Игорь Шприц - Синий конверт Страница 8

— Сашка, проснись! Выпей и снова ложись!

Что самое удивительное, Франк так и поступил! Но только уснуть ему Путиловский не позволил, задав простой вопрос:

— Что ты здесь делаешь?

— Сплю, — резонно ответил еще не вполне проснувшийся Франк.

— А почему здесь? Почему не в постели? Ты что, поссорился с Кларой?

Клара имела честь быть женой этого чудовищного профессора, способного в одиночку извести винный погреб любого размера. Но только чужой. Поэтому Путиловский сразу налил и себе тоже, чтобы хоть как-то отметить утрату ведущих мужских позиций в своем собственном доме.

— Я пришел сообщить тебе государственную тайну, — нервно оглянувшись, почему-то шепотом произнес Франк.

— Ты уверен, что мне нужно знать эту государственную тайну? — таким же заговорщицким шепотом ответствовал Путиловский. — Кто много знает, тот долго не живет!

— Я не шучу, — хриплым голосом ответил Франк и прокашлялся. — Речь идет об убийстве высокопоставленного чиновника.

— Его убили? Тогда при чем здесь я? — Путиловский после сегодняшних событий был хладнокровен в прямом смысле слова: хладно относился к крови.

— Нет. Он жив. Но его собираются убить.

— Перестань говорить намеками. Кого и кто собирается? Кто информатор?

Франк еще раз оглянулся, налил себе — о друге позабыл! — рюмку коньяка и обрел дар речи.

— Завтра информатор сам все скажет тебе. И опрокинул рюмку с такой быстротой, точно убийство уже произошло.

Путиловский достал из кармана «Обращение к революционной молодежи» и уставился на фразу с похожей угрозой. Слишком много совпадений в один день. Подошел к столу, заглянул в свою личную картотеку, хотя помнил ее наизусть. «Эс… эс… да где же она? Вот… Сипягин!»

ДОСЬЕ. СИПЯГИН ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВИЧ

1853 года рождения. Закончил юридический факультет Петербургского университета. Предводитель дворянства, вице-губернатор, губернатор Московской губернии.

Заведующий канцелярией по приему прошений на Высочайшее имя. С 1900 года — министр внутренних дел Российской империи.

Идейный консерватор, предан идее неограниченной власти.

На пороге кабинета внезапно возникла радостная Лейда Карловна:

— Он саснул!

— Я проснулся, — обиделся Франк.

— При тем сдесь вы? — безнадежно махнула рукой Лейда Карловна. — Коттик саснул! Этто такая плаготать! И мурлыккает!

Аналогичная, но независимая от описываемых выше событий ситуация наблюдалась неподалеку от дома Путиловского. Человек, от взмаха руки которого менялись судьбы миллионов подданных Российской империи, готов был замурлыкать от счастья и простой животной радости, оттого, что его заметили, пригрели и приласкали.

Министр внутренних дел Российской империи, дородный и видный собой мужчина Сипягин Дмитрий Сергеевич был гол, как новорожденный ребенок. Но его наготу скрывала темнота опочивальни и вдобавок к ней нежное пуховое одеяло небесно-голубого цвета. К чести Дмитрия Сергеевича следует добавить, что то же самое одеяло скрывало под собой еще одно нагое существо, но противоположного пола — французскую подданную Софи Жерар-Марон, двадцати шести лет от роду, девицу.

Как могло случиться, что ярый консерватор и славянофил высшей православной пробы разделил ложе и оказался под одним одеялом с представительницей иного государства, иной конфессии и иных, кардинально противоположных взглядов на взаимоотношения между полами? Ответ был прост, как сама жизнь: мадемуазель Софи была божественно хороша собой.

К концу девятнадцатого века Франция превратилась в довольно-таки мощную промышленную державу, поставлявшую во все страны мира вино, сыры и женщин. Некоторые экономисты предпочитали иной порядок: женщины, сыры и вино. Но это был совершенно неверный взгляд на существо проблемы, ибо любому ясно, что вначале пьют вино, затем закусывают его сыром и лишь потом думают о женщинах.

Именно в таком порядке и совратился славянофил Дмитрий Сергеевич, причем началось это совращение вполне невинно — с шампанского. Ранее Сипягин при приступах жажды требовал русского кваса с изюмом. Но как-то раз ему по ошибке ли, по незнанию ли подали холодного шампанского. Разница во вкусе настолько поразила жаждущего, что с того дня квасу было отказано в приеме. А в собственные погреба была загружена изрядная доля шампанского «Вдова Клико».

