Жорж Сименон - Мегрэ в суде присяжных Страница 13

— Многие это предвидели, и все же приговор произвел впечатление, как бомба… Все встали… Мать малышки, опять вернувшаяся на себе место, упала в обморок, и ее чуть не затоптали…

— А Меран?

— Он, казалось, ничего не понял. Дал себя увести, даже хорошенько не сознавая, что же произошло. Журналисты, которым удалось к нему пробраться, так ничего и не добились. Тогда они снова кинулись к его жене, сидевшей рядом со своим телохранителем — адвокатом Ламбленом. Сразу после приговора она побежала к Мерзну, словно хотела броситься к нему на шею, но он уже уходил.

— Где она сейчас?

— Ламблен увел ее в какой-то кабинет, возле раздевалки адвокатов. Жюсье не выпускает ее из виду.

Было уже половина седьмого. Служащие уголовной полиции расходились. В кабинетах гасли лампы.

— Я пошел обедать домой! — сказал комиссар.

— А мне что делать?

— Сходи пообедай и ложись спать.

— Вы думаете, может что-нибудь случиться? Комиссар, открывавший шкаф, чтобы достать пальто и шляпу, только пожал плечами.

— Ты хорошо помнишь, как проходил обыск?

— Очень хорошо.

— Ты уверен, что в квартире не было оружия?

— Уверен. Я даже убежден, что Меран никогда его и в руках не держал. Его освободили от воинской повинности из-за плохого зрения.

— До завтра, голубчик!

— До завтра, патрон!

Мегрэ сел в автобус, потом, сгорбившись и подняв воротник, прошел по бульвару Ришар-Ленуар. Когда он поднялся до площадки своего этажа, дверь открылась, обозначив яркий прямоугольник света, и потянуло запахом из кухни.

— Доволен? — спросила мужа мадам Мегрэ.

— Чем?

— Тем, что его оправдали?

— А ты откуда знаешь?

— Только что передали по радио.

— А еще что сказали?

— Что жена ожидала его у входа и они вместе поехали на такси домой.

Комиссар вновь погрузился в привычный семейный мир, сунул ноги в шлепанцы.

— Есть очень хочешь?

— Не знаю… А что у тебя на обед?

Он думал о другой квартире, на бульваре Шаронн, где сейчас находилась другая супружеская пара. У них, наверное, и обед не приготовлен. Разве что в холодильнике ветчина или сыр.

На улице двое инспекторов шагают взад и вперед под дождем, если только не спрятались где-нибудь в подъезде.

Что там происходит? Что сказал Гастон Меран жене после семи месяцев, проведенных в заключении? Как он смотрел на нее? Пыталась ли она поцеловать его, взять за руку?

Клялась ли, что все, что было сказано на ее счет, — неправда?

А может быть, просила прощения, уверяла, что любит только его?

Пойдет ли он завтра к себе в магазин и в окантовочную мастерскую в глубине двора?

Мегрэ ел машинально, а жена понимала, что сейчас не время его расспрашивать.

Зазвонил телефон.

— Алло!.. Да… Это я… Кто?.. Ваше?.. Жюсье тоже с вами?

— Я звоню вам из ближайшего бистро, чтобы отчитаться. Ничего особенного не произошла но я подумал, что вам интересно узнать…

— Они вернулись домой?

— Да.

— Вдвоем?

— Да. Через несколько минут на четвертом этаже зажегся свет. Сквозь шторы я видел мелькавшие взад и вперед тени.

— А дальше?

— Полчаса спустя жена вышла на улицу с зонтиком в руках. Жюсье пошел следом. Далеко она не ходила: забежала в колбасную, потом в булочную и вернулась.

— Жюсье ее близко видел?

— Довольно близко. Через окно колбасной.

— Как она выглядит?

— Похоже, что наплакалась. На скулах — красные пятна, глаза блестят.

— Она не встревожена?

— Жюсье утверждает, что нет.

— А потом?

— Они, вероятно, поужинали. Потом я видел силуэт Жинетты Меран в окне другой комнаты, должно быть, спальни.

— И это все?

— Да. Нам обоим здесь оставаться?

— Думаю, что так будет вернее. Хорошо бы одному из вас побыть на их лестнице. Жильцы, наверное, ложатся спать рано. Пусть, например, Жюсье, как только в доме все стихнет, устроится на площадке. Можно сказать консьержке, чтобы она помалкивала.

— Слушаюсь, патрон!

— Позвони мне все же часа через два.

— Если не закроют бистро.

— Возможно, я туда зайду.

В квартире оружия не нашли, но ведь убийца Леонтины Фаверж зарезал ее ножом, которого, впрочем, тоже не отыскали. По утверждению экспертов, нож был очень острый, как у мясников.

