Эдвард Марстон - Голова королевы Страница 7

— Скучать по театру? — эхом повторил Фаулер. — Да это все равно что лишиться руки или ноги. И еще кое-чего в придачу. Ты бы отказался так легко от своего мужского достоинства, Сэм? Так как ты сможешь жить без сцены?!

— Найду утешение в коровах, — усмехнулся Рафф.

— Прекрати молоть эту чушь! — Фаулер взмахом руки пресек все возражения. — Ты не оставишь нас. Знаешь, о чем мы говорили с Ником по дороге сюда? Об актерской судьбе. О боли, неудачах и ужасах, с нею связанных. Но почему мы терпим все это?

— В самом деле, почему? — мрачно поинтересовался Рафф.

— Ник дал мне ответ. Мы вынуждены. Эта профессия утоляет наши потребности, Сэм, и я только что понял, какие именно.

— И какие?

— Потребность рисковать. — Фаулер сверкал глазами. — Риск попробовать себя перед зрителями, риск вызвать их неудовольствие, возможность схватить за хвост удачу или провалиться, когда тебе нечем удержать публику, кроме кричащего костюма и пары стихотворных строк. Вот почему я выхожу на сцену снова и снова, Сэм, — чтобы испытать еще раз, как ужас расползается по моему телу, вкусить волнения, взглянуть в лицо опасности! Вот оправдание всем невзгодам! А где ты будешь рисковать. Сэм?

— Ну, на ферме всегда рискуешь получить копытом в лоб от коровы.

— Если ты еще раз скажешь «корова», то получишь в лоб от меня!

Дальнейшие уговоры не принесли результата. Как Фаулер ни пытался, он не смог отговорить друга. Попытка призвать на помощь Николаса также оказалась тщетной. Сэмюель Рафф твердо решил вернуться в Норидж.

Николас наблюдал за ними. Немолодые актеры, избравшие для себя музу, которая относилась к своим служителям с черствым равнодушием. Оба на протяжении долгих лет пытались соответствовать завышенным требованиям, и вот один из них выброшен на свалку. Отрезвляющее зрелище. Живость Уилла Фаулера резко контрастировала с тихим отчаянием Раффа. Два друга словно олицетворяли саму суть театра — смешение противоположностей, смертельная схватка любви и ненависти.

Николас заметил еще кое-что, что заставляло пожалеть друга. Уилл Фаулер с таким нетерпением ждал встречи с Сэмюелем Раффом, а в итоге оказался разочарован. Тот Сэмюель, которого Фаулер знал в лучшие времена, перестал существовать. Осталась лишь бледная тень старого друга, оболочка настоящего Сэмюеля Раффа. Актер, некогда разделявший святую веру Уилла в театр, стал еретиком. Это больно задело Фаулера, и Николас сочувствовал ему.

— Неужели ничто не может заставить тебя передумать? — взмолился Фаулер.

— Нет, Уилл.

Они допили эль, и Николас направился к стойке, чтобы расплатиться. В таверне стало еще шумнее, и в воздух, и без того спертый, влилось еще с десяток едких запахов. Парочки буквально ощупью поднимались наверх, чтобы предаться плотским утехам, игроки в кости отпускали колкости в адрес друг друга, а старый моряк, раскачиваясь, как грот-мачта во время шторма, пытался исполнить балладу о победе над Армадой. Лаяла собака, кого-то тошнило в камин.

Николас радовался, когда они покидали это злачное место. Он предчувствовал неприятности. Таверна напоминала пороховницу, готовую в любой момент взорваться. Николас умел постоять за себя в драке, но сам обычно избегал конфликтов; однако его волновал Фаулер, который частенько лез на рожон. Приятель и в веселом расположении духа доставлял массу неприятностей, а уж в подавленном настроении мог натворить чего угодно.

Доказательства этому не заставили себя ждать.

— Уберите руки, сэр!

— Будете еще распускать язык?

— Нет, сразу проломлю вам череп!

— Я тебя сейчас пополам разрублю!

— Не подходи!

— Получай!

Уилла Фаулера вызывал на бой высокий рыжебородый громила с мечом в руке. Актер спрыгнул со скамьи и тоже схватился за эфес. Посетители тут же освободили центр зала, сдвинули столы. Противники закружили на освободившемся пятачке. Николас не успел и шелохнуться, как Сэмюель попытался примирить стороны:

— Положи шпагу, Уилл, — заклинал он.

— Не лезь, Сэм.

— Нет причин для ссоры!

— Я намерен пролить чью-то кровь.

Рафф резко повернулся к незнакомцу. Безоружный, но бесстрашный, он вклинился между противниками и раскинул руки, чтобы загородить собой друга.

— Давайте все обсудим за пинтой эля, сэр!

