Дмитрий Дивеевский - Дровосек Страница 9

– И какое же? Эйзенхауэр смотрел на Збигнева с неподдельным интересом. Четкость мышления и рафинированный цинизм выдавали в этом молодом человеке незаурядный ум.

– Сегодня американскую внешнюю политику во многом определяют военные промышленники и ряд картелей, торгующих на международной арене. Они делают там все, что хотят. Взять только одного мерзавца Трухильо, чтобы понять, как безрассудны сейчас наши действия за рубежом. Поверьте, если в правящей элите не будет наведен порядок, если она не будет подчиняться Белому дому, нас ждет достойное сожаления будущее и уж никак не империя. Это второй императив сегодняшнего дня. Необходимо в демократическом хаосе навести порядок, подчинить дисциплине эгоистические порывы монополий, дисциплинировать газеты, привести в порядок моральное здоровье элиты. Создание по-настоящему консолидированного правящего класса, который в целях самосохранения научится приглушать внутренние противоречия, является насущной задачей.

– Блестящая идея! – саркастически воскликнул Эйзенхауэр. – Научите меня скорее, молодой человек, как остановить военно-промышленный комплекс, который уже скупил Конгресс и протаскивает через этот орган любые законы, какие ему только заблагорассудятся?

– Здесь нет никакого другого разговора, как разговор о компромиссе, – как бы не замечая сарказма, ответил Жабиньский. – Поиск взаимопонимания с военно-промышленным комплексом – одна из самых трудных задач. Но решать ее надо. Это по силам вашей администрации, потому что речь идет не о сокращении прибылей ВПК, а о плановом и организованном процессе управления его деятельностью. ВПК не надо бояться, его надо умело направлять. Если мы хотим, чтобы влияние американских ценностей распространялось по миру, нам неизбежно придется вести горячие войны с коммунистами в «третьем мире». А если так, то ВПК должен заранее знать, к чему ему надо готовиться, потому что войны в различных условиях потребуют и специфических вооружений. Если вы переведете его на долгосрочный план государственных заказов на вооружения, он станет лизать вам руки. Вот на этой основе с ними можно вести разумный разговор. И надо раз и навсегда договориться о том, чтобы военные корпорации не занимались контрабандой оружия без санкции администрации, потому что таким образом они оснащают наших потенциальных врагов.

– Вы так уверенно говорите о грядущих войнах, Збигнев, как будто это уже решенное дело. А Америка, между прочим, еще не опомнилась от неудачи в Корее. Не думаю, что наше общество поддержит новые подобные приключения далеко за пределами континента.

– Мистер президент, я вынужден глядеть на мировую карту глазами историка и политолога. Войны сопровождают развитие человечества постоянно. И не было пока никаких признаков того, что этот процесс прекратится. Конечно, шокированная фашизмом Европа до поры до времени притихнет. Но остальные части мира продолжат драку все в том же духе. Если США в этой драке участия не примут, то они окажутся через какое-то время в красной осаде. Выбора у нас, в общем-то, нет. Конечно, приятнее вести войну чужими руками, только это не всегда получается. Поэтому, я думаю, что когда Вьетнаму и Камбодже станет совсем плохо, то на выручку поспешат американские Джи Ай. А кто же еще? Повторяю, второй императив политики – это осознание жесткой военной линии на внешней арене и приведение наших военных промышленников к осознанию ответственности в этих самых делах.

– Что ж, очень интересно. С такой откровенной прямотой мне подобные идеи еще никто не излагал. А что же еще у вас в запасе?

– Есть еще одно немаловажное соображение, мистер президент. Оно касается «холодной войны» против Советов. На мой взгляд, эта война ведется крайне неуклюжими и примитивными методами. В пропагандистской кампании против красных, развернутой в эфире, не учитываются некоторые очень важные особенности советского общества.

– Какие именно?

– Видите ли, СССР является идеократическим государством, которое основано на общественном согласии по нескольким главным идеям. Какие это идеи? Вот они:

идея справедливости,

идея братства народов,

идея всеобщего равенства,

идея необходимости выстоять в противостоянии с Западом.

Другими словами, коммунистам удалось сплотить подавляющую часть общества. Они монолитны, и наша пропаганда извне ничего с ними не сделает. Единственный способ ослабить этот общественный строй – начать подрыв согласия изнутри. Необходима «пятая колонна» внутри советского общества.

– Не забывайте, мой друг, что это общество стерилизовано, очищено от внутренних врагов. Завести в нем «пятую колонну», видимо, не удастся.

– Я не могу с этим согласиться. Власть КПСС тоталитарна, негибка, жестока. У нее, без всякого сомнения, есть внутренние противники. Надо их выявлять и работать с ними адресно. Не жалеть на них денег. Вот и потечет этот ручеек, который когда-нибудь превратится в поток. Но без этой работы нам Советы не одолеть. Это и есть третий императив. На мой взгляд, следует переходить от конфронтации с Советами к более мягкой линии, одновременно размягчая их идейное ядро, потому что конфронтация только мобилизует противника.