Допрашивали всех ножовщиков, всех владельцев скобяных лавок в Париже, но это ни к чему не привело.

В конечном счете, ничего не было известно, кроме того, что убиты женщина и девочка, что на синем костюме, принадлежащем Гастону Мерану, обнаружены пятна крови, и, наконец, что жена Мерана в тот период, когда произошло убийство, несколько раз в неделю появлялась с любовником в меблированных комнатах на улице Виктор-Массэ.

Вот и все. За отсутствием доказательств присяжные признали Мерана невиновным. Но если они не могли утверждать, что Меран виновен, они также не могли доказать и его невиновность.

Пока муж находился в заключении, Жинетта Меран вела, себя безупречно, редко выходила из лома и ни с кем подозрительным не встречалась.

Телефона у нее в квартире не было. Наблюдение за перепиской ничего не дало.

— Ты и вправду собираешься туда сегодня ночью?

— Просто прогуляюсь перед сном.

Что он мог ей ответить? Что супруги Меран, так не подходившие для совместной супружеской жизни, сейчас находились вдвоем в этой странной квартире, где тома «Истории Консульства и Империи» стояли на полках рядом с куклами из шелка и иллюстрированными еженедельниками, рассказывающими об интимной жизни кинозвезд.

Глава пятая

Около половины двенадцатого Мегрэ вышел из такси на бульваре Шаронн. Жюсье с безразличным, как у всех, кто ведет слежку по ночам, лицом, бесшумно возник из темноты и указал на светящееся окно четвертого этажа. Это было одно из немногих светлых пятен в квартале, где обитатели рано идут на работу.

Хотя дождь не переставал, но между туч сквозь его поредевшую пелену виднелись серебристые просветы.

— Это окно в столовой, — пояснил инспектор, от которого сильно пахло табаком. — В спальне с полчаса как потушили свет.

Мегрэ немного подождал, надеясь уловить за шторами признаки жизни. Но все оставалось без движения, и он возвратился домой.

На другой день по донесениям инспекторов и телефонным разговорам Мегрэ собирался восстановить час за часом все действия супругов Меран и затем продолжить за ними наблюдение.

В шесть утра, пока консьержка выносила мусор, два инспектора пришли на смену ночным, но ни один из них не вошел в дом: днем на лестнице оставаться было нельзя.

Сообщение Ваше, который провел там ночь, то сидя на ступеньках, то подходя к двери, лишь только из квартиры доносился малейший шорох, вызывало некоторое недоумение.

Вскоре после ужина, во время которого Мераны почти не разговаривали, Жинетта прошла раздеться в спальню. Жюсье подтвердил, что с улицы видел ее тень в окне, когда она снимала через голову платье.

Муж в спальню не вошел. Жинетта вернулась в столовую сказать несколько слов, затем, наверное, легла. Меран продолжал сидеть в кресле в столовой.

Позднее он несколько раз поднимался с кресла, шагал из угла в угол, иногда останавливался, снова холил и усаживался в кресло.

Около полуночи жена опять пришла поговорить с ним. С площадки Ваше не мог различить слова, но слышал два голоса. По тону разговор не походил на ссору, скорее это был монолог молодой женщины, в который муж время от времени вставлял короткую фразу или только одно слово.

Жинетта вновь легла, судя по всему — одна. В столовой продолжал гореть свет, и в половине третьего молодая женщина еще раз позвала мужа.

Меран не спал, так как сразу кратко ответил ей. Ваше полагал, что она плакала. Он даже слышал монотонную жалобу, прерываемую всхлипываниями.

По-прежнему без злобы муж отослал ее спать, а потом, видно, и сам наконец задремал в своем кресле.

Немного погодя в квартире над ними заплакал ребенок. Послышались приглушенные шаги, а с пяти часов начали подниматься жильцы, зажглись лампы, запах кофе заполнил лестничную площадку. Уже в половине шестого какой-то мужчина, шедший на работу, с любопытством посмотрел на инспектора, которому негде было спрятаться, потом на дверь квартиры Меранов и, кажется, все понял.

С шести часов наружное наблюдение вели Дюпе и Барон. Дождь перестал, с деревьев падали капли. Из-за тумана лаже вблизи ничего не было видно.

Лампа в столовой продолжала гореть а в спальне было темно. Вскоре из дома вышел небритый, в помятом костюме, который он так и не снимал на ночь, Меран и направился к бару на углу. Там он выпил три чашки черного кофе и съел несколько рогаликов. В ту минуту, когда Меран собирался нажать ручку входной двери и выйти, он словно спохватился и, вернувшись к стойке, заказал рюмку коньяку, которую выпил залпом.