Нэнси Бильо - Чаша и крест Страница 90

Голландец не отвечал.

Оказавшись на палубе, я сразу забыла про странную резкость, с которой говорил со мной Жаккард. Как все-таки чудесно снова ощущать на лице свежий ветерок и солнечные лучи. Пока я спала в каюте, наш корабль успел пересечь неширокий пролив. Теперь мы шли по узкому протоку между берегом Нидерландов и каким-то островом. Вот она, процветающая земля с большими городами: Брюсселем, Амстердамом, Антверпеном и Гентом. Видно, что здесь живет больше людей, чем на всем английском побережье. До самого горизонта тянутся крыши теснящихся друг к другу домов, повсюду башни, колокольни и шпили церквей. Наш корабль медленно и осторожно входил в устье реки Шельды. Как и Темза, она глубока и судоходна, по ней мы доберемся до нужного города. Господи, сколько же кораблей на этой реке! Тут и галеоны, такие же огромные, как наш, и множество судов поменьше.

— Давненько я уже здесь не был… такое чувство, будто весь мир устремился в Антверпен, — сказал, подходя к нам, Чарльз Адамс.

— Так оно и есть, — отозвался Жаккард. — Португальцы везут пряности, немцы — печатные книги, купцы из Милана — шелка, венецианцы — свое знаменитое стекло… А сегодня, — он отвесил поклон в сторону собеседника, — прибывает еще и английский торговец тканями. Всех деловых людей так и тянет сюда. Фландрией правит династия Габсбургов, но истинные князья Антверпена — банкиры. Даже евреи нашли здесь для себя надежное прибежище: во Фландрии не одобряют, что их преследуют в Испании.

Остаток пути вверх по Шельде Жаккард весело болтал с Чарльзом Адамсом: о книгах, о вине, о музыке. Наблюдая, как горячо спорят эти двое, я поняла, что они уже не первый час сегодня обсуждают все те же предметы. Похоже, и минувшую ночь Жаккард провел в обществе этого купеческого сынка, к которому проникся явной симпатией.

Никогда не забуду нашего прибытия в порт Антверпена. Солнце в небе стояло уже довольно низко и отражалось во всех окнах прибрежных домов и таверн. Золотистые лучи его тысячами осколков сверкали в воде. К тому времени, когда мы нашли место, где бросить якорь, на город уже опустились сумерки. В ожидании шлюпок, которые должны были отвезти нас на берег, Чарльз Адамс пустился объяснять мне происхождение названия Антверпен.

— Вы не слышали старинную легенду? Говорят, что в незапамятные времена на берегах Шельды обитал великан, который со всех проплывавших мимо его владений требовал дань, а тому, кто отказывался платить, отрубал руку и выбрасывал ее в реку. А «бросать руку» по-голландски звучит как «hand werpen». Именно поэтому город так и называется.

— Какая милая история, — иронически сказала я.

Даже в сумерках было видно, что наш спутник покраснел.

— Пожалуй, я выбрал не самую подходящую тему, чтобы развлечь юную леди, — смущенно пробормотал он. — Надеюсь, вы не сердитесь на меня? Прошу прощения, если невольно вас напугал…

— Не беспокойтесь, моя жена обожает всякие страшные истории, — каким-то странным тоном заметил Жаккард. Что, интересно, он имел в виду?

Но я не успела это как следует обдумать, потому что как раз прибыли шлюпки, и уже совсем скоро мы ступили на твердую землю. Я очень удивилась, услышав, что Жаккард пригласил Чарльза Адамса отужинать с нами, а когда тот, сославшись на усталость, попытался было отказаться, стал настаивать.

— Да ладно вам, посмотрите на меня, я на пять лет старше вас, а совсем не устал, — поддразнивал Жаккард торговца. — Надо же пропустить по бокалу вина за благополучное прибытие, а?

В конце концов уговоры возымели действие, и господин Адамс согласился. Ну и слава богу: Жаккард будет болтать с новым другом, и у него не будет времени изводить меня своими нравоучениями. Близилась ночь, но, в отличие от Лондона и других английских городов, жителям которых строго предписывалось спать в темное время суток, на широких улицах Антверпена было полно народу. Порой я слышала французскую и испанскую речь, но по большей части уши резал очень странный язык: мои спутники пояснили, что это голландский. Из открытых дверей и окон лилась музыка, воздух благоухал приятными ароматами. Вечер был просто чудесный.

Что и говорить, запахами Антверпен сильно отличался от Лондона. Я предполагала, что во всех крупных портовых городах неизбежно воняет нечистотами. Но здесь наряду с этим повсюду чувствовался еще и резкий запах свежеотпечатанных книг, а также витали в воздухе пикантные ароматы самых разных пряностей: гвоздики, корицы, имбиря, перца и еще каких-то экзотических трав, о которых я прежде и понятия не имела.

