Артур Дойл - Долина страха. Все повести и романы о Шерлоке Холмсе Страница 10

Откинувшись на спинку сиденья, сыщик-любитель беззаботно распевал, словно жаворонок, и мне оставалось лишь размышлять о том, сколь разносторонен человеческий ум.

Глава 5

Визит по объявлению

Наши утренние прогулки оказались столь изнурительными, что отняли у меня остатки сил. К вечеру я почувствовал себя совершенно измотанным. Холмс отправился на концерт, я же прилег на софу и попытался хоть ненадолго уснуть. Но все мои старания оказались тщетными. Ум мой был слишком взволнован происшедшими событиями. Воображение настойчиво рисовало мне довольно странные картины и догадки. И, пока я лежал с закрытыми глазами, передо мной стояло искаженная, похожая на обезьянью, физиономия убитого. Какое отталкивающее впечатление производило оно! Я даже поймал себя на мысли, что искренне выразил бы благодарность тому, кто стер это чудовище с лица земли. В жизни я не видел более омерзительной рожи, чем у Еноха Дреббера из Кливленда. Но я также был вынужден признать, что сколь бы ни был мне противен вид заезжего американца, и какими бы пороками тот не обладал, это не должно мешать правосудию свершиться. В глазах закона Енох Дреббер был жертвой, и убийца его непременно должен быть найден и наказан.

Чем больше я размышлял над этим, тем невероятней выглядела гипотеза моего друга отравлении Дреббера. Я вспомнил, как Холмс понюхал его губы. Значит, мой друг заметил нечто такое, что навело его на подобную мысль. Но, предположим, яд тут не причем. Тогда что же стало причиной смерти Еноха Дреббера? Может быть, его удушили? Возможно, ран на теле его нет. Но тогда почему весь пол в комнате заляпан кровью? И чья это, собственно, кровь? Убийцы? Но следов борьбы нет, никакого оружия, которым бы Дреббер мог ранить своего противника, тоже. Да, ни мне, ни Холмсу не удастся спокойно заснуть, пока ответы на эти вопросы не будут найдены. Спокойная уверенность моего друга внушила мне мысль, что в его голове уже сложилась некая теория, объясняющая все эти противоречивые факты, но какая – мне оставалось только гадать.

Вернулся Холмс на редкость поздно. Я предположил, что он был где-то еще, ведь концерт кончился намного раньше. К его приходу обед уже стоял на столе.

– Концерт был великолепен! – садясь, произнес Холмс. – Помните, что говорил о музыке Дарвин? Он утверждал, что человечество овладело способностью воспроизводить и по достоинству оценивать звуки задолго до появления речи. Возможно, именно поэтому они имеют над нами такую силу. Наши души хранят неясные воспоминания о тех туманных веках, когда мир еще был молод.

– Довольно широкое понятие, – заметил я.

– Наши понятия и должны быть так же широки, как сама природа, иначе мы не сможем ими объяснить ее явления, – ответил он. – Что стряслось, Уотсон? На вас просто лица нет. Неужели происшедшее на Брикстон-роуд так сильно огорчило вас?

– Сказать по правде, да, – ответил я. – Я думал, что после Афганистана я стану более равнодушным к таким вещам. В Майванде я без особых нервных потрясений взирал на своих товарищей, разрубленных на куски.

– Все объяснимо, Уотсон. Таинственность, вот что будоражит воображение. А там, где нет воображения, нет и ужаса. Вы уже видели вечерние газеты?

– Нет еще, а что?

– В них напечатан подробный отчет об убийстве. Но в газетах не упоминается о том факте, что, когда подняли носилки, на пол упало женское обручальное кольцо. Это замечательно.

– Почему?

– Взгляните-ка на это объявление, – ответил Холмс. – Сегодня утром, когда мы заходили на почту, я разослал его во все газеты.

Шерлок передал мне газету, и я взглянул на то место, куда он указывал. Это объявление стояло первым в разделе «Находки». Оно гласило: «Сегодня утром на Брикстон-роуд между таверной «Белый олень» и Холланд-гроув найдено скромное золотое обручальное кольцо. Обращаться к доктору Уотсону по адресу Бейкер-стрит, 221-Б между восьмью и девятью часами вечера».

– Простите меня за то, что я воспользовался вашим именем, – извиняющим тоном произнес Холмс. – Если бы я поставил свое, кое-кто из этих болванов пронюхал бы, в чем дело, и обязательно вмешался бы.

– На этот счет можете не волноваться, – ответил я. – Но что я скажу, если кто-нибудь явится. У меня же нет кольца.

– Вот оно, – с этими словами Холмс передал мне кольцо. – Оно вполне подойдет, сходство с оригиналом почти абсолютное.

– И кто, по-вашему, должен откликнуться на ваше объявление?

