Джон Карр - Загадка Красной вдовы Страница 12

– Начнем с меня, – сказал Мантлинг, – и продолжим по порядку против часовой стрелки: Боб Карстерс, Гай, Изабелла и так далее. Итак, мне досталась, – он поднял руку, чтобы продемонстрировать карту, – девятка треф. У кого больше?

Шевеление за столом усилилось. Карстерс выругался, пощипал щетку усов и перевернул свою карту.

– Тройка червей, – сказал он, возя карту по столу за уголок. – Повезло. Впрочем, не знаю. Я мог бы выиграть, если бы мы играли на деньги. Вы, Гай?

Гай аккуратно положил сигарету на край тарелки – так, чтобы оба ее конца были взвешены в воздухе. Когда он перевернул свою карту, на его лице была неподвижная презрительная гримаса. Он приподнял карту за уголок, затем снова взял сигарету.

– Алан, к счастью или к несчастью, но у тебя по-прежнему самая старшая карта. – Терлейн, бросив быстрый взгляд в сторону Мантлинга, заметил, что тот утирает лоб. Шевеление за столом еще усилилось, даже скатерть стала двигаться туда-сюда, будто ее кто-то потихоньку дергал. – У меня семерка пик. Если тебе немного повезет и если тетя Изабелла…

– У меня есть и своя доля везения, – вмешалась Изабелла, и в конце фразы ее голос зазвенел, – что бы там ни говорил Гай.

Не спуская светлых-светлых глаз с лица Мантлинга, она подняла карту вверх, а ее левая рука в это время вцепилась тонкими пальцами в скатерть и тянула ее так, что по столу ехали тарелки.

– Нет, черт возьми! – вскричал Мантлинг. – Только не…

– Продолжайте, – холодно сказал Гай. – Дама. Продолжайте.

– Боюсь, я не смогу побить вашу карту, – сказал сэр Джордж. Терлейн почувствовал облегчение и, взглянув на баронета, уловил в его глазах веселый блеск. – Десятка бубен – вот все, на что я способен. Но я согласен с Мантлингом. Мы не можем позволить мисс Бриксгем…

– Ха-ха-ха, – раздельно сказал Равель и подавился смешком. Он поднес палец к носу и нарочито по нему постучал. – Ей и не придется. Нет, не придется. Благодаря мне. У меня «папа». Видите, у меня король бубен. Так-то. Куда идти? Куда?..

– Еще не все карты открыты, – медленно проговорил Мантлинг.

Пауза затягивалась. Бендер сидел, выпрямив спину и прикрыв рукой глаза.

– Ну? – не выдержал Карстерс. – Давайте, не тяните!

Бендер медленно протянул руку и перевернул карту. У него оказался пиковый туз.

За столом зашумели; всем полегчало. Бендер убрал руку и снова прикрыл ею глаза. Из-за руки было трудно разглядеть, какое выражение было на его смуглом проницательном лице, но Терлейн мог бы поклясться, что в течение какого-то мгновения на нем была недобрая ухмылка.

– Знаете, Бендер, – тяжело уронил Гай, – некоторые считают туз пик картой смерти.

Карстерс пробормотал что-то нечленораздельное. Бендер встал и аккуратно обмел платком прилипшие к костюму крошки.

– Я к таковым не принадлежу, сэр, – с удивительным спокойствием ответил он.

Интересно, почему Гаю он говорил «сэр», а Алану – нет? И это «сэр» звучало как-то подобострастно. – Думаю, я сумею позаботиться о себе. Что я теперь должен делать?

– Мы вас запрем, – шутливо ответил Мантлинг. Похоже, он снова обрел хорошее расположение духа. – Пойдут я, Терлейн, Джордж и Г. М. Остальные могут присоединиться к нам или остаться здесь – по желанию. Потом мы будем сидеть здесь и ждать. Да! Вам придется закрыть за собой двери «вдовьей комнаты», чтобы соблюсти чистоту эксперимента. Но вот эти двойные двери будут открыты, и мы будем находиться поблизости от них. У вас есть часы? Каждые пятнадцать минут мы будем вас звать, а вы будете отвечать. Сейчас три минуты одиннадцатого. Эксперимент будет закончен в три минуты первого. Так! Мы должны соблюсти подобающую форму. Терлейн, вы возьмете мистера Бендера за одну руку, я возьму за другую…

Бендер резко повернулся. Его лицо пошло красными пятнами.

– Не стоит вести себя так, будто меня ждет виселица. Я пойду сам, спасибо.

Но по застывшим, напряженным лицам, по тому, как медленно двигалась процессия – никто не хотел идти впереди, – можно было подумать, что они действительно ведут человека на казнь. В коридоре, куда проникал свет из столовой, было достаточно светло. Они подошли к дверям во «вдовью комнату», и Терлейн во второй раз за вечер увидел большое квадратное помещение. Когда-то великолепные, а теперь просто грязные обои клочьями свисали со стен. В люстре, привернутое до минимума, горело желто-голубое пламя газового рожка. Напротив двери располагалось высокое французское окно. Снаружи оно было закрыто заржавленными стальными ставнями, закрытыми и намертво скрепленными друг с другом болтами, такими ржавыми, что, как ни бился над ними Мантлинг ранее вечером, отвернуть их ему не удалось. Одно-два из многих стекол старого окна были разбиты, и в комнате чувствовался легкий сквозняк.

