Рекс Стаут - Вышел месяц из тумана Страница 14

– К нам Кремер и Стеббинс с ордерами. Инспектор пришел за вами, сержант – за мной. Большая честь для нас!

Вульф уставился на меня, а когда посетители вошли, точно так же посмотрел на них.

– Я ведь предупреждал вас вчера вечером, – начал инспектор, вешая пальто на спинку кресла и присаживаясь.

– Чепуха, – фыркнул шеф.

Кремер достал из кармана бумаги.

– Я пущу их в ход лишь при крайней необходимости, – объявил он. – Прекрасно знаю, что в этом случае произойдет, вы с Гудвиным откажетесь отвечать на вопросы, а потом освободитесь под залог, как только у Паркера дойдут до этого руки. Но то, что вы сделали, я записал на ваш счет, и счет этот еще не закрыт. Одно дело – быть привлеченным в качестве свидетеля, но совершенно другое – сознательно препятствовать отправлению правосудия. Мы ведь утаили в интересах следствия содержания ваших с Гудвином показаний. Вы это прекрасно знали и все же не сочли нужным держать язык за зубами. Да еще кому все выболтали – троим подозреваемым в убийстве! Фрэнк Эдей подтвердил, что получил эти сведения от вас, – он разговаривал по телефону с помощником окружного прокурора.

Опять этот «генератор идей»!

– Вот болван! – высказался Вульф.

– М-да. А вы-чо надеялись, что они будут молчать.

– Вовсе нет. Я не брал с них обещаний на этот счет, да они и сами их не давали. Однако я сказал им без обиняков, что если доберусь до убийцы раньше вас, то по возможности попытаюсь спасти репутацию этой адвокатской фирмы. Если Эдей сделал то, что он сделал, по простоте душевной, значит, он не понимает, что в его интересах не мешать моему расследованию. Если же он поступил так с умыслом, дело дрянь.

– Кто ваш клиент? Отис?

– На сей раз у меня никакого клиента нет. Я добиваюсь, чтобы человек, подорвавший мою веру в себя, получил по заслугам. Ваши угрозы засадить меня в тюрьму за помехи правосудию – в сущности, чистой воды ребячество. Я ведь не сую нос в дело, которое меня не касается. Теперь мне уже не избежать того, что мой собственный галстук будет фигурировать в суде в качестве вещественного доказательства. Меня могут даже совсем опозорить, вызвав для его опознания. Удовлетворен я буду лишь тогда, когда найду негодяя, который этим галстуком воспользовался. Сообщив мистеру Отису и его компаньонам то, о чем мисс Аарон рассказала моему помощнику, и предупредив их о грозящих фирме неприятностях, я действовал в своих личных интересах и при этом не нарушил никаких законов.

– Вы же прекрасно знали, что мы держим эти сведения в тайне!

Плечи Вульфа поднялись ровно на одну восьмую дюйма:

– Я не обязан склоняться в почтительном поклоне перед вашей тактикой ведения дела – этого не требуют ни законы, ни обычаи. Мы с вами не юристы. Спросите окружного прокурора, захочет ли он выдвинуть против меня обвинение. У вас есть ордер на задержание меня в качестве свидетеля?

– Да. И второй такой же на имя Гудвина.

– Но вы не пускаете их в ход – по той причине, о которой вы говорили, – и только потрясаете вашим оружием. А вообще к чему, собственно, вы клоните? Что вам нужно?

Стеббинс, стоявший за креслом, в котором расположился инспектор, издал басовитый рык. Лишь одна вещь на свете доставила бы Жемчужинке большее удовольствие, чем арест моего шефа или меня самого, – арест нас обоих. Вести нас с Вульфом скованными друг с другом наручниками – о, какое это было бы для него наслаждение! Однако рык Жемчужинка издал недовольный, и за это я одарил его лучезарнейшей из своих улыбок. Он в это время усаживался в кресло.

– Мне нужна правда, – заявил Кремер.

– Фуй! – фыркнул шеф.

Инспектор кивнул:

– Вот именно, «фуй»! Если я приму на веру заявление Гудвина в том виде, как оно есть, – ну, если он потом ничего не прибавит и не убавит, – тогда выходит, что один из этой троицы – Эдей, Хейдекер или Джетт – убил Берту Аарон. Тогда мне не придется больше возиться с этим делом, так ведь?

– Да.