– Ну, конечно же, мужчина в коричневом пальто, наш красномордый друг в ботинках с квадратными мысами. Если он не придет сам, то пришлет того, кто ему помогает.

– Неужели он не сочтет это опасным?

– Естественно сочтет. Но не настолько, чтобы отказаться от попытки вернуть кольцо. Если моя точка зрения верна, а у меня есть все основания так думать, убийца готов пойти на риск, нежели потерять кольцо. По моему мнению, он, наклоняясь над телом Дреббера, обронил его, но не заметил этого. Выйдя из дома, он обнаружил пропажу, и поспешил обратно. Но наш друг совершил большую глупость, забыв погасить свечу на каминной полке. В дом уже прибыла полиция. Убийца, испугавшись, что его заподозрят, решил притвориться мертвецки пьяным, и это его спасло. Теперь поставьте себя на место этого человека. Вы наверняка подумаете, что, выходя из дома, обронили кольцо на дороге. Что вы станет делать в этом случае? Непременно броситесь просматривать вечерние газеты в надежде увидеть среди прочих объявление о находке. Так же поступит и убийца. Естественно, он натолкнется, или, точнее, уже натолкнулся на наше объявление. Он, должно быть, думает, что ему повезло. Заподозрит ли он ловушку? В его глазах, человек, нашедший кольцо, никоим образом не связан с убийством. Он должен явится и обязательно явится к нам. Не пройдет и часа, как мы увидим его.

– А что потом? – тревожно спросил я.

– О, предоставьте это дело мне. У вас есть какое-нибудь оружие?

– У меня есть старый военный револьвер и несколько патронов.

– Хорошенько почистите и зарядите его. Наш гость может оказаться отчаянным малым. Он, конечно, не ожидает подвоха, но лучше быть готовыми ко всему.

Я отправился в свою спальню и последовал совету Холмса. Вернувшись с револьвером, я увидел, что со стола все убрано, а Холмс поглощен своим любимым занятием – царапаньем по струнам. Послушав несколько минут его душераздирающий скрежет, я решил вмешаться.

– Дело усложняется, – тут же заговорил он. – Только что пришел ответ на телеграмму, отправленную мной в Америку. Мое мнение обо всем этом деле оказалось верным.

– То есть? – нетерпеливо спросил я.

– Как бы прелестно зазвучала моя скрипка, одень ей новые струны, – мечтательно заметил он. – Уберите свой пистолет в карман, Уотсон. Когда придет этот субъект, говорите с ним как можно естественней. Остальное я беру на себя. И не разглядывайте его, иначе вы его спугнете.

– Сейчас ровно восемь, – произнес я, взглянув на часы.

– Да. Вероятно, он будет здесь через несколько минут. Прошу вас, приоткройте чуть-чуть дверь. Хорошо. А теперь сделайте вот что. Вставьте ключ с внутренней стороны. Спасибо. Очень любопытную древнюю книжицу приобрел я вчера в лавке, – Шерлок положил на стол коричневый томик «De Jure inter Gentes» («О международном праве»), изданный на латинском языке, в Льеже, в Нидерландах, в 1642 году и заметил: – В то время голова Карла еще хорошо держалась на его плечах.

– А кто издатель? – поинтересовался я.

– Какой-то Филипп де Круа. Посмотрите, на титульном листе сильно выцветшая надпись: «Ex libris Gulielmi Whyte». Хотел бы я знать, кто такой был этот Вильям Уайт. Полагаю, что какой-нибудь въедливый казуист семнадцатого века. У него и почерк-то как у настоящего крючкотвора. Слышите? Думаю, что пришел человек, которого мы так ждем.

Рассуждения моего друга прервал резкий звонок колокольчика. Шерлок Холмс тихо встал и передвинул свое кресло к двери. Послышались шаги служанки, затем раздался щелчок открываемого замка.

– Здесь живет доктор Уотсон? – спросил кто-то чистым, но грубоватым голосом.

Мы не услышали ответа служанки, но не прошло и нескольких минут, как кто-то начал медленно, старческой походкой, подниматься по ступенькам. Шаги его были неуверенными. Мой друг прислушался, и удивленное выражение скользнуло по его лицу. Шаги медленно приблизились, затем раздался робкий стук в дверь.

– Входите, – громко сказал я.

В ответ на мое приглашение в комнату, вместо ожидаемого нами свирепого детины вошла, ковыляя, морщинистая старуха. Она остановилась, ослепленная внезапным светом лампы, затем неуклюже присела, изобразив реверанс. Выпрямившись, она смотрела на нас мутными, подслеповатыми глазками, нервно теребя карман дрожащими пальцами. Я взглянул на своего друга – он выглядел настолько разочарованным, что мне даже стало жаль его.

Старая карга вытащила вечернюю газету и ткнула пальцем на наше объявление.