Вот, пожалуй, главные императивы, которые, по моему мнению, следует учитывать в американской политике.

Глава 6

1965 год. Подняться над миром

После встречи с Эйзенхауэром звезда Збигнева начала стремительно подниматься в зенит. Жизнь его загремела веселым Орлеанским диксилендом, его работы курсировали в политических кругах, его учебники стали изучаться в университетах, его взгляды – цитироваться в выступлениях конгрессменов. В США появилась политическая культура имени Жабиньского. Каждый уважающий себя янки считал за необходимость прочитать пару его наиболее популярных брошюр. Телевизионные компании не уставали приглашать его на свои передачи. В американском обществе началось осмысление себя как общества, призванного конкретными действиями взять на себя роль мирового лидера. Тем более что в работах Жабиньского справедливость этой задачи не подвергалась никаким сомнениям.

В период очередной президентской избирательной кампании Збигнев был приглашен советником в избирательный штаб Джона Кеннеди. Уровень его политических контактов и степень влияния достигли предела. К его слову прислушивались все.

Он разрабатывал внешнеполитическую программу будущего президента и формировал в штабе солидарный подход к международным делам. Молодой политолог стал воспитателем могучих и тертых функционеров. Они учились у Жабиньского системному пониманию геополитики.

После того, как Кеннеди устранили, Жабиньский продолжил работать у его преемника Линдона Джонсона. Збигнев одобрял исчезновение Джона Кеннеди из земной жизни. Этот президент ничему не научился за два года своего правления. Он слыл «голубем», не понимал, как себя следует вести с военными промышленниками, и вообще окончательно запутался во внешней политике. Больше всего Збигнева раздражало то, что Кеннеди с большим трудом воспринимал его империальные подходы и, казалось, всерьез задумывался над тем, чтобы найти компромиссы с коммунистическим миром. Несмотря на все требования Жабиньского, Кеннеди категорически отказывался втягиваться в ситуацию вокруг Вьетнама и лишь незадолго перед смертью позволил усилить там военное присутствие.

Однажды Збигнев поймал себя на том, что все его представления о человеческой истории утратили эмоциональную основу. Он думал о войнах, заговорах, геноциде так, как будто это происходило не на самом деле, а в какой-то придуманной сказке. Не было смертей, не было чудовищных страданий огромных масс людей. А был какой-то рисованный фильм, не вызывавший ничего, кроме научного любопытства. А события в этом фильме развивались драматически.

Могучая Франция безнадежно застряла в болотах Вьетнама, не в силах победить полудиких аборигенов. Вьетконг оказывал небывало упорное сопротивление колониальным войскам. Сопротивление непонятное и необъяснимое. Хотя можно было объяснить это упорство поддержкой с Севера. Для кого-нибудь другого такого объяснения было бы достаточно. Но он, Жабиньский, знал, что дело здесь не только в поддержке Севера, которая, действительно, была немалой. Вьетнамцы дрались насмерть, жертвенно и отчаянно. Неужели ими руководила красная идея? А что же еще? Наверное, то же самое происходило и с русскими в войне против Гитлера. В чем секрет красной идеи? Почему эта тупая, античеловеческая ложь так привлекает человека?

Размышляя над этими вопросами, Збигнев все больше и больше склонялся к мнению, что не внешняя сторона какой-то доктрины привлекает людей. Нет! Все дело в человеческом эгоизме. Что дает коммунизм эгоисту? Равенство? Отнюдь нет. Он дает ему возможность без борьбы встать на одну планку с более сильными. Но и это не главное. Оставаясь эгоистом, человек тайно мечтает, заполучив неправедно равные стартовые возможности, подняться над другими. В этом фокус коммунистической морали. А значит, она очень близка морали буржуазной, которая не прибегает ни к каким ухищрениям, а прямо говорит: лучшие куски – сильнейшим. Значит, обе эти идеологии – две сестры, происшедшие от одного отца – эгоизма. Но они находятся в смертельной схватке. Как сделать так, чтобы красная сестра поддалась и проиграла? Может быть, надо взывать к сестринским чувствам – мол, мы родня, похожи друг на друга, давай всем делиться. Построим постиндустриальное общество, сольемся в экстазе. Но эти мысли давно вынашивает Уолтер Ростоу, только никакого отклика на той стороне они не находят. Значит, военное столкновение, решительный бой? У Збигнева даже дух захватывало от фантастических картин третьей мировой войны. Вот это было бы действо! Действо, заслуживающее восхищения историка. Он всегда с особым тщанием изучал подробности минувших баталий. От них веяло дымом пожарищ, страданиями воюющих и гибнущих, атмосферой военного экстаза. Это возбуждало его как наркомана. Да, были побоища!