Окажись я в Нидерландах по другому поводу и при иных обстоятельствах, наверняка бы сейчас с восторгом предвкушала, как стану исследовать неведомые уголки Антверпена. Но, увы, мы явились в этот райский уголок земли с довольно-таки темной миссией.

Жаккард привел нас на какую-то тихую улочку. Таверна оказалась не столь хороша, как я ожидала. Зато Ролина здесь многие знали: он поздоровался с одним посетителем, дружески улыбнулся другому. Оба перекинулись с ним словцом: мол, давненько мы не виделись, где ты пропадал. А потом вдруг как-то незаметно покинули заведение.

Мы уселись за стол. Жаккард стал хвастаться, что таких вин, как в Антверпене, во всем мире не сыщешь.

— Из обеих Америк сюда рекой плывут серебро и пряности, так что даже в самой захудалой таверне всегда имеется отличный выбор французских вин: они здесь лучше, чем в самом Париже.

Чарльз Адамс пригубил вино, которое заказал Жаккард.

— Ну как? — поинтересовался голландец. — Разве оно не великолепно?

— Слегка кисловато на мой вкус, — не сразу ответил Адамс. — Вы уж простите меня за откровенность, господин Ролин.

— Что-о? Они посмели подать моему другу кислое вино? — Жаккард вскочил из-за стола и направился куда-то в задние помещения. Буквально минуты через три он вернулся и поманил господина Адамса.

— Хозяин таверны просит у вас прощения и предлагает нам отведать вина из своих лучших запасов в его личной комнате. Это вино с острова Мадейра. Пойдемте же.

— А как же ваша жена? — спросил господин Адамс, бросив на меня взгляд.

— А что с ней случится? Выпьем вина и сразу вернемся. Оно у хозяина хранится в особой бочке, его надо попробовать сразу же после того, как нальешь.

Как только Чарльз с Жаккардом ушли, я вдруг обратила внимание, что в заведении стало как-то очень уж тихо. Посетителей, кроме нас, больше не было. В углу какая-то пожилая женщина с печальными глазами вытирала стаканы. И только откуда-то из другой таверны, расположенной дальше по улице, доносились едва различимые звуки музыки.

Не знаю, как я вдруг сообразила, что произошло. В таверне стояла полная тишина: не было слышно ни шума, ни каких-либо других подозрительных звуков. И тем не менее я все поняла.

Я вскочила и бросилась к той двери, за которой скрылись мои спутники. Когда я пробегала мимо женщины, полировавшей стаканы, она подняла печальное лицо и взглянула на меня с сочувствием.

Оказывается, эта дверь вела вовсе не в комнату хозяина таверны. За ней обнаружился очень узкий коридор с каменными стенами. В другом конце его, под прикрепленным к стене фонарем, я увидела Жаккарда, склонившегося над Чарльзом Адамсом. Похоже, он только что перерезал торговцу глотку.

43

— Неужели вы думаете, что мне очень хотелось убивать этого мальчишку? — сурово спросил Жаккард, вытирая мокрое от пота лицо. — Просто у нас не было другого выхода.

Он притащил меня обратно в таверну. Дверь на улицу была закрыта и заперта. Я и не слышала, что за мной бесшумно шел человек, который приветствовал Ролина, когда мы только появились здесь, и едва я попыталась закричать, он грубо зажал мне рот ладонью. Оглянувшись, я увидела, как другой приятель Жаккарда волочет тело бедного Чарльза Адамса в дальний конец коридора. Небось, оба — подельники Жаккарда по прошлым миссиям.

Жена хозяина поставила перед Жаккардом стакан, и он залпом осушил его.

— Но зачем? — Я не могла сдержать слез. — Зачем надо было убивать Адамса, ведь это ужасно!

Голландец яростно ткнул в мою сторону пальцем:

— Во всем виноваты только вы одна! Какие бы указания я вам ни давал, сколько бы ни вдалбливал в вашу голову, что очень важно молчать, — все напрасно! Вы умудрились проболтаться ему, что раньше жили в Дартфорде, уже через час после того, как мы оказались на борту!

Я похолодела и в изумлении уставилась на него широко открытыми глазами.

— Вы полагаете, я не видел, как вы там болтали и угощались вишенками? Дай, думаю, разузнаю, что вы там ему наболтали. И, как оказалось, правильно сделал!

Жаккард знаком велел налить ему еще стакан.

— Но разве обязательно было убивать бедного юношу? — резко спросила я.

Ролин от души грохнул кулаком по столу: