Клод Изнер - Полночь в Часовом тупике Страница 8

— В тупике, в темном уголке, убили мужчину. Комиссар полиции XVIII округа сразу предупредил меня. Если информация о его личности будет предана огласке, пресса не упустит возможность проехаться на мой счет. Мое имя смешают с грязью, семейные дела покойного батюшки (Господи, храни его душу) и моей матушки, которая уединилась в Гапе, будут обсуждать на каждом углу, ее станут чернить продажные писаки, бумагомаратели! А моя карьера… Я с одной стороны не имею права вмешаться лично, но и оставить это подлое деяние безнаказанным не могу: убитый человек был моим сводным братом. К счастью, мы носим разные фамилии.

— А как вы узнали, что это ваш сводный брат?

— В его бумажнике лежало письмо, адресованное Роберу Доманси, улица Ришелье, дом 3. Доманси — фамилия его матери. Вот, прочтите:

Робер, сахарный мой!

Жаль, ничего не скажешь! Мы могли бы составить отличную пару и вместе покорить подмостки «Комеди-Франсез». Что поделать, тогда останемся друзьями, да? Я на тебя не обижаюсь, жизнь предлагает всевозможные варианты таким выдающимся личностям, как мы с тобой.

— Выдающиеся личности, я вас умоляю, — усмехнулся Вальми. — Я ходил в морг опознавать труп, — продолжал он свой рассказ. — Хотя мы уже несколько лет не виделись, сомнений нет — это он, мой сводный брат. Сказать, что я испытывал к нему сердечную привязанность, было бы преувеличением, однако я с горечью думаю, как несправедлива к нему судьба: лежал с перерезанным горлом, а вокруг тела валялся весь этот мусор, какой-то плюшевый крокодил, пакетик с зернами…

— Знаю, с пшеничными. Мне Жозеф зачитывал статью.

— У мсье Пиньо поразительный нюх, он упускает свое призвание, в полиции его ждут с распростертыми объятиями.

— Этот Робер Доманси — актер?

Огюстен Вальми тяжко вздохнул.

— Отец мой был развратником. Мне было девять лет, когда он соблазнил Манон, молодую служанку в таверне возле нашего дома. Когда она обрюхатела, отец избавился от нее, дав ей денег и отправив куда-нибудь подальше. Она вернулась в свою семью, жили они где-то в глубинке, в Гаре. Там и родился Робер. Проказник-папаша, наградивший меня братиком — по счастью, пока неизвестным, постепенно привязался к мальчику, которого редко видел, но продолжал переписываться с тех самых пор, пока малыш научился складывать на бумаге два слова. На смертном одре он наказал мне присматривать за ним. Это моральное обязательство не вызвало у меня энтузиазма, но я послушно исполнял отцовскую просьбу, сведя ее, впрочем, к регулярным денежным переводам и полезным советам, на которые этот шалопай не обращал никакого внимания. В один прекрасный день он предупредил меня, что собирается приехать в Париж с твердым намерением покорить сцену. Поступил в Консерваторию. Во время каникул подвизался в бульварных театрах. Он, в общем, был близок к тому, чтобы добиться успеха, его взяли в «Комеди-Франсез». И вот он убит…

Виктор допил свой коктейль.

— Очень жаль, я сочувствую вашей беде, но…

— Вы нужны мне. Полицейский, которому поручено это дело, не обладает и малой толикой вашей проницательности. Судя по всему, какой-то изощренный ум решил обставить символами свое преступление. Кто знает, не последует ли за этим еще одно убийство?

Вновь такое знакомое искушение зашевелилось в душе Виктора. И вот ирония судьбы — его закадычный враг, главный комиссар, который вечно старался ему помешать в расследованиях и изводил своими нападками, теперь пытается заставить таскать для него каштаны из огня!

— Исключено. Я не могу подвергать опасности Таша и Алису. А Кэндзи и Айрис меня со свету сживут своими упреками.

— Но Жозеф Пиньо уже гарцует от нетерпения! Вы будете действовать незаметно, под моим тайным прикрытием. Никто не заподозрит, что вы занимаетесь этим делом. Я буду снабжать вас всей информацией, которую смогут накопать мои сотрудники, а вы мне в ответ будете оказывать бесценное содействие. Хватайте удачу за хвост, даю вам свое разрешение!

Виктор задумчиво водил пальцем по краешку стакана. Привычка к размеренному существованию пригасила его охотничий инстинкт, с годами поубавилось авантюризма. Он так гордился, что удалось обуздать его, неужели он признает, что потерпел фиаско?

— Ваше молчание — знак согласия, Легри? — поинтересовался Огюстен Вальми.

