Джеймс Риз - Досье Дракулы Страница 70

Взгляд Кейна заметался между мною и Эбберлайном.

— Я… я… — начал было он.

— Томми, — с жалостью сказал я. — Инспектор слишком занят, чтобы остаться, но вот я не отказался бы от чашки чаю. Не будешь ли так добр?..

И я указал подбородком в направлении кухни.

— Ни жены, — заметил Эбберлайн, — ни даже горничной?

Я дал ему волю предполагать и домысливать все, что ему заблагорассудится, и, едва Кейн оказался вне пределов слышимости, сказал:

— Инспектор, если вы позволите… Да, мистер Кейн был связан с американцем и хотел бы скрыть это не столько от закона в вашем лице, сколько от своей жены. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Ну да, — буркнул он.

Можем ли мы в таком случае заключить следующее джентльменское соглашение: вы оставляете факт этого знакомства без внимания, а взамен мы, мистер Кейн и я, проинформируем вас, если или, точнее сказать, когда снова услышим о Тамблти? У меня есть основания полагать, что это может случиться.

Я говорил это вполне серьезно. Мы трое, неудачливые Чада Света, пришли к согласию в том, что не можем продолжать действовать сами по себе, но нам по-прежнему требовалось время, чтобы поймать Тамблти в ловушку, заманив его поближе к Ярду, и добиться от него гарантий безопасности Кейна. Нам также требовалось время, чтобы иметь возможность манипулировать правдой: ведь окажись наша история в ее нынешнем виде известна кому-нибудь, кому угодно, это повлекло бы за собой бесчисленные унижения для нас со Сперанцей и погибель для Кейна.

— «Снова», мистер Стокер? Вы сказали: «Услышим о нем снова»! Предупреждаю вас, сэр: не становитесь между мной и правосудием!

И с этой угрозой, закрепив нашу сделку рукопожатием, инспектор Эбберлайн отбыл.

Бедняга Кейн. Я слышу звяканье чайной посуды: похоже, он действительно занялся приготовлением чая. И вот наконец пришел.

Дневник Брэма Стокера

Понедельник, 8 октября 1888 года, около полуночи

Уверен, нужен другой язык, чтобы описать свидание с самим дьяволом, но из нас двоих только Тамблти посещал Шоломанче, где учат таким вещам.[223]

Однако я знаю только английский, так что придется обойтись им.

Сегодня мы втроем идем на похороны Кэтрин Эддоуз, как два дня назад ходили на похороны миссис Страйд, Элизабет Страйд. Конечно, не для того, чтобы Сперанца причитала по покойной. Этот урок мы усвоили. Нет, мы собрались оплакать две жизни, нелегкие и ужасно оборвавшиеся из-за нашей…

Нет, не стану продолжать. Я просто веду хронику.

Миссис Страйд упокоилась на кладбище для бедняков Восточного Лондона в прошлую субботу, 6-го числа. Миссис Эддоуз отправлялась в последний путь сегодня, и это, казалось, стало событием государственного значения. Да так оно в известном смысле и было: когда Кейн осторожно поинтересовался, не может ли он оказать посильную материальную помощь, ему объяснили, что все расходы по похоронам взяли на себя некие церковные и городские власти. Это можно понять: ведь ВЕСЬ МИР говорит о Джеке Потрошителе.

В 1.30 пополудни, точно, как и было объявлено, кортеж выехал из морга на Голден-лейн. За открытым катафалком вплотную следовала траурная карета с близкими покойной, так аккуратно одетыми, что создавалось впечатление, будто они экипированы «Черным Питером Робинсоном».[224]

Замыкал кортеж экипаж с представителями национальной и интернациональной прессы.

Но в то время как состоятельные жители Лондона использовали эту самую прессу, чтобы продемонстрировать свое сострадание, заваливая редакции письмами, призывавшими к действиям, начиная от скромных социальных реформ и вплоть до полного уничтожения этого вороньего гнезда под названием Уайтчепел, простые горожане явились почтить память миссис Эддоуз лично. Стайки замарашек, в иных из которых угадывались «вороны» из упомянутого выше «гнезда», шли позади кортежа, держа на руках младенцев, а дети постарше шли рядом, цепляясь за их юбки, метущие мостовые.

Вдоль Голден-лейн люди выстроились в пять рядов, не было ни одного окна, за которым не виднелось бы лицо. Некоторые взбирались на крыши, чтобы увидеть все сверху, но даже они сняли шляпы при прохождении траурной процессии по Олд-стрит, Грейт-Истерн-стрит и Коммершиал-стрит. Когда она свернула на Уайтчепел-Хай-стрит, там уже поджидала новая толпа. Демонстрация сочувствия перед церковью Святой Марии выглядела еще более искренней: даже самые грубые с виду простолюдины при виде гроба снимали головные уборы и склоняли головы.