Бендер с любопытством огляделся. Осмотрел просторную кровать в форме лебедя с позолоченными боками и шеей, переходящей в раму для балдахина. Сам балдахин – порядком выцветшая розовая тряпка – был собран складками справа от окна. Он поймал свое отражение в зеркале, повернулся крутой, глядя по очереди в зеркала на каждой стене. Но взгляд его всегда возвращался к столу из полированного атласного дерева и расставленным вокруг него креслам.

Все и так чувствовали себя не в своей тарелке, а тут еще Карстерс с Равелем, оставшиеся в столовой, стали наперебой выкрикивать шутливые предупреждения и сами над ними смеяться. Равель отпустил неуместную шутку насчет пауков; услышав ее, Терлейн вздрогнул.

Мантлинг угрюмо сказал:

– Надеюсь, огонь в камине вам не нужен? Я так и думал. Вам что-нибудь вообще нужно? Э… сигареты? Бутылка виски? Может, что-нибудь почитать?

– Нет, спасибо, ничего не надо, – сказал Бендер. Он все время тянул то за один обшлаг пиджака, то за другой, а то вдруг бросал пиджак и начинал терзать манжеты. – Я не курю, а пить у меня нет настроения. Я… пожалуй, чтобы убить время, что-нибудь попишу.

С несколько вызывающим видом он выдвинул из-под стола кресло и сел. Мантлинг с сомнением посмотрел на него, пожал плечами и направился к выходу. Остальные потянулись за ним. Бендер сидел прямо, будто аршин проглотил, среди древней пыльной мебели, в рожке тихонько шипел газ, а за деревянными панелями, которыми понизу были обиты стены, шуршали крысы. Дверь закрылась.

– Не нравится мне это, – вдруг проворчал Г. М. – Ох как не нравится! – Секунду он глядел на закрытую дверь, затем впереди всех тяжело потопал в столовую.

В столовой находились только Равель с Карстерсом. Шортер успел сервировать стол несколькими графинами, и шутники чокались под ужасающие тосты.

– Гай и тетушка Изабелла? – сказал Карстерс, падая обратно на стул. – Ушли. Мы не смогли убедить их остаться. Изабелла, кажется, расстроилась, а Гай… никогда точно не скажешь, о чем он думает.

Мантлинг положил свои часы на стол как раз в тот момент, когда часы в холле пробили четверть. Все уселись поближе к дверям, ведущим в коридор, и поглядывали в ту сторону. Послали за свежим кофе и разлили его по чашкам; но кофе Терлейна, казалось, успевал остыть до того, как он начинал его пить.

То были самые долгие два часа в его жизни. Поначалу разговор тек оживленно. Как будто намеренно стараясь отвлечь компанию от «вдовьей комнаты», Мантлинг с Карстерсом пустились в воспоминания о том, как они «вдоль и поперек исколесили все три континента» и «не упустили ни одного случая испробовать в деле новое ружье». Подвыпивший Карстерс громогласно острил, время от времени удачно. Терлейн тихо беседовал с сэром Джорджем, а Равель рассказывал анекдоты им обоим. Только Г. М. был мрачен и неразговорчив. Он теребил пальцами клочья волос, окаймлявших лысину, что-то ворчал себе под нос и посасывал потухшую трубку. В первый раз он заговорил, когда Равель попытался перевести разговор на «вдовью комнату».

– Нет! – резко сказал Г. М. – Пока не надо. Еще рано. Дайте мне подумать. Не сбивайте меня. Я ждал этих двух часов. Я хотел услышать от Гая историю. Что за проклятие? Что там с креслами, с этими безвредными креслами? Мне нужно знать. Я этого так не оставлю. – Он посмотрел на Мантлинга. – Вы не в курсе и ничего не можете рассказать, верно?

– Совершенно верно, – кивнул Мантлинг, не отрывая взгляда от Г. М. Затем он снова опустил глаза к некоей структуре, которую он возводил на столе из обеденных принадлежностей. – Глянь сюда, Боб, дружище. Вот Замбези. Здесь все покрыто острой травой и колючим кустарником. Тут и загонщиков не надо. А вот здесь – это вельд – у тебя идет цепь загонщиков…

Часы пробили половину. Мантлинг замолчал, помедлил, затем повернулся в сторону «вдовьей комнаты» и прокричат:

– Бендер, как вы там?

Бендер отозвался – не слишком весело, но ответил. Первый приступ страха миновал…

Страх убывая. Часы снова пробили четверть, затем – одиннадцать часов. Певучие ноты становились все громче по мере того, как вечерний Лондон затихал. К окнам, пряча контуры и звуки, приник густой туман. Изредка было слышно, как сигналят такси, которые тихонько крались, прижимаясь к тротуарам. Пробило четверть двенадцатого; окурков в пепельницах становилось все больше. И каждые четверть часа из «вдовьей комнаты» доносился голос Бендера.