Виктор едва заметно кивнул головой. Да, полное фиаско. А сердце уже радостно затрепетало.

— В первую очередь необходимо срочно отправиться в «Комеди-Франсез», чтобы допросить с помощью ваших деликатных методов эту таинственную Шарлину. Смотрите, я уже написал для вас рекомендательное письмо, которое позволит вам проникнуть в любой уголок театра.

— Свобода, о как ты прекрасна, свобода… — вполголоса пропел Виктор.

— Ох! Вот что я вам скажу… Это всего лишь версия. След может привести куда угодно. Знаете, например, что мой сводный брат играл на бегах? Вот что нашли у него в кармане.

Он протянул Виктору бумажку, на которой было написано:

Оплатить услуги «советчика» за октябрьский выигрыш в Лоншане. РДВ Бистро на Холме.

— Попробуйте проследить эту ниточку. Мой братишка, может, отказался вознаградить этого торговца секретами, и тот разозлился. У вас полная свобода действий.

— Договорились. Когда хищник выслеживает жертву, он идет на север, а смотрит на юг.

— Шекспир?

— Нет, Кэндзи Мори.

— Хотите сделать из меня козла отпущения? Если мы будем следовать его указаниям, упремся рогами в стену!

— Думаю, не стоит отказываться от этой идеи. Сейчас у нас особенная ситуация. Мы сейчас единомышленники, поэтому не вставляем друг другу палки в колеса.

— А отказ будет для него оскорбителен.

Такой разговор между Виктором и Жозефом состоялся в «Потерянном времени» (им удалось незаметно скрыться с рабочего места). Каждый пытался утаить от другого свое возбуждение. Жозеф тайно наслаждался возможностью заняться этой историей, взорвавшей все газетные хроники. И мысль, что комиссар Вальми будет у него в должниках, тоже окрыляла. Да и Виктор вдруг почувствовал себя помолодевшим на десять лет.

Игра состояла в том, чтобы не выдать другому свою радость, поэтому Жозеф заставил долго себя упрашивать и не сразу согласился помочь зятю.

— А как мы это технически осуществим? — спросил он, прихлебывая свой напиток.

— Я сейчас отправлюсь в «Комеди-Франсез», а вы меня прикроете перед Кэндзи. А вам, если меня не подводит память, нужно было съездить в библиотеку на бульвар Рошшуар. Кто знает, может удастся накопать что-нибудь ценное.

— Вы считаете нашего шефа идиотом? Он сразу заподозрит неладное, узнав про бульвар Рошшуар, он ведь тоже читал ту газету.

— Умение скрывать — королевское искусство, как-нибудь вывернетесь. Если вы поведете себя осмотрительно, ни наши жены, ни Кэндзи не заметят наших маневров. На этот раз нам придется превзойти самих себя: сдержанность и рот на замке.

— Да. Мечтать не вредно.

Дождь поливал мостовую, когда Виктор пришел в «Комеди-Франсез». Он снял свой дождевик, оставил велосипед заботам доброго разносчика вина, который при этом налил ему кружечку грога, и спрятался под греческой коллонадой, окружавшей театр. Он смотрел, как дождь стучит по лужам, смотрел на мокрую листву деревьев в саду Пале-Рояль, на зонтики прохожих и думал: «Что же я тут делаю?

Вечно мне на месте не сидится. Может, у меня не в порядке нервы? Почему я не могу полностью раскрыться в обычной жизни? У меня прекрасная семья, интересная работа, я влюблен в свою жену, как в первые дни знакомства, обожаю свою дочь — я счастливый человек, и все же мне вечно надо свернуть с протоптанной тропки. У меня создается впечатление, что мой путь — санный спуск, по которому я скольжу с каждым годом все быстрее. И есть только один способ остановить этот стремительный спуск — нарушить монотонную повседневность».

Ему нужно было помочь Кэндзи в магазине, но невозможно было противиться зову дороги. Расследование — пауза в повседневных делах, возвращение в детство, наполненное пиратами, сокровищами, бандитами, законниками.

«Мне не хватает зрелости, поэтому мне не светит стремительная карьера. Все, что мне остается — в ожидании старости, которая совсем лишит меня энтузиазма, я развлекаюсь. Думаю, что Жозеф настроен примерно так же».

Он подошел к билетной кассе, полюбовался на цены, выбрал ложу бенуара (цена показалась ему заоблачной).

— Если вам на «Фру-Фру», на любое представление остались только сидячие места на галерке по два франка, — кислым голосом предупредила его кассирша.

— В таком случае я не попадаю на спектакль. Ну, раз так, можно мне хотя бы осмотреть зал?

Он достал письмо, под которым стояла подпись главного комиссара Огюстена Вальми.