Следующим совратителем явился сыр рокфор. Его сине-зеленые прожилки и острый запах противны сердцу каждого истинно русского патриота. Ибо, как заметил один из виднейших славянофилов Собакевич: «Ты мне лягушку хоть сахаром обсыпь, все равно я ее есть не стану!» Но Собакевич не пил шампанского, посему и устоял и даже вошел в классическую литературу. А организм Сипягина уже был подорван благородной продукцией виноделов Шампани.

Эти французы во всем такие: делают тебе одолжение, какой-нибудь пустяк втюхивают вроде духов или одеколона — и все, пропал человек, как Андрий Бульба пропал для всего казачества от одной-единственной полячки. И не помогли ему ляхи.

Поэтому, как только Дмитрий Сергеевич поддался и вкусил рокфора, остальное стало неизбежным. И когда его супруга, урожденная княжна Вяземская, выписала из Парижа гувернантку для двух очаровательных дочурок — чтобы знали французский из первых уст, падение министра было предопределено высшими силами. Даже высшие силы оказались бессильны против чар мадемуазель Софи.

Она была сама жизнь: черноглазая, темноволосая, с зелеными глазами, всегда веселая и смеющаяся. Родители ее были простыми людьми, обремененными шестью детьми, среди которых Софи была старшей. На хорошее приданое рассчитывать не приходилось, значит, она не могла достойно выйти замуж. Почему-то местные мужчины более всего обращали внимание не на красоту, а на кошелек потенциальной невесты. А поскольку единственной добродетелью Софи было знание французского, оставалось одно — ехать в далекую Россию, где бедных маленьких французских девушек отдавали на съедение голодным русским медведям.

Такого медведя и подстрелила своими зелеными глазами Софи. Министр, впервые увидев новую гувернантку, немедленно ушел к себе в кабинет якобы поработать, а на самом деле упал в кресло, уставился на стену, на которой, кроме темно-зеленых обоев, ничего не было нарисовано, и просидел таким макаром часа три.

Ему безумно хотелось видеть гувернантку еще и еще. И не только видеть, но и обнимать, целовать… Мечтать о большем не позволяло суровое воспитание и понимание неотложных задач, стоящих перед Министерством внутренних дел. К тому же государь строго смотрел с портрета, словно вопрошая: что было сделано за истекший день на благо государства российского?

Конечно же, Софи была умная женщина и поняла все с первого взгляда. Ей не хотелось доставлять горя ни жене министра, ни его прелестным дочуркам. Да и жалованье было хорошим. Так что она проходила мимо министра, скромно потупив глаза, отчего добавляла горючего в разгоравшийся костер страстей.

Если славянофил кого невзлюбит, то это всерьез и надолго. Но если кого полюбит — это еще серьезней.

Министр полюбил, и полюбил, судя по внутреннему ощущению, первый раз в жизни. И когда Софи поняла, что это действительно любовь, — а его глаза говорили об этом яснее всяких слов, — она задумалась. И мудро решила отказаться от места. Она подыскала себе семью, где хозяин однозначно любил только водку, пиво и цыган, и заявила об уходе загодя, как и предусматривалось контрактом, — за месяц.

Девочки плакали, мамаша недоумевала, но Софи была непреклонна. Сопоставив некоторые факты и настроение своего мужа за последние месяцы, супруга Сипягина, перекрестившись, отпустила француженку и зареклась брать молодых и красивых. Но было поздно…

Ибо сказано в Притчах Соломоновых, глава тридцатая: «Три вещи непостижимы для меня, и четырех я не понимаю: пути орла на небе, пути змея на скале, пути корабля среди моря и пути мужчины к девице…»

В этой ситуации, где сам Соломон сломал бы себе шею, Дмитрий Сергеевич показал себя молодцом и выиграл гонки с финишем в квартире девицы Жерар-Марон у трех соперников — змея, орла и парусника. Он тайком, через верного слугу снял эту квартиру на вымышленное имя, все сделал тщательно и незаметно, в душе дивясь своей прыти и храбрости.

Если бы обо всем прознала благоверная министра, шуму было бы на всю империю. Но Бог хранит дураков, пьяных и влюбленных. И посему в эту ночь новоиспеченная парочка напилась допьяна шампанского, дурачилась и любила друг друга с удивительным жаром, каковой был естествен для молодой Софи, но совершенно удивителен для не первой свежести министра. Честь ему и хвала.

Камин разгорелся, и оттого в спальне стало довольно жарко. Обнаженная Софи подошла к окну и распахнула тяжелые шторы. Темно-серая петербургская ночь царила за окном, а в проеме окна царила Софи. Ее силуэт был четко виден на фоне серых облаков, подсвеченных снизу новомодным электросветом. Душа министра в очередной раз наполнилась восторгом и благоговением перед творением далеких французских мастеров, ждущих дочь в Париже.