Интересно, – подумал Сивухин, – правда поверила или сделала вид?“

Сивухин подал соседке руку, помогая вылезти из лужи.

– Ну-с, не буду вас отрывать от дел, мне пора, – сказал Костик, махнув ручкой, и быстро засеменил в сторону автобусной остановки. Мерзеева двинулась в ту же сторону ленивой поступью бегемота, на ходу пытаясь привести себя в порядок. По дорогое домой она обдумывала план действий на завтра. План был достаточно прост, но эффективен.

У Сивухина так же были свои планы на завтрашний день: купить всю подшивку журнала и забрать марку. Костик надеялся, что на „Будни механизатора“ никто из собирателей не польстится. Кому нужен журнал, описывающий допотопную технику, графики полевых работ и прочая ерунда? Необходимо было раздобыть денег. Рублей сто или двести. Вот только где или у кого. Этот пункт в плане Сивухина был самым трудным. У его приятелей-собутыльников такой суммы отродясь быть не могло. У соседей занять – дохлый номер, кто займет без отдачи. Сивухин решил попросить денег у своего хозяина. Костик подрабатывал в качестве грузчика-сторожа-подсобника в маленьком частном кафе. Поди-подай, принеси-отнеси. Работа не трудная, хоть и малоденежная, но сытная. Там стащил, тут припрятал. Да еще девченки-поварихи жалели неухоженного алкаша, подкармливали.

Хозяин кафе, Михееич, из бывших зэков, а ныне человек весьма уважаемый, частный (но далеко не честный) предприниматель, кафе держал так, для прикрытия. На хот-дог и рюмку „Смирновской“ зарабатывал он совсем другими делишками. Но не посвященным про это было неведомо, и только Костик Сивухин все слышал и все примечал.

„Знание – сила“ – это точно, – думал Костик, – раз я владею информацией, Михееич должен, просто обязан, мне заплатить». Нет, Сивухин вовсе не собирался шантажировать хозяина, напротив. Он хотел его только предостеречь. Ведь на месте Костика, узнавшего тайну, мог оказаться какой-нибудь несознательный дятел, который давно бы уже побежал в милицию. Операцию нужно было провести как можно быстрее, к завтрашнему открытию магазина Сивухин должен прийти с деньгами. Следовало тщательно продумать все детали, чем и занялся Костик, придя домой.

Раздумья ни к чему не привели. Вернее, не привели ни к чему путному.

Как ни ломал Сивухин голову, в нее, в эту самую голову, ничего путного не приходило. А почему? Да потому-что, любое важное дело нельзя обдумывать на сухую. Срочно требовалось чего-нибудь принять! Только где это «что-нибудь» раздобыть? Сивухин пошарил глазами по убогому убранству своей комнатенки. Старый, продавленный диван, кухонный, колчаногий стол, накрытый потрескавшейся, облезлой скатертью, допотопный буфет набитый всякой ерундой. Тумбочка у окна, прикрытая газетой и чахлый кактус на подоконнике, вот, собственно, и все. Искать, в надежде, что «что-нибудь» завалялось с более сытых времен, было смешно. Костик, на всякий случай, заглянул под кровать: бутылок много, но увы – все пустые и нестандартные. Такие нигде не принимают. Наудачу открыл дверцу буфета – ничего путного. Старые просроченные консервы, зачерствевшие куски хлеба, банка с бычками-окурками про черный день.

Сивухин вышел в коридор и постучал к Козябкину, сосед высунул в дверь всклокоченную голову и дыхнул вчерашним перегаром:

– Чего надо? – угрюмо спросил он, – Чего спать рабочему человеку мешаешь?

Рабочий человек пару дней назад получил зарплату и вот уже два дня старательно пропивал ее.