– Но если гудвинское заявление примут на веру присяжные, получится так, что никого из этих троих невозможно будет изобличить. Берта Аарон вошла в дом двадцать минут шестого; Гудвин разговаривал с нею до тридцати девяти минут шестого, после чего поднялся к вам в оранжерею. В десять минут седьмого он вернулся и обнаружил в кабинете труп. Так, отлично, теперь об этих троих. Если кто-то из них и беседовал с покойной вчера днем, а затем последовал за нею, когда она ушла из конторы, мы это не в состоянии будем доказать. Во всяком случае, пока нам это не удалось, и я очень сомневаюсь, что в конце концов удастся. У каждого из компаньонов личный кабинет, секретарши их сидят в совершенно других комнатах, не смежных с этими. Мы, само собой, до сих пор пытаемся выяснить, куда эти трое ходили в течение дня и с кем разговаривали по телефону. Получается вот что. Перли, дайте-ка бумагу.

Жемчужинка извлек из кармана сложенный лист бумаги и вручил его инспектору. Кремер несколько мгновений его изучал, потом заговорил:

– У компаньонов в тот день было совещание по какому-то судебному делу, не по делу Соррела. Назначено оно было на половину шестого. Они должны были собраться в кабинете Фрэнка Эдея. Когда Джетт за пару минут до назначенного срока появился в этой комнате, сам Эдей уже был на месте. Хейдекер опоздал и появился лишь без четверти шесть. Он сказал, что выходил из конторы по делу, которое заняло у него больше времени, чем он рассчитывал. После этого все трое просидели в кабинете, обсуждая подробности дела, до тридцати пяти минут седьмого. Итак, если даже исключить Джетта и Эдея и сосредоточить внимание на Хейдекере, что нам это даст? Гудвин говорит, что вышел из кабинета в тридцать девять минут шестого, оставив там посетительницу целой и невредимой. Хейдекер же через шесть минут после этого был уже на совещании. Не мог же он за это время успеть поговорить с ней по телефону, прийти сюда, убить ее и вернуться в свою контору, расположенную более чем в миле от вашего дома! Это совершенно невероятно, не стоит даже обсуждать. Никто из компаньонов не мог убить ее и после совещания. Тут мне не надо уже основываться на показаниях Гудвина – у меня самого зафиксировано в блокноте, что он звонил мне в тридцать одну минуту седьмого, а конференция, если помните, закончилась лишь без двадцати пяти семь. Ну, как вам все это нравится?

Вульф бросил на него недовольный взгляд:

– Совсем не нравится. Что за дело было у Хейдекера?

– Он ходил в театр за билетами. Обошел целых три театра. Вам может показаться, что такой состоятельный человек, как он, должен доставать билеты через агентство, но он, похоже, действительно был в этих театрах – во всяком случае он верно назвал шедшие там спектакли. Мы проверили. Хотя в билетных кассах его не запомнили.

– А что, Эдей и Джетт совсем не покидали контору между половиной пятого и половиной шестого?

– Неизвестно. Они заявляют, что никуда не отлучались, никто их слов вроде бы не опровергает, но вопрос остается открытым. Но какое это имеет значение, раз Хейдекера в конторе точно не было?

– Особого значения не имеет. И, конечно, не выдерживает никакой критики предположение, что один из этой троицы нанял головореза, чтобы убить ту женщину.

– Разумеется. Наемный убийца нашел бы лучшее место, чем ваш кабинет, и более подходящее орудие, чем ваш галстук. Нет, это чушь. Остается выбрать одну из трех возможностей. Первая, – инспектор загнул палец, – заключается в том, что все три компаньона лгут: возможно, совещание начиналось не в половине шестого, а может, Хейдекер пришел позже, чем без четверти шесть. Вторая возможность, – Кремер загнул еще один палец, – предполагает, что Берта Аарон, сказав, что один из руководителей фирмы, имела в виду не одного из компаньонов, а кого-нибудь из работающих в фирме адвокатов. Их девятнадцать. Но если Гудвин в своем заявлении привел ее рассказ дословно, то эта гипотеза более чем сомнительна. И наконец третья возможность. – Был загнут третий палец. – Оно заключается в том, что гудвинское заявление – чистой воды обман. Берта Аарон вовсе не сказала «руководитель фирмы». Одному богу известно, что она сказала. Вообще, все, что нам известно об этом деле, может оказаться ложью. И я допускаю, что мы так больше ничего и не узнаем. – Берта Аарон мертва, и, как бы впоследствии не обернулось дело, Гудвин потом заявит, что слышал от нее то, что будет ему в это время выгодно. Такие вот три возможности. Выбирайте, какая вам больше по вкусу.

Шеф хмыкнул:

– Последнюю я отвергаю начисто. Если полагать, что мистер Гудвин способен на такой чудовищный обман, то меня неминуемо надо считать соучастником, ведь он доложил мне о разговоре с мисс Аарон, когда она была еще жива, или как раз когда ее убивали. Второе предположение тоже кажется мне неверным. Вы ведь знаете, вчера ночью я говорил с мистером Отисом. Он выразил уверенность в том, что она употребила слова «один из руководителей фирмы» в буквальном смысле.