Но незнакомца его слова не остановили. Здоровяк заметил, что неприятель утратил бдительность, и не преминул воспользоваться этим. Его меч просвистел мимо руки Раффа и вонзился прямо в живот Фаулера. Битве конец.

— Уилл! — закричал Николас, бросаясь к другу.

— Я… я убью его… — прохрипел Фаулер.

Уронив шпагу, он сделал несколько нетвердых шагов и рухнул на пол. Николас подхватил Уилла, ужасаясь, с какой скоростью разворачиваются события. Хозяйка таверны заорала во все горло, картежники завопили, старый матрос заревел белугой, собака заливалась лаем. В суматохе незнакомец выскочил за дверь и скрылся.

Все обступили раненого актера.

— Отойдите! — велел Николас. — Ему нужен воздух!

— Что произошло? — пробормотал Фаулер слабым голосом.

— Это моя вина, — признался Рафф. Терзаемый угрызениями совести, он опустился на колени подле друга. — Я пытался остановить его, но он нанес удар под моей рукой.

— Черт! — простонал Фаулер.

Хозяйка протиснулась сквозь толпу. В таверне часто происходили потасовки, но обычно дерущиеся ограничивались кулаками, а не хватались за мечи.

— Отнесите его к врачу! — велела она.

— Его нельзя трогать, — возразил Николас, изо всех сил пытавшийся остановить кровотечение. — Приведите доктора сюда! Да скорее же!

Хозяйка отдала приказ мальчишке-слуге. Николас по-прежнему обнимал друга, с трудом сдерживая дрожь. Уилл Фаулер был таким крепким и энергичным, а сейчас жизнь стремительно покидала его тело в грязном притоне Бэнксайда.

— Кто это был? Я хочу знать, — прошептал Фаулер, в последний раз проявляя твердость духа.

Он обвел взглядом присутствующих, но никто не мог дать ему ответа.

Николаса охватили злоба и печаль. Только сейчас, теряя Уилла, он осознал, как много значила их дружба. Ему будет очень не хватать его теплоты и взрывного темперамента. Николас еще крепче обнял друга, тщась отвоевать его у смерти, хотя и понимал, что все бесполезно…

Сэмюель Рафф обливался слезами, мучаясь мыслью, что виноват в случившемся, и без конца шептал извинения, склонившись над распростертым телом. Николас увидел неподдельный ужас на его лице и только тут заметил, что рукав Раффа пропитан кровью. Меч рыжебородого задел его, прежде чем нанести смертельный удар Фаулеру.

Умирающий собрал остатки сил и прошептал:

— Ник…

— Я здесь, Уилл.

— Найди его… прошу… найди этого негодяя…

Он схватился за живот, скорчившись от боли, волной прокатившейся по всему телу, потом обмяк. Последний вздох слетел с губ. Врач Уиллу Фаулеру был уже не нужен.

Сэмюель Рафф спрятал лицо в ладонях. Николас почувствовал, как и у него слезы подступают к глазам, но его печаль граничила с холодной яростью. Неизвестный убийца зарезал его лучшего друга. Уилл Фаулер перед смертью просил найти преступника, и Николас решил во что бы то ни стало исполнить его последнюю волю.

— Я найду его, Уилл, — поклялся он.

Глава 3

В Бэнксайде располагались не только бордели, игорные притоны, таверны и всякого рода забегаловки. На эту оживленную часть Саутуарка не распространялась юрисдикция Сити, и поэтому здесь имелись свои площадки для петушиных боев, травли медведей и быков[14], привлекающие толпы посетителей. С ними соседствовали лавки, мастерские и весьма респектабельные жилища. По большей части район окружали пристани и склады, а через реку открывался чудесный вид на собор святого Павла и Сити.

Анна Хендрик жила в Бэнксайде уже много лет и знала лабиринты здешних улочек, как свои пять пальцев. Урожденная англичанка, она вышла замуж за Якоба Хендрика еще совсем юной девушкой. Якоб, один из многих голландских иммигрантов, наводнивших Лондон, и хороший шляпный мастер, вовремя понял, что гильдии Сити не намерены пускать его и таких, как он, в свое закрытое братство. Чтобы заработать на жизнь, Якобу пришлось обосноваться за пределами Сити, и он выбрал Саутуарк. Усердие и желание прижиться в Лондоне помогли ему преуспеть. Когда он умер после пятнадцати лет счастливого брака, то оставил вдове хороший дом, процветающую мастерскую и небольшое состояние.

Многие женщины переехали бы на новое место или снова вышли замуж, но Анна Хендрик дорожила домом и воспоминаниями, связанными с ним. Детей у нее не было, она чувствовала себя несколько одиноко и поэтому решила взять жильца. Но очень скоро он перестал быть просто постояльцем.

— Это ты, Николас? Так поздно…