Миссис Эддоуз добралась до места своего упокоения на лондонском городском кладбище в Илфорде не ранее 3.30. Мы прибыли туда с небольшим опозданием, ибо леди Уайльд передвигается немного медленнее локомотива, а однажды, когда она споткнулась, натолкнувшись на какое-то препятствие, руку ей предложил не кто иной, как человек из Ярда. Они шли буквально по пятам за нами, а узнать их было нетрудно по котелкам и башмакам на толстой подошве. И все это время, пока сыщики следили за нами, мы, в свою очередь, высматривали Тамблти.

В надлежащее время мы присоединились ко многим скорбевшим у края могилы, попрощавшись с миссис Эддоуз и принеся ей наши извинения.

Прежде чем отбыть с кладбища поодиночке, стряхнув таким образом с хвоста соглядатаев из Ярда, мы договорились встретиться втроем в Ковент-Гардене, а оттуда, убедившись, что избавились от слежки, отправиться в «Скунс и Трубу», заведение, пахнущее, вопреки названию, вовсе не дурно. На все про все у нас ушла пара часов. Мне пришлось стряхнуть два хвоста, Кейну — один, Сперанце — ни одного, но в конце концов мы воссоединились.

В углу «Скунса», сидя посреди папоротников, низко висящих ламп и панелей из матового стекла — всего сулившего если не приватность как таковую, то обещание приватности, — мы говорили шепотом: «Что же делать дальше?» Нужно ли сейчас, чтобы Торнли приехал в Лондон? Ибо мы, все трое, согласились на том, что впали в какое-то нервное оцепенение, в результате чего наш Джек, наш Наглый Джеки, этот выскочка, заполучил все козырные карты в руки. Может быть, Торнли, четвертый из Чад Света, мог бы…

Они пришли одновременно: я услышал его зов «Сто-кер, Сто-кер» в тот же самый миг, когда возле нашего стола появился краснощекий мальчуган не старше Ноэля.

— В чем дело, дитя? — спросила леди Уайльд, встревоженная тем, как изменилось выражение моего лица. — Говори!

Мальчик, однако, говорил с трудом, запинаясь:

— Там, этот… мужчина… Он…

Кейн усадил мальчика и успокоил его с помощью монетки, хотя, возможно, дрожь и волнение были разыграны, чтобы ее выманить. Тем не менее разговор состоялся.

— Я… вообще-то не поклялся бы, что это точно был мужчина. Но он стоял там…

Когда мальчонка указал грязным пальцем на ближайшее окно, Кейн, подскочив, расплескал мое пиво, однако никаких признаков Тамблти на улице, где уже сгущались сумерки, не обнаружилось.

— Когда я, стало быть, проходил мимо него, — продолжил мальчик, — он окликнул меня шепотом, ну, таким голосом, будто два камня трутся один о другой. «Смотри туда» — это, стало быть, чтобы я на вас посмотрел. «Ступай к ним и скажи, чтобы мужчина тот, высокий, — встретился со мной в Сент-Джеймсе».

— Во дворце? — спросил Кейн.

— В парке, сэр, — ответил мальчишка. — По правде, так у меня насчет него все в голове путается, но это я точно запомнил — Сент-Джеймс-парк.

— Когда? — спросила леди Уайльд.

— Он сказал, это неважно, мэм, — ответил парнишка. — Он, это… велел передать, что, стало быть, за всем наблюдает и будет знать, когда вы покажетесь… Ох, и нагнал же он на меня страху, жуть, да и только!

— А как он выглядел, сынок? — не мог не спросить я. — Помнишь?

— Оно, конечно, чудно, сэр, но нет, не помню. — Хоть и видел его пару минут назад.

— Ничего, сынок, все в порядке, — сказал я, и, встав, потрепал его по шапчонке.

И еще, сэр, добавил мальчуган, — он сказал: «Передай ему, чтобы держался деревьев».

Мы вмиг очутились на улице, но, куда бы ни смотрели, Тамблти и след простыл. Не слышно было и зова. Зато, заглянув в окно, я увидел мальчика, сидевшего за нашим столом и допивавшего то, что осталось после нас.

Тамблти призвал меня, и только меня. Я понимал, хотя и был испуган, что это к лучшему. Кейн идти не мог, просто не мог, несмотря на все уверения в противоположном, ибо сейчас он был взведен туже, чем пружина часов с недельным заводом. Не могла, разумеется, и Сперанца. Поэтому я настоял, чтобы Кейн сопроводил леди Уайльд домой в коляске, таким образом отпустив моего друга и одновременно пристроив его к делу. Мы договорились, что, если я не свяжусь ни с кем из них до полуночи, они поспешат к Эбберлайну и все ему выложат. Когда мы прощались, Кейн сунул свой револьвер с перламутровой рукояткой мне в карман.